— В прошлом почти все знатные демоны держали при себе теней. У многих из них было больше одной тени, но некоторые заходили еще дальше, они заводили сотни. Дань Ли даровали жизнь принцесса Ваньфэй и ее «Жертвоприношение свету великих светил». Между ожившей статуей и тем, кто совершил ритуал, должно быть, существовал некий договор. Если это так, то тень, оставленная принцессой, вероятно... как бы так выразиться… играла роль надзирателя?

— Если это так, то нападение Дань Ли на Мэн Ся можно считать нарушением их договора? — протянул Сюань Цзи.

— Да, — осторожно кивнул Шэн Линъюань, — потому даже будучи тенью, она могла сохранить рассудок после смерти хозяина. Возможно, это также связано с «Жертвоприношением свету великих светил»... Но это лишь мои предположения, не факт, что они окажутся верными. Среди всех подобных ритуалов «Жертвоприношение свету великих светил» занимает особое место. Насколько мне известно, никто в этом мире, ни до, ни после принцессы Ваньфэй, больше не пытался его повторить. Это случилось лишь однажды, и кроме его непосредственных участников ни один человек на земле не осмелился бы сказать, что знает об этом колдовстве.

Наконец, они достигли конца узкой тропинки. Гробница оказалась небольшой, а все ее содержимое давно извлекли и запечатали, выдав за культурное наследие. Гроба внутри не было. Похороны в гробу были прерогативой человеческой расы, не удивительно, что демоны не утруждали себя подобными вещами. В конце тропы их ждал пустой восьмиугольный алтарь. И никаких трупов.

В отсутствии тела тоже не было ничего удивительного. Если великий демон находился при смерти, восемьсот пар глаз в ожидании смотрели на него. Без мощных охранных механизмов и нерушимых массивов внутри гробницы, такому трупу долго не протянуть. Особенно, если его похоронили в самом сердце ока «кровеносной системы земли». Кто знает, сколько раз раскапывали эту гробницу?

Древние своды были хорошо укреплены, а в углу, у стены, виднелся рабочий датчик аномальной энергии... Цифры на экране датчика плавно сменяли друг друга, намекая на то, что здесь уже много лет не случалось ничего интересного.

— Это что, какой-то фокус? — неуверенно спросил Сюань Цзи и протянул руку, коснувшись пальцами алтаря.

Он никогда не увлекался некромантией и не любил закусывать мертвыми, потому мало что понимал во всех этих запрещенных практиках.

Шэн Линъюань дважды обошел восьмиугольный алтарь и голыми руками начертил на нем сложную печать. Его темная аура тут же подняла в воздух всю вековую пыль. Шэн Линъюань отряхнул камень, и перед незваными гостями появились очертания древнего массива. Его Величество опустился на одно колено, внимательно рассматривая письмена. Но темная энергия демона небес привлекла внимание массива, и по пальцам Шэн Линъюаня побежали искры. Знакомые линии, очень в стиле Дань Ли.

Вот только почерк не его.

Дань Ли был педантичным человеком. Он имел привычку выравнивать по линейке все столовые приборы. Никто в императорском дворце, ни правитель, ни подчиненные, не могли сравниться с ним в аккуратности. Но границы массива казались слишком неопрятными, почерк неровным, а в некоторых местах надписи и вовсе выглядели так, будто их вырезали ножом.

— Но если Мэн Ся была тенью... принцессы, почему она стала женщиной? Если не считать предпочтений обрезанных рукавов, тени, в основном, были противоположного хозяину пола. Что-то я не слышал, чтобы она жаловала и тех и этих, — Сюань Цзи присел на корточки рядом с Шэн Линъюанем и тоже уставился на камень.

— Что удивительного в том, что она была женщиной? — странно улыбнувшись, отозвался Шэн Линъюань. — Может, она была точной копией принцессы... Но тени, потерявшие хозяина, теряли свои лица. И никому не было до этого дела.

— Ты хочешь сказать... что она была настолько самовлюбленной? —ошеломленно спросил Сюань Цзи.

О вкусах не спорят. Кому-то нравились те, кто дополнял их, кому-то те, кто был на них похож, а кто-то и вовсе не любил никого, кроме себя. История знала множество рабов из клана теней, бывших точной копией своих хозяев.

