Никуда они не поехали, но ещё долго разговаривали, сидя на кухне и почему-то не зажигая света, когда стемнело. Оказалось, что Вера больше всего расстроена тем, что они безвыездно сидят в Морильске. Вот уже и август, а они не только не были в отпуске, но даже на природу, как пару лет назад, не выезжали.

— Ну почему бы нам не съездить на тот же Ыт-Кюель? — шептала в темноте Вера.

Андрей, конечно, не мог рассказать ей обо всех своих делах на работе. Вообще ни о каких делах он не мог ей рассказать. Но он не был против небольшого пикника в экзотическом месте вроде того озера. В общем, договорились организовать что-нибудь в ближайшее время. Казалось, Вера немного успокоилась. Но, на самом деле, на душе у неё было совершенно мерзко. Это можно было приписать свойственному ей состоянию необъяснимой тревожности. А, может быть… она чувствовала, что никуда они уже не поедут?

Разговор о Диортаме хорошо врезался в память Борису. Он постоянно возвращался к нему и напряжённо пытался придумать, что можно сделать, чтобы как-то изменить ситуацию? Но ничего путного не получалось. Организация казалась эдаким непотопляемым авианосцем, деловито и не спеша развивающим свой боевой арсенал. Появившись только вчера, он уже сегодня контролировал общественную жизнь во многих городах. А что будет в ближайшем будущем? Не нужно быть Нострадамусом, чтобы догадаться, что влияние его будет и дальше развиваться. Последние оплоты свободы личности рано или поздно падут, и он будет решать всё: вплоть до количества детей в семьях, и выбора сексуальных партнёров. Именно так: партнёров — просто и цинично, потому что чувства и эмоции тоже будут со временем отпускаться в строгой дозировке. Причём делаться всё это будет с совершенно благими целями.

Но что можно сделать?

Повредить мощному организму спецслужбы представлялось просто нереальным. Даже если выкосить весь местный филиал, то всего лишь пришлют новых сотрудников. Может, это будет и тяжёлый удар, но отнюдь не смертельный. Остаться при этом в живых — тоже проблематично. Борис не сомневался: если возникнет угроза, то Организация не остановится ни перед какими средствами.

После долгих раздумий он пришёл к выводу, что наилучший вариант — бороться с системой её же методами. Например, „подсадить“ руководство морильского филиала на триколитрон, приказать ему прекратить давать препарат населению, или заставить тайно добавить препарат вышестоящему руководству. Таким образом, можно обезвредить всю систему. Боря понимал, насколько сложна подобная операция, но рассчитывал, что с помощью знакомого Косика, работавшего в морильском филиале, это удастся реализовать.

При следующей встрече он рассказал об идее товарищу, но тот быстро не оставил на ней камня на камне.

— Это невозможно, дорогой, по ряду причин. Во-первых, это не мифический сотрудник, а мой родной брат. Он работает там в охране. Он знает, что я „чистый“, но жалеет и прикрывает. Правда, я ему пообещал, что не буду заниматься никакой противоправной деятельностью в отношении Диортама. Но тут я спокоен. Это — организация, которой не существует. Её статус никак не определён законодательно, так что, если мы и вмешаемся в его работу, то ничего противоправного не совершим. Правда, тут ты точно заметил: это не помешает им размазать нас по той стенке, возле которой найдут. И ещё крупно повезёт, если нам просто прочистят мозги!

— Ну, это понятно и так, — ответил Борис, — а что по сути вопроса?

— По сути есть несколько трудно преодолимых сложностей. Как выйти на руководство Диортама? Как дать им незаметно триколитрон? Как правильно их закодировать? Думаешь, так всё просто? Заставить что-то забыть не так сложно. Но заставить что-то длительно и целенаправленно выполнять — не совсем лёгкая задача. Этому сам Диортам учился более десяти лет. Тысячи сотрудников, учёные, десятки тысяч экспериментов. В общем, глубокое кодирование представляет собой такую сложную технологию, которой просто так не научиться. Но даже не это главная проблема. Фишка в том, что в Диортаме имеется своя хитрая система безопасности, которую не обойти такими примитивными методами, которые ты предложил.

