– Я бы сразу сказал тебе, Вив.

– Я не понимаю, Джек. Почему это занимает столько времени – написать заключение?

– Главный медицинский эксперт хочет все тщательно проверить. Чтобы не было ошибки. Вот почему все так долго. ничего необычного – ведь еще и недели не прошло.

– Конечно, Джек, и недели не прошло.

В среду утром в церкви св. Иоанна Богослова в Манхэттене состоялась поминальная служба по Себастьяну. Присутствовал весь цвет общества – государственные деятели, сенаторы, представители правительств иностранных держав и все те, кто лично знал и любил его или восхищался им издали.

Люциана хорошо справилась со своей задачей. Церковь была полна цветов, речи были трогательны и взволновали всех до глубины души. Все очень трогательно говорили о Себастьяне, который сделал так много полезного для людей. Я сидела рядом с Джеком, Люцианой и ее мужем Джеральдом, прилетевшим-таки из Лондона.

Как только служба закончилась, я отправилась в аэропорт Кеннеди и улетела ночным рейсом во Францию.

Когда бы я ни приехала в Прованс, меня всегда охватывает чувство ожидания и волнения, и сегодняшний день не был исключением. Я с трудом сдерживалась, сидя на заднем сиденье машины, глядя на пейзажи за окном.

Мы ехали из Марселя через Буш-дю-Рон, направляясь в Воклюз, в Лормарэн, на старую мельницу. Я не могла дождаться, когда же попаду туда.

Утром я прилетела в Париж из Нью-Йорка, пересела на рейс до Марселя, где в аэропорту меня ждал водитель из автомобильной компании, услугами которой я всегда пользуюсь.

Его звали Мишель, и я знала его уже несколько лет. Это был симпатичный, доброжелательный и услужливый провансалец, всегда знающий о том, что происходит в округе. Можно было полностью положиться на его знания о городах, деревнях, замках и церквях Прованса, об антикварных магазинах, лавках и ресторанах; при этом он сообщал свои сведения только когда его спрашивали. Это была одна из причин, почему я всегда предпочитала ездить с ним; он никогда не был фамильярен или болтлив, и поэтому совсем не мешал мне. В дороге я люблю расслабиться, молчать и думать. Я не выношу, когда разговор льется непрерывным потоком.

Я смотрела в окно, отмечая, как необычно выглядит пейзаж в этот солнечный и теплый октябрьский вечер. В неповторимом воздухе и пейзажах Прованса действительно будто присутствует какая-то особая подсветка, своего рода особая яркость, которая не меркнет круглый год и не одно столетие влечет к себе художников.

Многие из них приезжали сюда работать, привлеченные этим светом и трепещущими красками земли… Терракота, переходящая в сиену жженную, смесь коричневых, рыжих, сочащихся золотом, абрикосовым и персиковым цветом; ярко-оранжевые, резкие желтые, все оттенки зеленого. Под самым чистым в мире синим небом эти цвета казались поразительно живыми.

Эти блистающие краски густо наслаивал на свои холсты Ван Гог, добиваясь богатой фактуры. Работая в такой манере, он создал, впервые в прошлом веке, свои удивительные полотна и ими обессмертил Прованс и себя самого.

Одно время Себастьян увлеченно собирал импрессионистов. Он любил Ван Гога, у него было несколько его работ; теперь, должно быть, они принадлежат Джеку или Люциане. Интересно, кому он завещал их; скорее всего, их унаследует Джек.

Вскоре мы проехали Экс-ан-Прованс, который я хорошо знала, несколько лет отдыхая в шато д'Коз. Конечно, Джек приедет сюда на следующей неделе; я вдруг поймала себя на мысли, что совсем не хочу его видеть. Достаточно мы пообщались за последнее время.

В этот вечер дороги были практически пусты, и ехать было хорошо. Мы проехали Буш-дю-Рон и въехали в Воклюз. Это департамент Прованса я люблю больше всего; здесь я жила, приезжая и уезжая, почти четырнадцать лет с обоими своими мужьями.

