На протяжении всего пути домой его не отпускало чувство, что за ним следят. Он продолжал замечать, что на него поглядывают прохожие. И совершенно уверился в том, что видит мотоциклы чаще, чем обычно. От тревожных мыслей не отвлекали даже попытки Зайаса завязать с ним беседу. Он как мог игнорировал его или старался отмахнуться. Ведь все это исключительно у него в голове. Ему надо просто успокоиться, и тогда все будет хорошо.

Он сделал еще несколько шагов в сторону кухни и опять застыл, в этот раз глядя на полки с коллекцией видеокассет. На них был записан каждый всеирландский чемпионат с восемьдесят второго года и каждый матч, сыгранный командой Корка, начиная с финала в Мюнстере. Он присутствовал на большинстве игр, но всегда платил кому-нибудь из парней своей команды, чтобы тот пришел и снял для него игру — несмотря на то что таймер на видео безбожно врал. Конечно, в наше время подобную технику никто уже не поддерживает. Это устаревшая технология — сродни ему самому. Когда видеоплеер сдох в последний раз, ему пришлось таскать его в три разных места, чтобы найти кого-нибудь, кто сможет починить. И все же хранение своих матчей цифровой коробочке он упорно не доверял. В один прекрасный момент эта штука просто перестанет тебя узнавать — и привет; он как-то читал об этом в одной газете.

Он внимательнее присмотрелся к записям. Они стояли не в том порядке, чего ни разу не случалось прежде. Смешивать футбол и хёрлинг он никогда бы себе не позволил.

Он бросил пакет на пол и стал вытаскивать кассеты наугад. Содержимое коробочек не пропало, но куда делась вся пыль? Кто-то явно трогал его вещи.

Он повернулся и поспешил в холл, а затем вверх по лестнице, ухватив хёрл, стоявший возле двери. Сердце бешено колотилось. Поднимаясь по лестнице, он посмотрел на настенные часы: девять двадцать два. Его часы показывали то же самое время. Кстати, настенные часы всегда отставали. Он ведь так и не починил их, верно? Не очень-то похоже на… Хотя…

Зайас сидел на верхней площадке лестницы и улыбался ему сверху вниз.

— Все в порядке, детектив? Вы что-то бледноваты.

— Заткнул на хер пасть!

Ударив клюшкой по тому месту, где не было никого, Банни угодил ею в перила, отколов от них изрядный кусок. Затем он замедлил дыхание и вошел в спальню. Внутри все выглядело точно так же, каким было в момент ухода. На полу валялись его трусы, всем своим видом умоляя их постирать, а еще лучше — сжечь. Эти трусы повидали даже не лучше годы, а лучшие десятилетия. Кровать стояла незаправленной, как обычно. Одна из дверей шкафа была распахнута. Неужели он оставил ее прямо так? Наверное, да.

— Ну же, — сказал он себе. — Возьми себя в руки!

Он бросил взгляд на дальнюю сторону кровати. Туда, где когда-то спала она.

И тут сердце его чуть не выпрыгнуло из груди.

Фотография исчезла. Та, которая стояла на прикроватной тумбочке…

Он обошел вокруг кровати, сжав хёрл в руках еще крепче.

Пройдя мимо угла кровати, он наконец увидел. Фотография в рамке лежала лицом вниз на полу. Должно быть, просто упала. Он наклонился и поднял ее. Теперь по передней части стекла между ним и Симоной змеилась трещина. Он тяжело опустился на кровать и провел пальцем вверх и вниз по разбитому стеклу. Затем посмотрел на нее, улыбавшуюся ему из прошлого.

Банни сделал глубокий вдох, затем выдохнул и почувствовал, как у него перехватило горло.

— Кажется, я окончательно свихнулся, любимая.

За спиной громко расхохотался мертвец.

Пол открыл пассажирскую дверь «Форда-Фиесты» и сел в машину.

— Я принес тебе чай.

Фил Неллис растерялся:

— Что ты здесь делаешь?

— Мэгги тебя потеряла.

— В смысле, Мэгги поте… Ой!

Фил подпрыгнул от неожиданности, когда глянул в зеркало и увидел немецкую овчарку, улыбавшуюся ему с заднего сиденья.

— Как она туда попала?

