«Надо прийти в себя. Во чтобы то ни стало, прийти в себя. Я не хочу умереть и даже не осознать этого», — мысль шурупом вкручивалась в сознание. Усилием воли открыла глаза. Ослепляющего белого света в этот раз не было. Помещение было опущено в полумрак. Справа от меня на стуле безвольной, тряпичной куклой свисало тело. Казалось, что она не падает только потому что плечами прислонена к спинке стула. Лица было не видно, подбородок касался груди. Но по ярко-малиновым волосам я с ужасом узнала в ней свою Юльку. Присмотревшись поняла, что она также как я привязана.

Что за чертовщина здесь творится?

В голове прокручивались сценарии попыток освободиться. Но все они относились к жанру фантастики. У меня не было лезвия, с помощью которого я могла бы разрезать верёвку. Мой стул стоял практически в середине этого помещения больше всего похожего на заброшенных цех или ангар, поэтому я не могла попытаться перетереть узы о какую-либо поверхность.

Попытки собрать доступную информацию в связанную картинку — также ничего не дали. Как я здесь оказалась? Кто меня удерживает? Куда делся Кристовский? — Ноль. Ноль целых. И ноль десятых данных.

Но ответ не заставил себя ждать. Ворота распахнулись вместе со стылым уличным воздухом впуская внутрь огромного мужчину. Здесь и без того было довольно прохладно. Пара батарей в углу не справлялись, да скорее всего и не ставили перед собой столь тривиальной задачи как отопление помещение. Но теперь стало по-настоящему холодно. Мороз исходил от самой исполинской фигуры.

Не закрывая железной двери, он приблизился к нам, его кожа на лице и шеи свисала как воздушные сдувшиеся шары. Очевидно, когда-то он был очень полным человеком. Сейчас же весил не больше ста килограммов. Да это не мало, но для человека, который когда-то был под два-три центнера весом, серьёзный «зож». Хотя это ирония, здоровым он не выглядел: землисто-серая кожа, впалые красные глаза с паутиной воспалённых сосудов, всклокоченные волосы. Одежда его была рваная и грязная, как если бы он подобрал обноски за городским бомжём. Штаны были откровенно коротковаты. Да, на такой рост, наверное, не на каждой мусорке подберёшь размер. А вот куртка наоборот висела балахоном. Но в рукавах и она не дотягивала до нужной длины. Но несмотря на это тряпьё, жалким он не выглядел. Вся его внешность внушала ужас и отвращение. Он приблизился к Юле, легко как марионетку встряхнул её вместе со стулом, пытаясь привести в чувство. На меня он внимание не обращал, хотя, конечно, видел, что я наблюдаю за ним. Он щелкнул пальцами, и тут же в воротах появилась худенький, ссутуленный зверёныш. Передвигаясь на двух лапах, он был похож на очень некрасивую обезьяну. Длинный подвижный хвост заканчивался странным утолщением-наростом. Всё тело было покрыто мелкой, колючей, жесткой шерстью. Передние лапы были непропорционально длинными, поэтому иногда для проворности он опирался на одну из них как на третью точку. Жилистое тело беспрестанно тряслось. На спине покрытой чуть более густой и длинной шерстью. Голова была маленькая, с короткими высоко посаженными острыми ушами и вытянутой, как у приматов, мордой. В широкой пасти желтели редкие зубы. Мелкие точки глаз горели двумя красными углями. Между ушей торчали чёрные отростки-рога, покрытые шершавой костной тканью. Чёрт! Отчётливо осознала я. Это был настоящий чёрт. Уж сколько нечисти я за это время у Кристовкого перевидал, а вот простого обычного чёрта первый раз вижу. Вот ты какой адский «олень». Одной из своих трёхпалых когтистых лап он тащил клетку в человеческий рост. В которой сидели Ян Гросс и Глеб Кристовский.

Гигант подошёл к клетке, выудив из кармана большой кованый ключ, отпер висящий снаружи прутьев замок.

— Выходите, — будто плюнув, разрешил он. — Не чаяли меня уже увидеть, жалкие твари? Ну повеселились и будет!

— Как ты выбрался? — раздался голос Кристовского.

Не смотря на патовую ситуацию, его тон был ровным, будто бы он всё тут контролировал. Это придало мне уверенности.

