Чем Берия заслужил особое, полное доверие Сталина? — задавался вопросом Байбаков в своих мемуарах. Рассуждения Д. Волкогонова в книге «Сталин» о тайном, национально окрашенном родстве натур, о том, что Берия умел Сталина обольщать, играть на чувствительных струнах его души, — эти рассуждения Байбаков считал крайне нелепыми и фальшивыми. «Вполне убежденно свидетельствую: заслужить доверие Сталина можно было исключительно реальными результатами при выполнении крупных, ответственных, истинно государственных задач, и ничем кроме, никакими царедворскими ухищрениями, ни лестью. А Берия был способен достигать важных для государства результатов».
Байбаков приводит случай, больше похожий на анекдот. По решению Политбюро предстояло разделить Наркомат угольной промышленности, которым руководил В. В. Вахрушев, на два наркомата: один — для западных районов страны, другой — для восточных. Руководить первым оставался Вахрушев, а второй должен был возглавить Д. Г. Оника. Разделение предстояло очень сложное, сотни спорных вопросов требовали уйму времени и сил. И вот Берия, которому было поручено это дело, предложил наркомам договориться самим, так сказать, полюбовно. Определил для них твердый срок, а когда он истек, вызвал к себе обоих. Первым спросил о результатах Вахрушева. Тот ответил, что доволен, раздел произведен справедливо. Но Оника был настроен иначе, считая, что Вахрушев перетянул к себе лучшие кадры, забрал лучшие санатории и т. д.
Василий Васильевич Вахрушев [Из открытых источников]
— Ясно, — сказал Берия, загадочно глядя на них, — один недоволен. Тогда сделаем так: вы поменяетесь местами, Вахрушев будет наркомом восточных районов, а Оника — западных.
Не успели опешившие наркомы прийти в себя, как он закрыл совещание.
Байбаков считал, что страх внушал не только Берия как личность, но и его карательная должность, и что это тоже нужно учитывать в понимании бериевщины как явления. Как бы то ни было, писал Байбаков, в руководстве страны, да и в более широких партийно-государственных кругах, сложилось твердое убеждение, что успех любого дела обеспечен, если его возглавляет Берия. «Сталин видел его несомненные способности и его успехи. Эти успехи были настолько важны и самодовлеющи, что Сталин, может быть, не считал обязательным уяснять, какими методами и средствами они достигнуты, какие человеческие драмы за ними стоят».
По мнению Байбакова, Сталин доверял Берии, иначе не поручил бы ему святая святых послевоенной оборонной стратегии страны — работы по проекту создания советского атомного оружия и обеспечение их всем необходимым вплоть до сведений нашей разведки в этой области. Поручение было отнюдь не случайное и вовсе не вопреки желанию специалистов. В подтверждение того, что специалисты не возражали, а, наоборот, желали, чтобы атомный проект взял под крыло именно Берия, Байбаков приводит письмо И. В. Курчатова, руководителя научно-исследовательских работ по использованию атомной энергии, главе НКВД:
Заместителю Председателя Совета Народных Комиссаров Союза ССР товарищу Л. П. Берии
В письме М. Г. Первухина и моем на Ваше имя мы сообщили о состоянии работ по проблеме урана и их колоссальном развитии за границей.
В течение последнего месяца я занимался предварительным изучением новых весьма обширных (300 стр. текста) материалов, касающихся проблемы урана. Это изучение еще раз показало, что вокруг этой проблемы за границей создана невиданная по масштабу в истории мировой науки концентрация научных и инженерно-технических сил, уже добившаяся ценнейших результатов.
У нас же, несмотря на большой сдвиг в развитии работ по урану в 1943–1944 годах, положение дел остается совершенно неудовлетворительным.
