Постепенно Борис всё больше сближался с Косиком. Этому способствовала необходимость решения вопросов, связанных с восстановлением в институте. Как правило, тот заходил в гости к Боре, и они обсуждали все дела у него. Любую требующуюся информацию об институте Кос получал по своим каналам непосредственно на месте. Но кроме этого Боря узнавал от него много интересного и об их тайном клубе. Например, что людей, не подверженных триколитроновой зависимости, на самом деле гораздо больше, просто они либо не знают друг о друге, либо стараются не общаться в целях конспирации. Аркадий Денисович придумал существующую конспиративную систему, организованную по сетевому принципу, в которой люди объединены в „клубы“, каждый из членов которых знает только своих „одноклубников“, да и то — по кличкам. Между собой „клубы“ общались только через руководителей. Это давало надежду, что в случае их раскрытия будет, несмотря на спецметоды, обнаружена только небольшая часть сети. Кос не знал точно, были ли в этой сети иногородние „клубы“, но предполагал, что это вполне реально. Он был одержим идеей глобализации их деятельности, подразумевавшей налаживание связи с другими „чистыми“. Но к его огромному сожалению, Аркадий Денисович пресекал такие стремления на корню, попросту не давая ему информации о других сообществах.

Разговор о нападении на Диортам возник как-то внезапно. В тот день они сидели, как обычно, у Бори. Почему-то все разговоры были о Системе и проблемах защиты от неё. Боря знал, что бывают случаи, когда „чистые“ соратники попадают в поле зрения Организации. Их могут „накрывать“ различные проверки и тесты. Если человек случайно на несколько недель или месяцев оказывается без триколитрона или перестаёт на него реагировать, то, как правило, он ничего не замечает. Но если кто-то просвещает его, то он представляет гораздо больший интерес для Диортама. С него снимают информацию и обнаруживают всех „чистых граждан“, которые находились с ним в контакте.

Морильский „клуб“ такие потрясения пока миновали, во многом благодаря изощрённому уму Аркадия Денисовича. Но все, умеющие мыслить, догадывались, что это — до поры, до времени.

— С этой же целью, как ты знаешь, не рекомендуется знать настоящие имена соратников, место их работы и жительства, — рассказывал он Борису. — Но, конечно, эти рекомендации соблюдаются далеко не всегда. Когда возникают дружеские связи, то скрыть, например, свой адрес — очень непросто. А если известен адрес, то стоит ли скрывать остальное? Рекомендации эти, вроде как, разработал сам Денисыч. Он, говорят, не раз попадал в переплёты с Диортамом, но чудом всегда выходил сухим из воды.

— А, может, он тоже на Диортам работает? — сразу выдвинул гипотезу Боря.

— Не-е, не думаю. Даже при всём моём неприятии его осторожной позиции, возможность работы Денисыча на Диортам исключена.

— Думаешь?… — задумчиво произнёс Боря. — А ведь кто знает? Мы же, по сути, для них пока безвредны. Зато при таком раскладе постоянно под присмотром. Сами ищем для них „чистых“ людей. Очень удобно…

— Да они, если бы хотели, всех нас могли „посадить на иглу“, а мы бы даже не заметили. Какой им смысл с нами церемониться? А?

— А, может, мы и так, как ты говоришь, „на игле“? Думаем, что „чистые“, а на самом деле — просто хорошо почищенные. И закодированные на то, чтобы ничего не предпринимать.

— Ну, даёшь! А ещё нигилистом меня назвал. Так можно договориться и до того, что окружающее нам только кажется. То есть опять прийти к идее про „Матрицу“, да?

— Знаешь, матрица, не матрица, но, может, ты и прав был, когда собирался грохнуть этот склад Диортама?

— Да не грохнуть, а повредить терморегуляторы. Я же тебе рассказывал: это позволило бы переохладить ёмкости с препаратом.

— Ну да, да. Для этого сначала нужно было подключиться к системе связи, чтобы вместо реальных данных отправлялся фальшивый сигнал о температуре. Но ты по ошибке задел цепи электропитания, так что ничего не получилось.