— Ладно… допустим, тень, которую она оставила Дань Ли, была сродни ее воплощению в этом мире, — глядя на неразборчивые письмена, Сюань Цзи озадаченно почесывал в затылке. — Тогда... можно ли назвать это попыткой позаботиться о тебе?

— Мечи и доспехи тоже нужно чистить и смазывать, не говоря уже о созданном такой ценой демоне небес. Я был ей нужен, но, так как я не мог за себя постоять, ей пришлось присматривать за мной самостоятельно, — небрежно ответил Шэн Линъюань.

— Нет. Помнишь, когда мы были детьми, я был тем еще трусом? Твои кошмары будили меня, и я поднимал вой. Тогда ты пел мне песенки, чтобы я успокоился и уснул, — произнес Сюань Цзи.

Но Шэн Линъюань давно позабыл о таких пустяках.

— Чушь какая! Когда это я…

Не дав ему договорить, Сюань Цзи принялся напевать какую-то мелодию.

У него был низкий и приятный голос, все пернатые обладали хорошими вокальными данными. Его песни, словно нежные трели, возвращали людям давно забытые воспоминания.

— Где ты это услышал? — тихо cпросил Сюань Цзи. — Напившись, ее всегда пели охранники. Пели и плакали. Но эта мелодия не кажется тоскливой, если ее, конечно, не мычит Дань Ли.

Шэн Линъюань равнодушно рубанул по массиву рукой и ловко сломал сотканную из надписей границу. Из трещины вырвалась тонкая струйка белесого дыма, но Его Величество не проронил ни слова.

— Еще ребенком тебя разлучили с вдовствующей императрицей, ты не видел ее все детство, но, когда вы впервые встретились, ты принял ее как родную мать. Откуда ты узнал, какой должна быть «мать»? — вдруг спросил Сюань Цзи.

Шэн Линъюань был не по годам развитым, но очень замкнутым и отстраненным ребенком. С ранних лет он научился скрывать от других свои истинные чувства. Лишь когда мальчик ссорился с духом меча, он мог позволить себе несколько драгоценных мгновений ребячества. Он никогда ни с кем так не сближался. Даже со своим родным братом, князем Нином. Но Линъюань часто тайком наблюдал за вдовствующей императрицей. Однажды, когда они шли куда-то вместе, Сюань Цзи заметил, как Линъюань намеренно споткнулся, чтобы схватить ее за руку.

Это был единственный раз в жизни, когда Шэн Линъюань так неловко попытался сблизиться с кем-то.

Однако императрица Чэнь лишь снисходительно объяснила ему, что «государь должен быть сдержанным», и равнодушно отмахнулась от мальчика.

С тех пор Шэн Линъюань больше никогда не поступал так «опрометчиво».

— Линъюань, — мягко позвал Сюань Цзи.

Но в этот самый момент, испещренный надписями алтарь разрушился, каменная плита со скрипом отодвинулась в сторону, и прямо под ней открылся проход.

— Эта липовая гробница и впрямь строилась как попало... И Сяо Цзи, — Шэн Линъюань заложил руки за спину и шагнул в темноту туннеля.

— Мы с тобой пришли к выводу, что Мэн Ся была тенью принцессы клана демонов.  Но мы понятия не имеем, правда ли это. Так почему ты вдруг запел о «чувствах матери и сына»? — слегка поддразнивая, спросил Его Величество.

Глава 127

Какое-то время взгляд Сюань Цзи был всецело прикован к спине Шэн Линъюаня.

Туннель был таким узким, что мог вместить только одного человека. Он казался бесконечным, и от этой мысли внутренности завязывались узлом¹.

¹ 九曲回肠 (jiǔqū huícháng) — изгибающиеся узлами кишки (обр. в знач: тоска, удрученное состояние).

Какое-то время взгляд Сюань Цзи был всецело прикован к спине Шэн Линъюаня.

Шэн Линъюань никогда не скупился в выражениях. При необходимости он мог и преувеличить, и многих в его окружении поражала такая открытость.

Но все, кому он был симпатичен, ломали головы, в попытках понять его. Ведь никто из них не знал, какой ослепительной могла быть искренняя улыбка Его Величества.

И лишь Сюань Цзи помнил, что были вещи, о которых Шэн Линъюань никогда не говорил.