— Ты что! — воскликнула она, прижала ладонь к вспыхнувшим болью ранкам.

Боль поползла по груди, забралась внутрь, сжала сердце. От отвратительного сочетания запахов рыбы и молока скрутило живот. Девушка отняла ладонь и взглянула на ранки. Порозовевшие полоски опухли и кровоточили. На ладони осталась кровь. Варвару словно ударило вспыхнувшим перед глазами воспоминанием.

— Кощей! Как я могла забыть! Ой! — воскликнула девушка. — Я ноги вынуть не могу!

Рыбки сблизились так, что промежутков между ними почти не осталось, и образовали вокруг щиколоток Варвары подобие верёвки, постоянно движущейся и переливающейся серебром. Столб воды медленно потянулся из озера, поднимая всё выше венок из ромашек и васильков и оформляясь в прозрачную женскую фигуру, внутри которой мельтешили мальки.

— У тебя ободок красивый, — пробулькала фигура, поправляя цветы на макушке. — У меня свой был, костяной, да потерялся.

— Хочешь, подарю? — быстро спросила Варвара.

— Я сама заберу, человеческая дочь, — рассмеялась русалка, обплевав Варвару брызгами воды. — И сапожки заберу. И жизнь. Зачем тебе без ободка и сапожек жить?

Рыбья верёвка дёрнула Варвару вперёд. Обманчивая мель резко оборвалась, и Варвара с головой погрузилась под воду. В полутьме светились мальки. Часть рыб удерживала девушку под водой, а поверхность-то совсем близко, только руку протяни!.. Часть собралась в женскую фигуру, которая смеялась пузырьками и ждала, когда и Варвара присоединится к ней и выпустит уже воздух из лёгких.

В ушах звенело, распирало грудь... Из последних сил сдерживая порыв вдохнуть, Варвара нащупала на кушаке вышитые солнца, прижала ладонями... Только сработайте!

Девушка вытянула одну руку в сторону фигуры, а другую — к скованным стопам и с пузырём воздуха выговорила одними губами заклинание. С ладоней сорвались ослепляющие золотые лучи и разбили стаи рыб. Мальки беспорядочно заметались, воронкой закружились вокруг девушки, невольно помогая ей оттолкнуться и всплыть.

Толчок, ещё один... Варвара вцепилась руками в траву и, вырывая кустики прямо с землёй, вытащила себя на берег и закашлялась. Кыш подбежал, жалобно пищал, как котёночек, чуть не плача, кричал:

— Бежим, бежим!

Поверхность озера закипела, пар пополз полосами к девушке, распространяя отвратительный запах тухлой рыбы и прокисшего молока. Варвара на неслушающихся ногах, спотыкаясь, выбежала на дорогу и неслась что было сил, оставляя мокрый след, пока дорога не пошла вверх и ноги не свело от боли. Варвара рухнула на слюдяную поверхность, но тут же перевернулась на бок и села. Снова душил кашель. Озеро осталось позади, круглое, гладкое, чёрно-фиолетовое от грозных туч. Ободок с сапожками достался-таки русалке.

— Не сиди! — умолял кот. — Страшно!

Варвара отжала подол сарафана и, опираясь на руки, поднялась на колени. Надо встать! Ещё не всё... Соберись же, Варенька! Снова закашлялась, выжала волосы. От косичек не осталось и напоминания. Девушка оттолкнулась ладонями от земли и с трудом поднялась. На вершине холма, перегораживая дорогу, стоял чёрный треугольник, в который стрелами влетали птицы, сыпясь прямо из сияющих зарницами туч.

— Там ещё страшнее, Кыша? — спросила девушка.

— Там я не бывал, — прошуршал кот и прижался к Варвариной ноге.

— Тогда вместе выясним, — невесело улыбнулась Варвара и погладила кота по вздыбленной шёрстке.

Шаг — и Варвара не поверила своим глазам. Как в зеркале оказалась, только потемневшем, старом... Лежит ровной полосой слюдяная дорога, тёмная под заволоченным тучами небом, лишь в одном месте изгибаясь, обходя воду, тёмную и тихую — по другую сторону, чем в светлой части Нави. Вместо зарослей рогоза высятся трубки тростника, достигающего высоты дома. Поле с обожжёнными колосьями. Сосновый лес в отдалении.

Кыша не отлипал от ноги Варвары, и девушка взяла его на руки. Ветра не было, но её била дрожь от мокрой тяжёлой одежды. Подойдя к озеру, девушка вспомнила, что она всё-таки чародейка. Выпустила кота из рук, хотела было прочитать заклинание, чтобы подсушить сарафан, но тут мир дёрнулся, как будто икнул.