Особенно неблагополучно обстоит дело с сырьем и вопросами разделения. Работа лаборатории Ns 2 недостаточно обеспечена материально-технической базой. Работы многих смежных организаций не получают нужного развития из-за отсутствия единого руководства и недооценки в этих организациях значения проблемы. Зная Вашу исключительно большую занятость, я все же, ввиду исторического значения проблемы урана, решился побеспокоить Вас и просить Вас дать указания о такой организации работ, которая бы соответствовала возможностям и значению нашего Великого Государства в мировой культуре.
И. Курчатов г. Москва. 29 сентября 1944 г.
В начале 1945 года И. В. Курчатов написал Берии и прямую жалобу на Молотова, выражая недовольство некомпетентностью последнего и нераспорядительностью в осуществлении общего руководства советским атомным проектом.
Байбаков был убежден, что только в 1945 году, с приходом Берии к руководству атомным проектом, дело получило тот «русский размах», с каким призывал вести его Сталин: «Берия был мастер не только нажимать, торопить и подстегивать людей, но и обеспечивать успех дела. Оперативнее, чем он, едва ли какой другой организатор смог бы снабжать ученых всем необходимым, доставать требуемое из-под земли — в прямом и переносном смысле. Он умел быть внимательным к мнению ученых, вплоть до веротерпимости. Так, когда Л. В. Альтшулера — как неблагонадежного из соображений его приверженности генетике — служба безопасности решила отстранить от работы на атомном объекте, академик Ю. Б. Харитон позвонил лично Берии и сказал, что это нужный и ценный работник. “Он вам очень нужен?” — спросил Берия. “Да, очень”, — был ответ. И Берия спокойно подвел итог: “Ну, ладно…” Не раз, когда после аварий или каких-либо неувязок на объекте службой безопасности учинялось следствие (не диверсия ли тут?), Берия внимал заступническим доводам И. В. Курчатова, “виновные” освобождались от подозрения».
Байбаков ставил Берии в заслугу и предельный режим секретности работ по атомному проекту. А именно то, что при «железном занавесе», да еще за множеством стен и рядов колючей проволоки, работы были абсолютно недоступны ни для одной иностранной разведки. И когда 29 августа 1949 года грянул взрыв первой советской атомной бомбы, для американцев это оказалось ошеломляющей неожиданностью. Быстро иссякли воинственные амбиции Трумэна, прекратился атомный шантаж.
Не впадая в другую крайность, Байбаков, однако, помнил, что, при всех своих организаторских способностях, Берия оставался человеком жестоким и властолюбивым, переоценивающим собственные силы, нетерпимым к заслугам соперников. Но это, считал Байбаков, была уже другая борьба — борьба за сталинское властное наследство.
В ряду бериевских злодейств, ничем не оправданных, Байбаков числил расправу над председателем Госплана СССР Н. А. Вознесенским.
В 1953 году Берия снял с работы начальника Главгаза Ю. И. Боксермана, одного из приближенных к Байбакову сотрудников. Тот провинился тем, что накануне был несколько часов на беседе в горкоме партии у Хрущева, которого Берия, как возможного претендента на еще более высокий пост, ненавидел. Берия направил Боксермана на строительство завода по сжижению газа, оборудование для которого, по его мнению, было «вредительски» закуплено в США при участии Боксермана, и обещал сослать виновных в лагерь, но не успел, так как сам вскоре был арестован.
Рвался ли Берия к высшей власти в стране после смерти Сталина? Байбаков был уверен, что да. Свое истинное лицо, свое подлинное отношение к Сталину Берия, считает Байбаков, проявил уже на следующий день после смерти Сталина, на похоронах, не стесняясь поносить его, пока еще шепотком. В доказательство тому Байбаков приводит свидетельство дочери Сталина Светланы Аллилуевой:
«Дом в Кунцево пережил после смерти отца странные события. На второй день после смерти его хозяина — еще не было похорон, — по распоряжению Берии созвали всю прислугу и охрану, весь штат обслуживающих дачу и объявили им, что вещи должны быть немедленно вывезены отсюда (неизвестно куда), и все должны покинуть это помещение.
