– Жизнь – непредсказуемая штука, – заметил Кит, ставя свой стакан на кофейный столик. – Никогда не угадаешь, что у нее в запасе, какие жуткие потрясения ждут за углом. – Он сел рядом со мной, положив руку на спинку дивана. – Я хочу, Вивьен, помочь тебе справиться со всем этим, насколько это возможно. Я буду рядом, если понадоблюсь.

– Я знаю. Но сейчас я уже в порядке.

– И все хорошо, Вив? Я имею в виду – у нас с тобой?

– Конечно, Кит.

– Значит, я могу надеяться, что мы начнем с того же места, на котором расстались в июле?

– Да, – поспешно ответила я. Я уже начала осознавать, что не только хочу возобновить эту дружбу, но что она мне просто необходима.

Он наклонился, взял обеими руками мое лицо и пылко поцеловал меня. Я вернула поцелуй с такой же страстью.

– О Боже, Вив, я хочу тебя, – прошептал он, касаясь губами моих волос, когда мы, наконец, оторвались друг от друга. – Мы так давно не были вместе, это невыносимо. Пойдем наверх сейчас, а обедать поедем позже.

Я ласково коснулась его лица.

– Не торопись, Кит. У нас с тобой столько времени.

Он покачал головой.

– Кто знает, что принесет нам завтрашний день? Нужно успеть взять все сегодня, жить в полную силу, брать жизнь полными горстями. Дорогая моя, я так тебя хочу.

– Потом, Кит, – повторила я. Прильнув к нему, я поцеловала его и добавила: – Давай поедем обедать, а потом к тебе.

Он глянул на меня испытующе:

– Ты останешься на ночь?

Я кивнула.

– Я хочу увидеть картины, которые будут на выставке, особенно последнюю, твой большой холст.

– Ах вот как, тебя интересует моя работа, а не я, – засмеялся он.

– И то, и другое, – я тоже засмеялась.

Когда мы договорились о встрече, Кит обещал повезти меня в городок. Он так и сделал.

Мы пошли в четырехзвездочный ресторан, лучший в округе, в «Лормарэнскую мельницу». Кит сделал заказ заранее, и как только мы сели за столик, тут же принесли шампанское.

К обеду, состоящему из замечательной тушеной телятины с гарниром, мы взяли одно из лучших столовых вин, «Шатоньер-дю-Пап» из местных виноградников.

В довершение к чудесной еде и вину, Кит был в этот вечер на высоте. Он занимательно и весело рассказывал о своей работе, о выставке в Париже, потом посвятил меня в местные сплетни, сообщил, что случилось в мое отсутствие. Он смешил меня и развлекал в течение всего обеда.

Потом, за кофе, он вдруг спросил:

– Ты поедешь со мной в Париж в ноябре, Вив, на открытие моей выставки?

– Ох, Кит, мне еще столько нужно сидеть над книгой, – начала было я, но замолчала, заметив разочарование на его лице.

– Прошу тебя, Вив, это так важно для меня.

– Ладно, поеду, – внезапно решила я. – Это в конце месяца, да?

– Да, в пятницу, 25 ноября. А что?

– Просто в конце месяца мне проще будет вырвать время. Я смогу пока вплотную заняться книгой. Буду работать, как бешеная, в оставшееся время, и, значит, смогу позволить себе долгие выходные и поездку в Париж.

На лице Кита расплылась улыбка, и я поняла, как много значит для него мое согласие. Это меня тронуло.

– Спасибо за приглашение, Кит, я уверена, что выставка будет иметь большой успех. А еще я жду не дождусь, когда ты покажешь их мне сегодня вечером.

– А я жду не дождусь тебя, – сказал он, пожирая меня взглядом. И добавил, ухмыльнувшись: – И честно говоря, я считаю, что картины лучше смотреть завтра, при дневном свете.

– Ах вот как? – отозвалась я.

Я стояла у окна спальни, глядя на старинный замок Лормарэн, и ждала Кита. Полная луна освещала ренессанскую громаду, застывшие башни и бросала серебристый блеск на камни.

Мне всегда нравился вид из этого окна, но сегодня он был какой-то необычный, какой-то другой. Может быть, из-за игры сверкающего лунного света на этой древней твердыне и на холмистых полях, среди которых стоит замок. А может быть, из-за темного неба, усыпанного яркими звездами и стремительно несущимися облаками, которые набегали на лунный лик, затеняя его.