— Это тебя волнует, шайтана! Да уж! А ты вспомни, где вы меня как чумного хряка закопали? В лесу? Надеялись, что деревья надо мной прорастут. Да прошло время — приехали молодчики на тракторах и выкорчевали те деревья… Да еще и больничку поставили. И мало, кто задумывался о том, почему в ней народ-то мрёт… То одна эпидемия вспыхнет, то другая. То главврач с ума сойдёт, да порежет пациента. Замнут, конечно, для проформы. Но я-то силы те пил… А потом понял, что пора мне. Заждались вы меня тут. Дырочку расковырял — да вылез. И его вон прихватил, — согнутым пальцем он ткнул в чёрта.

Тот хихикнул с мерзким подвизгиванием.

— Сначала хочу, чтобы вы мне мое вернули! А затем будете как в былые времена работать на меня! Треба отработать свои грехи. Посмотрю, чему вы тут научились. Я всё про вас знаю. Что ты, Ян, знатно покуралесил в лихие времена… Эх, нужно мне было на тебя одного ставку делать. Зря я этого подобрал… Сбил меня тот знак с панталыка. Сила в Глебе есть, а ума нет. Всё спасти себя от своего тёмного нутра пытается. Что ты на дно залёг, как дохлая рыба⁈ А ты струсил как всегда! Окопался в своей библиотеки! — его лицо перекосило от ярости будто то, что Глеб не стремился править миром, аккумулируя знания и силу внутри себя выводило его больше чем тот факт, что сто с лишним лет назад они пытались его убить. — Но это всё меня мало волнует… Вы знаете правила: кровь за кровь, жизнь за жизнь. Вы взяли мою — значит и вернёте мне… Выбирайте свою или своих милых ассистенточек! Ух, я бы, конечно, порезвился с ними в другом месте, но пока мне не до того, — он опять многозначительно загоготал.

Я даже не хотела представлять себя с этим упырём. Всё это время я пыталась поймать взгляд Юли. Чтобы поддержать друг друга, но она отворачивала подбородок и не смотрела на меня. Это было очень странно.

— Серебряного лезвия у меня пока нет, но с этих малышек хватит любого, — он протянул Кристовскому и Гросс ржавые ножи. Глядя на них казалось, что они не один год пролежали на дне какой-нибудь реки или во влажном месте под землёй, например, у корней дерева. Медиумы взяли лезвия. Они также, как моя подруга, старались не пересекаться ни с кем взглядом. Вавила что-то шепнул чёрту, тот согласно закивал, а затем резво юркнул куда-то. Через несколько минут появился, таща в своих лапах флягу. Присмотревшись, поняла, что это бутылка, в ней покачивалась густая красная жидкость, убеждая себя, что это всего лишь краска, наблюдала, как подсобник Вавилы начертил на полу круг, а внутри него — несколько треугольников, наслаивающихся друг на друга. В центре их пересечения, дьявольское трёхлапое отродье, от сосредоточенности высунувшее язык, вывел еще один круг. С моего угла зрения изображение напоминало пентаграмму. Вавила утвердительно кивнул, принимая работу. Чёрт вновь юркнул на свое место в угол.

— Начинайте, кто первый, — теперь он обращался к медиумам.

Кристовский медлил. Гросс улыбнувшись, будто бы нерешительность Глеба делала его смелее и лучше перед Вавилой, тремя широкими шагами приблизился к Юле. Отвязал её от стула, но не освободил её руки и ноги. Сильным движением подтащил её в центральный круг. Девушка безвольно слушалась его, обречённо принимая свою участь. Я вытаращилась на них, совершенно не обращая внимания на Глеба, который стоял возле меня и еле заметно шевелил губами, перебирая какие-то звуки словно чётки. Вавила начал читать заклинания. Сейчас я осознала, кто был учителем моего босса. Тот же самый речетатив, набирающий обороты и сливающейся в единые гортанные гласные звуки. Юля начала легко раскачиваться в темпе его голоса. Гросс словно ждал чего-то. Тембр Вавилы стал громче, Ян занёс руку, поднёс лезвие к тонкой девичьей шее и, преданно глядя в глаза своему хозяину, полоснул. Алая кровь устремилась на серый бетонный пол. У меня закружилась голова. Ян опустив руку стоял возле трупа, в ожидание дальнейших показаний. Сила из молодого женского тела начала перетекать в Вавилу, я видела прозрачные розовые ленточки, взвившиеся в воздух, чуть светлее её волос. Вся её внутренняя робость, скрываемая под внешней напористостью и бравадой. Влюбленность в жестокого и холодного Гросса. Мечта хотя бы на минуточку стать веддьмой, пусть слабой, но заметной для него… Все это сейчас мерцало в атмосфере. И я завороженно смотрела на это зрелище, навсегда прощаясь с Юлькой.