— Вы понимаете, какое значение имеет для нас оборона?! — не столько спрашивал, сколько убеждал Устинов членов Политбюро.

«Они [члены Политбюро. — В. В.] высказали понимание стратегического, оборонного значения этой дороги в условиях “холодной войны”, — вспоминал Байбаков. — Ведь пропускная способность старой железной дороги уже полностью исчерпана, и можно было представить, что в чрезвычайных условиях мы бы просто “задохнулись”. Но не только этим объяснялась необходимость строительства БАМа. Надо было развивать производительные силы Восточной Сибири и Дальнего Востока. И я, как председатель Госплана, доказывал это. Именно БАМ, который ныне в определенных кругах, а также в средствах массовой информации вызывает столько нареканий из-за своей дороговизны, способен был помочь нам решить вопросы освоения богатств этого района».

Позднее, уже будучи пенсионером, Байбаков не раз отвечал журналистам на вопрос: а нужен ли был БАМ? И говорил, что считает эту транспортную магистраль крайне необходимой, поскольку без нее, по его мнению, немыслимо дальнейшее развитие производительных сил Сибири и Дальневосточного края. Другое дело, что, построив БАМ, страна допустила отставание в сооружении промышленных предприятий, продукция которых должна транспортироваться по этой дороге. Отсюда и неэффективная пока работа БАМа. Байбаков, тем не менее, признавал, что при выполнении плановых заданий была допущена оплошность:

«В своих материалах мы показывали, какая должна быть загрузка магистрали в мирное время. Однако с созданием инфраструктуры, обслуживающей производство, поотстали, а нужно было успевать за всем.

Все еще слышится голос Устинова:

— Что ты, Николай, не знаешь, какие против нас сосредоточены огромные силы?! Ты понимаешь, какое значение имеет оборона? Так помогай крепить ее!

— Все это так, но свободных денег нет, — объяснял я, но, находясь под постоянным нажимом, вынужден был перераспределять средства из одной отрасли в другую, где возникали острые проблемы».

Строительство БАМа обошлось Советскому Союзу в 17,7 миллиарда рублей (в ценах 1991 года). Это несмотря на заявление председателя Госплана, что «свободных денег нет», и вопреки его попыткам противостоять нажиму.

Зато другую авантюру — поворот сибирских рек — Госплан сумел предотвратить. Не в одиночку, конечно, но все же. Идея вынашивалась еще до войны. Госплан тогда поручил экспертным комиссиям подготовить обоснование проекта. Но помешала война. После войны было не до того. Значительно позже решили вернуться к этой идее. Но Косыгин и Байбаков выступали ее стойкими противниками. Несмотря на сильнейшее давление Минводхоза СССР и азиатских республик, проект не получил практического воплощения.

Оценив ситуацию, возникшую к середине 1970-х, работники Госплана пришли к выводу, что ряд заданий пятилетки не может быть выполнен. Тому немало причин: и экономическая несбалансированность как результат затратного принципа хозяйствования, и положение в строительстве, где финансовые средства осваивались, а ввод производственных мощностей задерживался, и замедленное развитие базовых отраслей: тяжелой промышленности, добычи угля, производства черных металлов.

Кому-кому, а специалистам Госплана было видно, что ограниченность ресурсов, выделяемых на развитие отраслей экономики, связана с непомерными расходами на оборону. В итоге расходы государственного бюджета превысили его доходы.

