Второй сапожок полетел в другую сторону. Девушка зашагала к дому. Раздавленные грибные шляпки противно холодили ступни, а опавшие иголки больно впивались в пятки. Шишку пнула, тоже неприятно... Хотя что может быть противнее и больнее сжимающей обуви?!

— Готовлю я хорошо! Ха! — прокричала Варвара и на ходу разворошила косы. — А по голове как погладил! Будто я ему котёнок неразумный!

Вихрем ворвавшись в дом, она отодвинула медвежью шкуру, подняла половицу, достала две тяжёлые книги в потемневших кожаных обложках с медными уголками и заклёпками. Одну полистала, отложила.

— Я ему покажу! Я ему докажу... Не буду больше мямлить... — бормотала Варвара себе под нос, листая вторую. — Дурацкие травки, непонятные поганки! Я... Я миры тоже смогла бы двигать! Если бы ещё всё было записано... А то придумывай... Как придёт в следующий раз, я ему, не таясь...

Варваре не положено было иметь книги — только свитки с бесконечными рецептами отваров и примочек, незапоминаемыми названиями всякой травы и пояснениям к ступкам и пестикам. Книги она только на время могла брать у Аннушки и переписывать, чтобы лучше запомнить. Золото у неё было — для оплаты продуктов. Один камушек вёл в деревню где жила старая Аннушка, знахарка, бывшая кощеева сестра. Она без ведома Кощея доставала для Варвары книги — сразу заметила в девушке талант, который Кощей не разглядел. А может, и не вглядывался. Аннушка говорила, что надо с ним поговорить, показать, что Варвара уже умеет, тогда он согласится учить её другому. Только зачем эту ему? Положено второй сестре кашеварить да зельеварить, хорошо сможет устроится в Яви среди людей! Не менять же вековые устои ради какой-то временной девчонки? Которую ему навязали...

Варвара уронила книгу, обняла себя за колени и расплакалась. Как следует поплакать не удалось — из сундука дважды звякнуло, значит, кто-то зовёт поговорить. Девушка тяжело вздохнула, достала дрожащую тарелку с изумрудной каёмочкой, стукнула ногтём один раз, чтобы только голос передавался. Показываться в таком виде даже Любаве не хотелось.

Никита выпал из второй реки и повалился лицом вниз, раскинув руки. Мешок придавил спину камнем, хотя в нём уже ничего, кроме запасной одёжки и не осталось. В этот раз всё прошло ещё хуже — гул от чёрных волн проникал до костей, и всё тело как будто до сих пор продолжало вибрировать. Никита вздыхал и вздрагивал, выдыхал и вздрагивал. Пахло еловыми иголками. Наверное, это из-за них саднило щёку.

Что-то кольнуло тыльную сторону ладони. Никита отодвинул руку, не открывая глаз. Кольнуло ещё раз, сильнее. Никита приподнял правое веко. Скачущее чёрное пятно приблизилось, клюнуло в ухо и каркнуло.

— Встаю, — прохрипел юноша и с трудом сел.

Никиту мутило, глаза никак не могли сфокусироваться.

— Вот он, Кощея победитель, невест освободитель... — пробурчал он, дёргая нитку на запястье. Она, наконец, поддалась и соскользнула, но ворон не спешил уходить. Он несколько раз подбегал к Никите и отбегал, всё время в одну сторону по течению реки.

— А, туда мне дальше? — сообразил Никита. — Спасибо, птица учёная.

Ворон каркнул на прощание и нырнул в прозрачную воду. Поверхность не шелохнулась. Никита вздохнул и помассировал голову. Пить хотелось ужасно, но река в белом русле не вызывала доверия. Даже, вон, ни одной иголочки в воде не плавает! И рыб нет!

Никита медленно побрёл вперёд, стараясь подбодрить себя тем, что первая кощеева сестра оказалась нисколечко не страшной, только слегка чудной. Ну, у людей в возрасте такое бывает... Так что обычная старушка. О коне позаботится.

Сначала елей вокруг было по пальцам пересчитать, только странные все — от жёлтого до тёмно-оранжевого цвета. Но чем дальше вела речка, тем меньше попадалось жёлтых деревьев, а дальше уж господство перешло к синевато-седым и обыденно-зелёным, и стояли они плотнее, нависнув над рекой и загораживая голубое бессолнечное небо. Вдруг среди стволов он заметил прореху, вроде даже и тропинку. Никита свернул от реки и пошёл по ковру из потемневших иголок.