Пол бросил на него недоуменный взгляд:

— Что значит «как»? Я открыл заднюю дверь примерно три секунды назад, и она прыгнула внутрь.

— Понятно. Ага. Извини. Я сосредоточился на наблюдении.

Эта странная способность сосредоточиваться была одной из пугающих особенностей Фила: попросив его следить за дверью, вы могли быть полностью уверены, что он будет заниматься именно этим, даже если вокруг двери обрушится все здание.

— Слушай, серьезно, тебя не должно быть здесь. Бриджит сказала, что тебя не должно быть здесь. Почему ты здесь?

— Я же сказал. Собака по тебе скучала, а еще я принес чай. — Пол протянул картонный лоток с двумя стаканчиками чая. — Он еще относительно горячий. Чувак передо мной спорил о правильной температуре кофе. А парень за прилавком сказал, что на самом деле его нельзя кипятить по соображениям здоровья и безопасности, и тогда чувак ответил, что «на этой политкорректности уже все с катушек послетали». И добавил, что это логичное завершение того, что наш тишек[50] — гей. После этого какая-то женщина плеснула на него чаем из стакана. К счастью для чувака, чай оказался негорячим. До чего же звереют люди в очередях, правда?

— Ага, это оттого, что… — Фил осекся. — О, нет, ты опять проделал эту штуку? Когда ты долго говоришь о чем-то, я забываю, о чем хотел сказать сам. Что ты тут делаешь? Только не начинай очередную долгую историю о чае.

Пол достал один стаканчик из картонного лотка для переноски и осторожно поставил его на приборную панель. Фил очень заботился о том, чтобы машина тети Линн оставалась чистой.

— Ладно, слушай, я пришел, чтобы извиниться.

— Я так и знал! — воскликнул Фил. — У кошек и собак могут быть общие дети.

— Что? Нет… Мы же обсуждали это несколько месяцев назад. Ты до сих пор об этом думаешь?

Помимо собственной неллисианской логики, Фил Неллис обладал еще и причудливой памятью. Казалось, он запоминал все — просто не очень удобным способом.

— Ты мне не веришь, а я видел такое в интернете.

Пол снял крышечку со стакана и с чувством подул на чай, чтобы рвавшийся изнутри раздраженный вздох не показался грубым.

— Нет, речь не о кошке и собаке. Помнишь, мы кое-что гуглили?

— Пфуф! Ты не доверяешь интернету.

— Но ты же именно там видел это самое, про…

— Щетёнка. Помесь котенка и щенка. Я сам придумал название.

— Ты до сих пор не придумал имя собственному ребенку, но уже выдумал название несуществующего животного?

— Это твое мнение.

— А у тебя мнение «Гугла».

— Ах да, ты же ему не доверяешь. Там теперь всем заправляет русская мафия!

Пола посетило то самое чувство, которое он, к сожалению, слишком хорошо знал: ощущение падения в бездонную пропасть филнеллисовой пустоты. Пора менять вектор беседы.

— Нет, я здесь не для того, чтобы извиняться за кошку и собаку. Ты по-прежнему не прав.

— Что, и панды на Луне не было?

— Еще раз: нет абсолютно никаких доказательств.

— Я видел фотографию.

Пол сделал большой глоток довольно горячего чая. Фил подозрительно посмотрел на него и проделал то же самое.

— Хорошо, давай попробуем еще раз. Я здесь, чтобы извиниться за то, что втянул тебя в историю с братьями Келлехерами, а также за то, что увиливал от своих обязанностей и послал Банни позаботиться о деле Харрисона…

— Ага. И эта твоя долбаная ошибка, похоже, скоро уничтожит компанию и лишит меня заработка прямо перед тем, как я стану отцом ребенка, который, я уверен, меня ненавидит!

— Примерно так, — ответил Пол. — Кроме последних слов. Ребенок не ненавидит тебя. Младенцы вообще не умеют ненавидеть, поскольку они — младенцы!

— Она пинается всякий раз, когда слышит мой голос. Придется покупать шлем, если она продолжит в том же духе, когда оттуда вылезет.

— Фил, говорю тебе, твой ребенок тебя не ненавидит. Ты просто переживаешь, потому что это твой первый раз.

— Господи! — испуганно пробормотал Фил, уставившись на потолок машины.