Среди прочего мне особенно нравится разнообразие этой местности. Фруктовые сады, виноградники, оливковые рощи сменяются ровными полями, холмами и отрогами Люберонских гор. Там, где я живу, в Лормарэне, местность удивительно живописна на протяжении всего года. В основном, из-за огромного разнообразия деревьев, которые здесь разрастаются очень пышно, ведь в этих краях теплый сезон – самый долгий во Франции.

Конечно, меня привлекают и другие вещи. Очаровательный живописный городок, как бы столица Люберона. Он также считается главным городом Воклюза. Множество художников, музыкантов и писателей жили в этом городке и в его окрестностях: когда-то здесь был дом великого французского писателя Альбера Камю, который похоронен неподалеку.

Подъезжая к Лормарэну, я открыла окно. Ворвался теплый, сладкий воздух, принеся с собой смешанные запахи диких цветов, розмарина, фруктов, лаванды, сосны, – знакомые запахи, которые я так люблю и которые всегда говорят мне о том, что теперь я дома.

Теперь мы ехали по открытой, настоящей деревенской местности, полной изобильных садов, виноградников, оливковых рощ, отсюда почти до самой мельницы простираются мои поля лаванды.

– Voila! Regardez, madame Trent[6] – воскликнул вдруг Мишель, нарушая молчание.

Он замедлил скорость. Перед нами на бледно-голубом небе вырисовывался зазубренный силуэт – маленький средневековый городок, прилепившийся к вершине холма.

– Как хорошо вернуться домой, Мишель, – сказала я: я волновалась все больше, и вот он свернул с узкого грязного проселка, направляясь по длинной подъездной дороге к старой мельнице. По обеим сторонам дороги, ведущей до самого двора, выложенного плитами, стояли гордые кипарисы – высокие, стройные, темно-зеленые стражи.

На древние камни мельницы, построенной в XVI веке, пятнами ложился солнечный свет, и казалось, что по ним раскиданы мазки золотой краски. В этом мягком свете сияли многочисленные окна, а двор был уставлен огромными кувшинами для оливкового масла, в которых росли яркие и веселые цветущие растения, которые словно приветствовали меня.

Большая дубовая дверь была распахнута, и пока мы заезжали в тупичок на дворе, из дома выбежали Филлис и Ален Дебрюлль, супружеская чета, работающая у меня.

Фил, англичанка, переселившаяся во Францию и вышедшая замуж за провансальца, обняла меня и сказала:

– Добро пожаловать домой, миссис Трент.

– Здравствуйте, Фил! Если бы вы знали, как я рада, что я здесь.

– Очень хорошо вас понимаю, – отозвалась она.

Ален пожал мне руку, широко улыбнулся и сказал, что они скучали обо мне: потом повернулся к Мишелю, вынимавшему мои вещи из багажника, и быстро заговорил с ним по-французски.

– Ah oui, bien sur. Mersi beaucoup[7] – ответил Мишель и, обратясь ко мне, добавил: – Ален приглашать меня на кухню выпить кофе.

– Да, я поняла, – ответила я. – Зайдите ко мне перед отъездом, Мишель.

– Oui madame, merci.[8]

Я еще не успела отдышаться, как начал трезвонить телефон. Кажется, весь Лормарэн знает, что я вернулась. У них, наверное, есть сигнальные барабаны.

Когда я, не знаю какой раз подняла трубку и сказала «да» довольно резко, оказалось, что это моя близкая подруга Мари-Лор.

– Я звоню только чтобы сказать «привет», Вивьен, – пояснила она, а потом обеспокоенно спросила: – Что-нибудь случилось?

– Конечно, нет. Почему ты спрашиваешь?

– Твой голос… как это сказать… немного дрожит.

– Все в порядке, уверяю тебя.

– Надеюсь, в дороге все было хорошо?

– Да, Мари-Лор, дорога была нетрудная. За столько лет я привыкла к ней. Но ты не поверишь – кажется, весь городок знает, что я приехала… Мне звонило столько разного народа. Я – прямо сенсация дня.

Когда она заговорила, в ее голосе слышался теплый смех.

– А это так и есть, дорогая. Мне сказала об этом мадам Крето, когда я утром была в булочной. Она сказала, что об этом ей сказала Фил – что тебя ждут сегодня около пяти. Надеюсь, я не помешала своим звонком?