Среди елей дышалось свободно, как будто силы прибавлялись, и юноша даже забыл о мучившей его жажде.

В глубине леса деревья попадались всех цветов, шуршало что-то в невысокой сухой траве, редкие длиннохвостые синицы вылетали из веток в поисках красных ягодок, а зелёные дятлы искали насекомых. Было сумрачно. Никите померещился в зарослях тройной серый хвост, но думать о кикиморе не хотелось, и он сосредоточился на растениях. Он скоро понял, что тут не только ёлками всё засажено, разные хвойные деревья встречаются — можжевельники с чёрными пахучими плодами, пышные сосны, лиственницы, стройные кипарисы. И как это всё в одном месте уживается?

«Ну и дурак ты, Никита! — стукнул себя по лбу юноша. — Забыл что ли, где находишься! Тут без чар не обошлось. Так себя забыть раньше времени можно...»

Дальше мысли Никиты вернулись к сказкам, так что готовые слова приветствия уже крутились на языке. Избушку второй кощеевой сестры окружали низкорослые хвойники, и оттого она не затронута была сумраком леса. Старуха уже поджидала его, стоя на ступеньках у распахнутой двери, одетая в такой же простой балахон, как и младшая, только подпоясанный широким алым кушаком с вышитыми золотыми солнцами. Серый платок был прижат к голове берестяным обручем, а из-под ткани виднелась растрёпанная белая чёлка. Никита сразу понял, что она старше — морщин было в два раза больше, лоб сурово нависал над глазами... Какими-то не по-старушечьи большими, яркими, чёрными, как дно колодца. В таких только утопиться.

— Явился не запылился! — сказала она мрачно. — Человеком на всю округу воняет. С чем пожаловал, богатырь?

Никита расправил плечи и открыл рот, но старуха мрачно добавила:

— Если ты и правда богатырь. Мелкий какой-то. От одного кощеева чиха на край земли снесёт. Хотя какая мне разница... Просто не ходи дальше, ладно?

— Не ладно! — ошарашенно ответил Никита, растеряв все сказочные фразы. — Я может, не совсем богатырь, но я царский сын, и у меня к Кощею дело, даже два.

— Что за дела могут быть к Кощею? — сложив руки на груди, сурово спросила старуха.

— Я за невестой пришёл.

Старуха подняла кустистые брови:

— Ха! Глупости какие! Что, царскому сынку в людском мире девушки не милы? Нет у Кощея невест, только сёстры.

Врёт старуха, решил Никита, уязвлённый и её смехом, и тем, что она в сущности была права. Царскому сынку Никите обычные невесты не подходили. Поэтому он не смог скрыть обиженную нотку:

— Как нет невест! Куда же все девушки деваются, которых он в своё царство утащил?!

— Во-первых, никого он не утаскивал, во-вторых, он их отпускает, — строго сообщила старуха.

Тут уж настала очередь Никиты сказать «Ха!». Старуха проигнорировала его и язвительно спросила:

— А второе дело, ваше высочество?

Никите не нравилось, что разговор зашёл куда-то не туда и совсем не приближает его к намеченной цели. Он решил, что единственный способ вернуться у образу богатыря, а не капризного царского отпрыска — следовать указаниям из сказок, и, подбоченившись, повторил уже однажды сработавшую формулу:

— Ты бы, старуха, сначала путника напоила, накормила, да спать уложила, а потом расспрашивала!

— Кто ж у кощеевых сестёр спит, глупый, — не поддалась вторая сестра. — А поел ты у первой.

— Тогда напои! — упорствовал Никита.

— Хм, — сказала старуха, скрылась за дверью, вернулась с глиняной кружкой и неожиданно кинула Никите. Тот едва успел её поймать.

— Река в той стороне, — сказала старуха.

Хотелось кинуть кружку обратно, прямо в голову этой гадкой ведьме! Вон как ухмыляется! Но пить хотелось страшно — даже говорить было сложно, не то что спорить. Никита развернулся и поплёлся обратно по тропинке, напоследок сказав:

— Ты от меня так просто не избавишься!

— Ха! — кинула старуха ему в спину и хлопнула дверью.

Никита всё-таки решился и набрал воды в кружку — Горошек-то пил, ничего! Да и чай первая старуха, наверное, из этой воды заваривала. Вода оказалась холодной и совершенно безвкусной. Подождав немного, не заболит ли живот, Никита напился вдоволь и пошёл обратно, раздумывая, как дальше общаться со старухой. Не зря первая сказала, что вторая сестра умная!