И Косик рассказал, что знал об этом. Кроме „чистых“ сотрудников в филиале работают и „серые“. Понятно, что основная масса — „чистые“, но „серые“ тоже нужны. Они закодированы на выполнение ряда операций, которые „чистые“, в случае их „подсаживания“ на препарат, сделать не смогут. Прежде всего, „серые“ работают в различных технических службах. Дело в том, что обеспечить „чистоту“ сотрудника гораздо сложнее, чем обычное принятие препарата. Его диету нужно контролировать ещё более пристально, чем уровень триколитрона в крови у обычного „серого“. Нужно индивидуально принимать решение о статусе его родственников, которые, питаясь вместе с „чистым“, могут недополучать препарат. Их тоже нужно либо переводить в „чистые“, либо давать препарат индивидуально, либо очищать от препарата кровь „чистого“ сотрудника. В общем, проблем — масса.

— Поэтому, о мелких сошках особенно и не заботятся, они — „серые“. Но причина не только в этом. „Серые“, работающие в Диортаме, зачастую закодированы специальными кодами на подержание безопасности организации. Например, оператор дозирующей установки в случае приказа на изменение режимов подачи препарата, закодирован на отправку сообщения: вначале в Москву, а затем — оперативному дежурному филиала. И он этот код выполнит, даже при угрозе жизни. Электрик может и не знать, что делают в этой организации. Объяснили ему, например, что это служба информационной безопасности при УВД, да и всё тут. Но он может быть прикреплён к определённым сотрудникам, с которыми общается. И в случае выполнения ими каких-либо действий, которые можно оценить как злой умысел или выполнение кодовой команды, он может сделать что угодно, от звонка по сотовому в Москву, до устранения такого сотрудника.

Косик ещё рассказал, что все сотрудники Диортама периодически проходят проверку на содержание триколитрона и дополнительно, для подстраховки, на признаки кодирования. А проводят эти тесты сотрудники специального подразделения, два из которых „чистые“, а два — „серые“. Но не просто „серые“, а знающие об этом, равно как и обо всей работе Диортама. Сделано это специально. „Чистые“, по сути, беззащитны перед тайным „подсаживанием“ на препарат и последующим кодированием. Несмотря на тщательно прописанные процедуры проверки, теоретически их можно закодировать так, что они будут выдавать все нормальные результаты и отправлять правильные ежедневные отчёты в Москву. „Серые“ же спецы закодированы от любого вмешательства в процедуры проверки. При попытке узнать у них коды или заставить что-то изменить, они, в зависимости от ситуации, запрограммированы на различные способы противодействия: от сообщения об этом куда следует, до самоубийства. Отдельно продумано их противодействие в случае попытки получения информации с помощью кодирования, с физического воздействия и так далее.

Что и говорить, Бориса расстроили эти подробности. В глубине души он надеялся, что Косик поддержит идею и добавит немного реалистичности его безумным планам. Но аргументы товарища не оставили никакой надежды. Он решил, что вряд ли сможет сейчас что-либо придумать, и с этими мыслями отправился домой.

Работал в это время Борис там же, где и раньше. В той же бригаде, правда, без напарника-люкового. Отношение его к работе сильно изменилось, он уже давно думал о ней, как о чём-то не очень важном. На все производственные проблемы смотрел с долей иронии. Нельзя сказать, что он стал работать хуже. Но самоотверженности и „боления душой“ — точно поубавилось. Видимо, это была нормальная реакция на отсутствие триколитрона в организме. К сожалению, людей, у которых можно было спросить, как было „до того“, осталось не так много. А те, что остались, вряд ли поняли бы его вопрос.

Уже больше месяца прошло, как Люда уехала в отпуск. Боря несколько раз звонил ей. Она ему жаловалась на скуку и жару, рассказывала, что родители решили вскоре возвращаться в Таганрог. Но как бы Боря ни скучал без девушки, новые события, разворачивавшиеся при его участии, не давали расслабиться. Он был готов действовать.