После ужина я пошел к Антуанетте. Постучал в дверь. Открыл отец. Он не дал мне войти и пожелать ей доброй ночи.

– Антуанетта отдыхает, – сказал о, – Увидишься с ней завтра, Джек. – И не добавив больше не слова, захлопнул дверь у меня перед носом.

Я сел на пол рядом с дедушкиными часами, стоящими в углу верхнего холла. Я решил подождать, пока он уйдет. Пока не ляжет спать. Тогда я прокрадусь в комнату, поцелую ее в щеку и пожелаю спокойной ночи.

В холле было довольно темно, и я уснул. Разбудили меня какие-то звуки. Стоны. Вздохи. А потом сдавленный крик. Тут же я услышал голос Антуанетты. «О Боже! О Боже!» – восклицала она. – А потом коротко вскрикнула: «Не надо…» Остальную часть фразы заглушили.

Я вскочил, пробежал через холл. Ворвался в спальню. Там был полумрак. Но при свете лампы, горевшей рядом с кроватью, я увидел отца. Он был обнажен. Он лежал на Антуанетте. Сжимая руками ее голову. Он делал ей больно. Я это понял.

– Перестань! Перестань! – закричал я. И бросившись на него, схватил за ногу.

Отец был сильный, атлетически сложенный человек. Он сделал быстрое движение. Соскочив с кровати, он сгреб меня в охапку, поднял и вынес из комнаты. Я оглянулся. Антуанетта накрывала простыней свое обнаженное тело.

Она заметила, что я смотрю на нее, и послала мне воздушный поцелуй.

– Ложись спать, милый. Вот славный мальчик! – она ласково улыбнулась. – Приятных снов!

Я плакал, пока не уснул. Я был всего лишь ребенком. Восьмилетним мальчишкой. И не мог помочь ей. Не мог защитить от своего отца. Он вернулся к ней и опять делает ей больно. А я ничего не могу предпринять.

На другое утро Антуанетта, как всегда, спустилась к завтраку. Мне показалось, что она никогда не была так хороша. Она была спокойна. Занята своими мыслями. Всякий раз, когда я смотрел на нее, она улыбалась своей особенной улыбкой. Отец поглядывал на меня сердито из-за своей чашки кофе. Я ждал, что он будет ругать меня за мое ночное поведение, но ничего не произошло. Он даже не упомянул об этом.

Потом, когда мы остались одни, Антуанетта заласкала меня. Она поцеловала меня в макушку и сказала, что я самый хороший мальчик в мире, ее мальчик, и что она очень меня любит. Она попросила меня помочь ей нарезать цветов, чтобы поставить их в вазы, и мы пошли в сад и все утро провели вместе.

Я прищурился и глубоко вздохнул. Кэтрин легким галопом подъехала к забору.

– Что с тобой? – спросила она, наклонясь и глядя на мен поверх головы Черного Джека.

– Ничего. А что?

– У тебя какой-то странный вид, вот и все.

– Нет, ничего. – Я поднял бутылку. Жаль, что я был так неловок и уронил ее. – Оливье создал замечательное вино, – сообщил я. – Может, даже выдающееся. В 1986 году погода была прекрасная. Виноград очень удался. Я хочу, чтобы ты попробовала его. Но, кажется, я его подпортил. Грохнул бутылку.

– Все равно, давай попробуем, – ответила она. Широко улыбнувшись, она спешилась, отдала мен честь и добавила: – Увидимся через пару минут.

Я шел к замку, все еще думая об Антуанетте и Себастьяне. Об этом ужасном случае я не вспоминал с тех пор. Он спал в моей памяти двадцать два года. Но теперь, вспомнив его, я все понял. Понял, что именно с этого дня я возненавидел своего отца.

А через неделю я пережил настоящее потрясение.

Я вернулся в шато после обычной утренней прогулки по лесу. В кухне увидел Симону, экономку. Она ставила на поднос завтрак для нас с Кэтрин. Обменявшись с ней парой слов, я понес завтрак в библиотеку.

С тех пор, как в мою жизнь вошла эта женщина, я всегда завтракаю здесь. Мне это нравится. Комната очень красивая, из окон виден лес. Кэтрин она тоже нравится. Она работает здесь над своей книгой, за большим столом у окна.

Кэтрин еще не спустилась вниз. Я налил себе кофе с молоком, взял из корзинки свежую булочку, намазал маслом и домашним вареньем из клубники.

Я приканчивал булочку, когда вошла Кэтрин.