Или из-за того, что это я сегодня другая?

Напряжение мое спало, мне было легко, как давно уже не бывало. Я радовалась, что я с Китом. Я заметила это уже несколько часов тому назад. Я уже и забыла, как хорошо на меня действует его тепло, внимание, ласковые взгляды и жесты. Ничего нового для меня в этом не было. Он всегда был таким со мной, он прекрасно ко мне относится. ПРосто за три месяца отсутствия я об этом забыла.

Кит подошел ко мне сзади, положил руки мне на плечи. Приподняв мои волосы, поцеловал в шею. Потом медленно повернул лицом к себе.

На нем был белый махровый халат, и он подал мне такой же.

– Пожалуйста, дорогая, разденься, пойдем ляжем, – прошептал он.

Но когда я хотела отойти, он обнял меня и поцеловал. Поцелуй был долгий и жадный, и отпустив меня, Кит сказал тихо и настойчиво:

– Быстрее, я не могу ждать, Вив, я так соскучился.

Через несколько минут я вернулась, одетая в халат, и легла рядом с ним. Мгновение мы лежали, взявшись за руки и глядя, как небо меняет свой цвет, и я была счастлива, что я с ним рядом, что можно наслаждаться этими мгновениями редкого покоя и близости. Потом Кит вдруг приподнялся на локте, лег на бок и внимательно посмотрел на меня.

– Ты красивая, Вив, – и он распахнул на мне халат и стал гладить мои груди, живот и бедра медленными движениями. Потом стал на колени, склонился надо мной, целуя меня всю, пока не добрался до мягких волос, скрывающих лоно. Там его губы задержались надолго. Я расслабилась. Пусть он ласкает меня, как ему хочется, как он всегда это делает.

В первый раз я приехал в шато д'Коз, когда мне было семь лет. Не знаю, может ли мальчишка в таком возрасте влюбиться в дом; но я влюбился.

В те дни я не понимал, почему я так его полюбил. Единственное, что я понимал, – что здесь я дома. Его размеры меня не пугали. И величественность не подавляла. Мне был легко в этих огромных комнатах. Легко бродить по лугам и лесам нашего имения.

В глубине души я знал, что я принадлежу этому месту, этому дому. Навсегда. Уезжать отсюда мне никогда не хотелось. А если и приходилось, я грустил целыми неделями. Никак не мог дождаться возвращения. Мы приезжали сюда каждое лето. И всегда лето казалось мне слишком коротким.

Отец подарил мне шато и земли сразу же после того, как женился на Вивьен в 1980 году. Я был поражен, услышав о его намерении. Я не верил, что он действительно хочет это сделать. Я ждал, что в последний момент он раздумает. Но он не передумал, к моему великому удивлению.

Себастьяну шато надоел. К виноградникам и виноделию он утратил всякий интерес. Такой у меня отец. Ему быстро все надоедает. И вещи, и жены.

После того, как они разбежались с Вивьен, мы с Люцианой стали за глаза называть его Генрихом. В честь Генриха VIII, у которого было шесть жен. Прозвище быстро сократилось до Генри.

В детстве мы с Люцианой придумывали имена и прозвища для многих людей. Вивьен мы звали ВВ – Вивьен Великая. Так воспринимал ее отец. И я. Но Люциана не любила Вивьен. И ВВ она называла так в уничижительном смысле.

Моя единокровная сестра ненавидела и мать Вивьен, Антуанетту Дилэни. А я ее любил. Она казалась мне красавицей. Ее волосы грели, как солнце, зеленые глаза были цвета изумрудов, которые отец часто дарил ей. Кожа у нее была матовая и очень светлая. Когда Антуанетта сердилась, кожа становилась ярко-розовой. летом вокруг носа у нее проступали веснушки. Они мне нравились. Они делали ее более земной, не такой воздушной.

Антуанетта всегда была очень добра ко мне. Она любила меня. Также сильно, как Вивьен. Я знаю это потому, что она говорила мне об этом, говорила, что я ей как сын, которого у нее не было.

Я не позволил бы Люциане давать прозвище Антуанетте. Разве только если оно будет хвалебным. Но в этом мы так и не пришли к соглашению. Поэтому Антуанетту мы никак не называли у нее за спиной. О ней мы всегда говорили как об Антуанетте.