Стебли тростника разошлись, и на дорогу вышла обнажённая женщина с козьими ногами и рожками. Через плечо была перекинута белого цвета коса. Вилисса, вспомнила Варвара и покрылась мурашками. Козоногая тварь воздела руки к небу и, испустив истошный крик, стукнула копытом по слюде. Небо ответило оглушающим треском и уронило в руки Вилиссе шаровую молнию.

Варвара крикнула: «Щит!» и взмахнула перед собой рукой, выведя знак пальцами, и только это спасло её от удара влетевшей в защиту молнии.

Вилисса сощурила глаза с горизонтальным зрачком, наклонила голову и проблеяла:

— Ах, сестра!

Варвара выдохнула — дух почуял чары и признал чародейку за свою! Девушка хорошо помнила завораживающие древние тексты с первого полугодия обучения, которые тайком перечитывала и позже, когда Кощей уже отвлёкся на приземлённые умения, необходимые травнице и знахарке. Варвара выпрямила спину, приблизилась к Вилиссе и ответила:

— Вилисса говорит слово: сестра. Уступи мне дорогу, сестра. Я пришла забрать своё.

— Назови то, за чем пришла, сестра.

— Кощей, — выдохнула Варвара.

— Бессмертный мертвец низвергнут, — проблеяла женщина. — Для него избрана вечность. Все духи в ликовании: прегрешения против нас бесчисленны. Смертная сестра не возьмёт душу бессмертного.

— То, чего не знаешь ты, знаю я, сестра: бессмертный повержен, став смертным, — голос Варвары дрожал, она говорила медленно, пытаясь копировать особенности языка из древних текстов. — Древняя, я возношу хвалу твоей мудрости! Разрешено ли смертной сестре забрать душу смертного?

Вилисса причмокнула пухлыми губами, хлопнула белыми ресницами — Варваре показалось, что ветер поднялся. Наконец, женщина-коза стукнула копытом по слюде и проблеяла:

— Твоя мудрость настигла меня, сестра. Опасность для духов миновала. Иди с миром и забери то, что твоё, ибо твоё сердце распадается без этого.

Вилисса сложила ладони у груди, и Варвара повторила её жест. Женщина-коза ушла с дороги и скрылась в камышах. Варвара побежала к полю — ей снова овладел страх опоздать, а сердце и правда распадалось на кусочки с каждым ударом. Кот-кикимор не отставал, но и не убегал больше вперёд.

По мере приближения к обугленным колосьям усилился запах гари. Оставалось лишь несколько шагов до поля, как оно вдруг вспыхнуло. Варвара отступила. Слюдяная дорога весело играла красными и оранжевыми всполохами.

Девушка осмотрелась, нельзя ли поле обойти, но огонь сбежал с колосьев и образовал горящие границы вокруг Варвары и кота-кикимора.

— Конец нам пришёл, Хранительница, — мяукнул кот.

— Помнишь, Кыша, как в сказках говорится? Двум смертям не бывать, одной не миновать. А мы уже в Нави — почти как мёртвые.

Варвара схватила не успевшего воспротивиться кота, сунула за пазуху мокрого сарафана, закрыла нос всё ещё влажным рукавом и побежала, выкинув из головы все сомнения.

— Ещё не готово? — спросила Любава.

— Нет, — коротко ответила Прасковья, которой уже давно надоело объяснять девушке, что она позовёт, как только мёртвая вода доварится.

— А когда будет готово? — не унималась Любава.

Прасковья не ответила, делая вид, кто полностью поглощена смешиванием ингредиентов в чугунном горшке над огнём. Вообще-то всё уже давно было смешано, оставалось только дождаться, когда жидкость на мгновение сменит цвет с прозрачного на чёрный, и тогда быстро снять мёртвую воду с огня. Необходимо было всё внимание, которым Прасковья обладала, а доверять младшим сёстрам она такую важную работу не собиралась. Особенно Любаве, которая вся издёргалась. Не без причины, конечно, но это делу не должно мешать.

— Ты меня позови! — попросила в который раз девушка и вышла на улицу.

Любава и сама понимала, что надоела старушке, но ничего не могла с собой поделать. Поискала глазами трёх сестёр, но они, похоже, отдыхали в избушке, чтобы скоро пойти на смену за третью реку. Стоило перестать говорить, как в голову полезли навязчивые мысли и образы.