Косик не разделил Бориного энтузиазма и сказал, глядя задумчиво в окно:

— Не совсем так, но в общих чертах — похоже… У меня такое ощущение, — добавил он после долгой паузы, — что надо что-то сделать, иначе не через месяц, так через год нас обязательно заметут по-тихому, а мы, и правда, ничего не заметим.

Борис согласился с ним, добавив только, что такая акция должна быть хорошо продумана. В противном случае, лучше просто расслабиться и ждать прихода дяденек с кодером.

В тот день они долго просидели у Бориса, о многом разговаривали. Товарищ рассказал ему подробнее о своей неудачной попытке повреждения системы терморегуляции склада триколитрона. Зная, что триколитрон боится замораживания, он рассчитывал „задурить голову“ климатической системе склада так, чтобы препарат снова оказался бы замороженным. Предполагалось, что значительная часть населения на короткое время избавилась бы от триколитроновой зависимости. Правда, что делать дальше, Косик представлял плохо.

Когда они снова перешли к методам защиты группы от обнаружения Диортамом, Косик поделился некоторыми секретами. Рассказал, что в случае, если бы Боря не прошёл тогда теста на полиграфе, ему бы при прощании укололи препарат, аналогичный применяемому спецслужбами, закодировали, и он бы про всё забыл. Что телефон, по которому он вначале звонил Косику, не принадлежит никому, а на его телефонный кабель установили специальное устройство, которое фиксировало все звонки и распознавало набранные номера. После того, как оно зарегистрировало звонок на псевдономер Косика, ребята поняли, что Борис хочет продолжения разговора…

Кос ушёл за полночь. Прощаясь, они договорились подумать над тем, что можно предпринять против Организации.

В суточном отчёте Олега была текущая информация о ходе расследования, а также дельное предложение — допросить всех неохваченных до этого начальников участков. Это, конечно, никого не обрадовало, постоянные допросы уже всех измотали. Но предложение обосновывалось довольно убедительно: практически все начальники участков были в день подъёма пострадавших на рабочих местах, а многие сразу спустились в шахту — осмотреть оборудование и выработки. И более того, каждый начальник участка хорошо знает своих подчинённых, поэтому велика вероятность, что он даст какую-нибудь ценную информацию.

Андрей обсудил этот вопрос с Геннадием Ивановичем, который, конечно же, знал об идее Олега и включил допросы начальников участков в планы работ. После этого он вызвал машину и поехал домой.

Дома его ждал ужин и молчаливая Вера. Уже несколько недель с ней творилось что-то неладное. Андрей приписывал её недовольство переносу своего отпуска на неопределённый период, и поэтому не придавал состоянию жены особого значения. Но сегодня, видимо наступил час истины. Глядя на жующего мужа, Вера внезапно расплакалась. Пришлось бросить трапезу и начать её утешать.

— Ну что такое, Верочка? Что тебя смущает? — уже в который раз спрашивал он её.

Не прошло и двадцати минут, когда он узнал причину замкнутости жены: в какой-то момент Веру словно прорвало, и её уже не нужно было уговаривать сказать хоть слово.

— Мне сегодня нужно было срочно с тобой поговорить. Я позвонила и снова попала на твою секретаршу, — возмущённо говорила она. — Она разговаривает со мной как с пустым местом! Сказала, что „ты занят“, и „что тебе передать“!

— Ну подожди, — попытался вставить слово Андрей, — я думаю, она разговаривает со всеми одинаково…

— Но я же твоя жена! — воскликнула Вера и снова разрыдалась.

— Ты становишься большим начальником, — сказала она через минуту, немного успокоившись. — Я опасаюсь, что это плохо отразится на нашей семье.

— Ну что ты, солнышко, — произнёс Андрей, пытаясь придумать что-нибудь такое, что свело бы проблему к шутке, понимая, что в противном случае только подтвердит её сомнения. — Ну что ты, солнышко, зря ты так считаешь! Даже, когда лев становится царём зверей, его жена имеет эксклюзивное право называть его самым-самым. И вообще, поехали, поужинаем куда-нибудь!