- Долго вы еще будете пудрить мне мозги! - заорала председательница. - Нет у вас этих ведомостей! Нет! - Она повернулась к Лине, из-за отсутствия рабочего места стоявшей неподалеку. - Теперь Вы! Объясните, каким образом Вы ставите семь групп по тридцать человек в каждой в кабинет на четырнадцать посадочных мест?!
- Молча, - ответила Лина, пожимая плечами. - Я человек подневольный, что директор говорит делать, то я и делаю.
"Как я ей объясню, что в лучшем случае из всех придет человек десять?" - подумала она про себя.
- Почему расписание такое бледное? Цвета должны быть яркими и насыщенными, дабы создавать позитивный настрой!
- Но это же копии! Вы посмотрите на стенде, там все - согласно инструкциям, - Лина терпеть не могла, когда на нее кричали.
- Я вижу у Вас только три экземпляра инструкций! Этого недостаточно, их должно быть семь! А лучше восемь!
- Остальные у нас тоже есть, просто не здесь.
- Где Ваше рабочее место? - миссис Гриббли не унималась. - В какой еще дельте?! Я не спрашиваю географическое положение, мне нужно знать, где Ваш рабочий стол? Площадка "Дельта"? Это еще где?… ГДЕ?! - председательница комиссии переключила свое внимание на начальника учебного отдела. - Вы понимаете, что делаете?! У Вас основное подразделение сидит без связи, света и тепла! Нет расписания - нет Академии!…
Далее последовали пространные рассуждения миссис Гриббли о назначении каждого отдела филиала, о фактическом невыполнении ими своих должностных обязанностей, о перепутанных документах… Речь вышла не хуже классических выступлений Эдуарда Игнатьевича.
Берт Геринг ни на шаг не отставал от миссис Гриббли, поддакивал, записывал все, что она говорила, почтительно указывал на пропущенные ею мелочи, придирался к сотрудникам филиала, и вообще, вел себя отвратительно. За прошедшие несколько часов его успели возненавидеть буквально все.
Проверка подходила к концу. Миссис Гриббли собрала своих коллег, они уселись за стол и принялись составлять акт. Недочетов, подлежащих исправлению, насчитали полторы сотни. Правда, председатель комиссии милостиво согласилась с тем, что все они вполне поправимы и филиалу нужно дать шанс. Шанс дали, в последний момент криво улыбнувшись и пожелав удачи при прохождении Комиссии из Министерства магического образования Великобритании примерно через четыре недели.
- Но, - сообщила миссис Гриббли очень сурово, - я рассчитываю, что через месяц тут все будет идеально! Хьюго, - обратилась она к Шеллерману, которого знала еще с младенчества, - надеюсь, ты удостоишь меня беседой, мой мальчик?
Все вытаращили глаза в крайнем удивлении, а на Берта было просто жалко смотреть.
- Охотно, тетушка Летиция, - Шеллерман галантно подал руку школьной подруге своей прабабушки и с трудом удержался от искушения показать мистеру Герингу язык. - Позвольте предложить Вам чаю?
- Да, пожалуй. С лимоном, если можно. Твоя последняя работа по улучшению снадобья от ревматизма просто великолепна! Я всегда говорила Ариадне, что ты многого добьешься…
Глава 10 Возвращаться - плохая примета
Несомненно, положительным результатом пребывания в Академии комиссии стало уже то, что расписание спешно вернули назад. Девчонкам, как и в первый раз, дали двадцать минут на сборы и грузовым ковром-самолетом доставили обратно. Народ потеснился; в одну из трех крохотных каморок, на которые разгородили кабинет сотрудников, втиснули два стола, и девушки начали распаковывать свои причиндалы, стараясь как можно компактнее их разместить. Получалось не слишком. Возможно, именно по этой причине Лина выглядела откровенно расстроенной. Кое-как расставив на новом рабочем месте монитор, клавиатуру, мышь, восемь стоек с бумагами и шесть толстенных папок, она уселась за стол и попыталась заняться делом. Получалось, опять-таки, не очень. В конце концов, она оттолкнула клавиатуру и с тоской уставилась в окно. Профессор МакДугл, с вежливым недоумением наблюдавшая за этим, поинтересовалась:
- Вы огорчены переездом? Неужели вам так нравилось в лесу?