«Появились и другие тревожные симптомы: предприятия пищевой промышленности встали на путь ухудшения качества продовольствия, — вспоминал Байбаков. — При тех же материальных ресурсах пищевики из прежнего количества мяса производили больше колбасы, добавляя в продукт больше крахмала, воды. Впервые ухудшение качества продуктов питания обнаружилось еще при Н. С. Хрущеве. Но тогда подобные случаи носили частный характер. Теперь же это стало своего рода эпидемией. Сдвиги в ассортименте стали все больше проявляться, когда некоторым предприятиям пищевой и легкой промышленности предоставили право самостоятельно планировать, вести хозрасчет. Часть прибыли оставалась в распоряжении предприятий. Но беда в том, что прибыль увеличивалась не за счет роста эффективности производства и ресурсосбережения, а, как выяснилось, путем описанных выше операций, скрытого повышения цен на производимые товары. Этот так называемый ассортиментный ход не учитывался в индексах ЦСУ СССР и осуществлялся ведомственным путем в обход Госплана».

Доложил Байбакову об этом безобразии начальник сводного отдела Владимир Воробьев. По его поручению проблему изучала Нина Галушкина, ветеран пищевой промышленности. Она поехала в регионы, побывала в различных научно-исследовательских институтах, на заводах и фабриках. Проведенный ею анализ показал, что примерно половина прироста товарооборота достигалась за счет ухудшения качества и скрытого повышения цен.

— Страна попала в опасное положение, — говорил Воробьев Байбакову. — Выход напрашивается такой: за счет прироста сырья надо выпускать новую, более качественную продукцию и постепенно вытеснять не удовлетворяющую запросам потребителей.

Первый вице-премьер правительства Российской Федерации, министр экономики Российской Федерации Яков Моисеевич Уринсон. 1 февраля 1998. [РИА Новости]

После долгого разговора, колебаний и сомнений председатель Госплана и начальник отдела сошлись во мнении, что руководство страны должно узнать о сложившейся ситуации.

— Подготовьте обстоятельный доклад, — попросил Байбаков Воробьева.

То, что такой доклад существовал, подтверждает сегодня экономист Яков Уринсон, в ту пору работавший в Госплане: «Известен и рассекречен целый ряд документов, когда серьезные люди (Байбаков) писали письма в ЦК и Политбюро, требуя сбалансировать доходы и расходы казны.

Тогда же сложно все было. Бюджет играл очень условную роль. А главную роль играл государственный план, в котором расписывались все деньги. Так вот, я участвовал в подготовке той записки. Ее готовил начальник сводного отдела Госплана СССР Владимир Петрович Воробьев, очень умный человек. В этой большой записке говорилось, что надо пересмотреть структуру бюджетных расходов, в том числе расходов на оборону и безопасность. Но на эти вещи никто не реагировал. Считалось, что страна богатая, можно тратить сколько угодно».

Пока готовился доклад, Байбаков ушел в отпуск. Отдыхал он в правительственном санатории «Сосны» под Москвой. Руководить Госпланом остался его заместитель Виктор Лебедев.

Накануне ухода в отпуск Байбаков распорядился представить в правительство подготовленную Госпланом записку с критическим анализом положения дел. Сделать доклад в правительстве было поручено Лебедеву.

На закрытое заседание Президиума Совета министров СССР, кроме Лебедева, вызвали начальника сводного отдела Воробьева. Позвонили в «Сосны», пригласили на заседание и Байбакова.

Когда Лебедев вышел на трибуну и начал давать негативную оценку экономической ситуации в стране, Косыгин стал нервничать.

— Почему мы должны слушать Лебедева? — резко сказал Косыгин. — Байбаков не видел этого документа!

Байбаков сказал, что не только видел, но и многократно обсуждал этот документ.

— Но ты же не подписал его? — спросил Косыгин.

— Я в отпуске, но с содержанием документа согласен.

— Мы вообще не знаем, кто его готовил.

На это Лебедев ответил:

— Вот Воробьев сидит, он и готовил документ.

Один из заместителей Косыгина возмутился:

— Откуда Воробьев знает это? Он начальник отдела и не может располагать подобной информацией!

Тогда поднялся Воробьев:

— Вы могли упрекнуть меня в том, чего я не знаю или чего не следует мне знать, но в том, что я знаю и что обязан знать, вы упрекать меня не можете.