– Прости, что опоздала. А, ты уже начал. – Она села рядом со мной у камина. Налила себе кофе.

Потом спросила:

– Хорошо прогулялся, милый?

– Да.

– Как там сегодня?

– Солнце. Как видишь. Не так мягко, как вчера. Но день славный. Для хорошего галопа очень годится.

– Вряд ли я поеду верхом, – произнесла она. – Вряд ли верховая езда полезна для младенца, верно? – и поставила чашку. И посмотрела на меня.

– Младенца? Какого младенца?

– Нашего, Джек, – она откинула свои струящиеся рыжие волосы и сияюще улыбнулась. – Я хотела сказать тебе вечером, за обедом. Но вот не удержалась. Всю прошлую неделю я подозревала, что беременна. А врач в Экс-ан-Прованс вчера это подтвердил.

Я оледенел в своем кресле.

Потом сдавленно произнес:

– У тебя будет ребенок? – Я был не только потрясен, я просто не поверил ей.

Она кивнула, все также сияюще улыбаясь.

– Да. Правда, чудесно?

Я утратил дар речи. Слова не шли на ум.

Она затараторила:

– Я никогда не подозревала, что буду чувствовать себя таким образом, я вообще совсем не думала о детях. Мне было все равно, есть у меня ребенок или нет. Но теперь, когда я действительно беременна, я потрясена. Взволнована ужасно. Это и правда чудная новость, разве не… – ее голос изменился, и она замолчала. Она удивленно посмотрела на меня. – Ты не считаешь, что это чудная новость, по-видимому?

– Разумеется, не считаю. Это чудовищно. Ребенок вовсе не входил в наши планы.

– Но, Джек…

– Я думал, ты предохраняешься. Ты говорила, что у тебя спираль, – бросил я. – Что же случилось? С чего это ты вдруг перестала беречься?

– Я не перестала! – гневно воскликнула она. – Все получилось случайно, не знаю, как все произошло, но такое иногда бывает.

– Дерьмо! Этого не должно было быть! Мы не собирались вступать в брак. Я предупреждал тебя, что никогда больше не женюсь.

– Да кто тебя заставляет вступать в брак? – зло возразила она. – Только не я. Я тебе это сто раз говорила. Я дорожу своей независимостью. И речь идет вовсе не о браке. А о ребенке. Нашем ребенке. Неожиданно я обнаружила, что беременна, и рада этому… Я хочу родить.

– Ты не можешь родить! Ты понимаешь? Не можешь!

– Ты хочешь сказать, что я должна сделать аборт? – вопросила она. Ее лицо смертельно побелело.

– У тебя нет выбора.

– Нет, есть. Я могу родить.

– Я не хочу этого, Кэтрин.

– А я хочу, Джек. И не собираюсь прерывать беременность. Я-то думала, что ты обрадуешься, как и я.

– Обрадуюсь! Как бы не так – это же катастрофа.

– Ну что ты так разнервничался?! Нам совсем не нужно вступать в брак, милый, – уже спокойно проговорила она. – Мы можем жить вместе, как все ти месяцы. И растить нашего ребенка здесь, в шато. Это прекрасное место для ребенка. И брак здесь совершенно не при чем.

– Не говори глупостей, Кэтрин!

– Множество людей так поступают, Джек. Они…

– Я – не множество. Я не хочу иметь ребенка. Разве ты не поняла? И этот ребенок меня не интересует.

– А я рожу его, что бы ты ни говорил. Меня не остановишь, – заявила она непреклонно. Она вдруг переменилась. Лицо стало жестким, тело напряглось – она ринулась в бой. От ее решимости у меня дух занялся.

– Если ты родишь, мы не сможем жить вместе, – предупредил я. – На этом наши отношения кончатся.

– Ну и прекрасно! – она вскочила. Глаза ее на бледном лице засверкали. – Я не стану избавляться от ребенка. И если ты не хочешь жить со мной и растить его, я проживу без тебя. Я рожу ребенка и сама его выращу. Я в тебе не нуждаюсь. И в твоих чертовых деньгах, Джек Лок! У меня своих хватит. Я могу и сама вырастить ребенка!

– Да будет так, – холодно заключил я и тоже встал.

Она смотрела на меня в ярости.

Я не отвел взгляда.

Мы оба молчали.

– Я уезжаю! – выкрикнула она. – Через полчаса, самое большее через час я буду готова. Будь любезен, вызови такси. До Марселя. На Лондон много рейсов каждый день. Не желаю оставаться здесь ни минуты лишней.