- Ну… Там было тише… И просторнее… И вообще…
Люда на секунду оторвалась от работы, внимательно поглядела на свою огорченную коллегу и многозначительно поджала губы. А Майя откровенно захихикала. И не перестала улыбаться даже после того, как получила папкой по голове. Она поднялась, сгребла со стола какие-то бумажки и двинулась к выходу, лавируя между тесно расставленными столами и мурлыча себе под нос:
- А!… Это любовь! Здесь рядом Амур крыльями машет! - услышав в ответ кровожадное шипение, Майя ускорила шаг, но не замолчала. - А!… Это любовь! Сердце не прячь, Амур не промажет! - она скользнула в коридор, проворно захлопнув за собой дверь, в которую секунду спустя с диким грохотом вмазался пущенный с размаху тяжеленный дырокол, ободрав краску; донышко отскочило, засыпав полкабинета бумажным конфетти. МакДугл, с ошарашенным видом следившая за происходящим, воскликнула:
- Я, конечно, все понимаю, но зачем же мебель ломать?!
- Для релаксации, - сообщила в ответ Лина и отправилась спасать свой дырокол.
- Взяли и перевели нас обратно! Нет, ну, почему так не вовремя?! Мы только-только поговорили, пообщались. И такой облом, представляешь?… Я все думаю, может, мне туда наведаться? Под благовидным предлогом, а?…
Тихий шепот Лины профессора Шеллермана нервировал и раздражал. Он всегда предпочитал тишину во время работы, хотя в последнее время все меньше обращал внимание на шум и гам вокруг себя. Но ее настойчивый шепот почему-то был отчетливее более громких голосов. Шеллерман слегка повернул голову и скосил глаза - Лина беседовала с Майей. Та слушала, насмешливо и сочувственно улыбаясь.
- И нечего улыбаться! У меня трагедия… почти… А она хихикает! Как же, все-таки, не вовремя все получилось! Закон подлости: сначала засунули куда-то к черту на кулички, а как только мне там понравилось, забрали назад! Я просто в ярости! И теперь не знаю, как с ним встретиться? Не хочется же навязываться, понимаешь? Ой, да ничего ты не понимаешь, иначе бы не ухмылялась! - Лина на мгновение замолчала. - И имя такое красивое! А глаза - серые. В них и утонуть не страшно… Я вот думаю, в его личном деле, наверное, есть фотка, может, ее присвоить?
- Не стоит, - раздался ответный шепот Майи. - Видела я его фотку - у него там такой вид, будто он не меньше часа ждал, когда же вылетит птичка! А вылетел птеродактиль…
- Жалко… Хотелось бы… Слушай, а может…
Что "может", Майе не суждено было услышать. Оказавшись невольным слушателем Лининых излияний, Шеллерман злился все больше и больше. Почему его так раздражала эта вполне невинная тема, он сам не смог бы сказать, но раздражала безумно! Профессор резко развернулся к подружкам и прошипел:
- У вас недостаточно работы, раз вы позволяете себе тратить время на такие разговоры?! В таком случае я могу позаботиться о том, чтобы обязанностей у вас стало больше!
- Но, профессор, - заикнулась было Лина.
Однако профессора, что называется, понесло.
- И никаких "но"! - рыкнул Шеллерман. Он поднялся, нависая над обеими, словно мрачная тень, и с издевкой продолжил. - Я понимаю, что ваши любовные проблемы важнее, чем ваши обязанности, но все же, не могли бы вы хоть иногда уделять немного времени последним? А беседы о сердечных переживаниях откладывать хотя бы до обеда? Извольте заниматься делом! - отчеканил он напоследок. - И молчать!
Профессор напрасно думал, что на этом все закончится. С каждым его словом выражение лица Лины становилось все менее растерянным и все более злым. Услышав приказ начальства замолчать, она взлетела с места, как петарда:
- Вам, профессор, самому неплохо было бы научиться иногда держать язык за зубами! И помалкивать!
- Что-о-о-о-о?! - побелевший от ярости профессор угрожающе шагнул к ней.
Но Лина и не думала тушеваться:
- Именно то, что Вы слышали, профессор! Я, между прочим, не с Вами разговаривала! А подслушивать чужие разговоры нехорошо! А вмешиваться в них - тем более! А сейчас, если хотите знать, как раз обед! И он будет продолжаться еще восемь минут! Так что я могу болтать с кем хочу и о чем хочу, вот так! А если Вам не нравится, как я работаю, то делайте все сами!
