Пол и Анни Йорк.

Волосы актрисы влажным потоком струились на ее округлую силиконовую грудь, а кожа матово поблескивала на свету. Пол крепко сжимал Анни, помогая ей двигаться в такт с толчками его бедер.

В немом ужасе Валентина смотрела, как Пол откинул голову назад, содрогаясь от оргазма. Она слышала его стоны — такие же стоны он издавал, когда занимался любовью с нею.

Валентина, спотыкаясь, бросилась в спальню, отчаянно желая выбраться отсюда. Она выбежала из дома, кинулась к гаражу, вскочила в машину и дала задний ход, так что шины громко заскрежетали.

— Это ничего не значит, всего лишь единичный инцидент… случайность, — сказал ей Пол, когда Валентина вернулась позже, изнуренная многочасовой ездой.

—  Случайность? Как такое может быть случайностью?

— Вэл, почему ты так злишься из-за этого? Я же говорил тебе, Анни всего лишь…

— Ты трахал ее для того, чтобы преуспеть, не так ли? Да ты просто грязный развратник!

— Ты называешь своего мужа грязным развратником? Когда сама и ночи не можешь провести без того, чтобы не наглотаться таблеток?

— Таблеток, которые тымне давал… буквально заставлял меня принимать их.

— Мы больше не занимаемся любовью, Вэл, или ты даже не заметила этого? А когда занимаемся, ты мечтаешь об этом болване Ките Ленарде! И если я получил немного сочувствия у кого-то еще, как ты можешь осуждать меня?

— Как ты смеешь? — закричала она, вскакивая из-за стола, и ее спину пронзила вспышка боли. — Ты оправдываешь себя, сваливая на меня вину за все происшедшее?

— Если ботинок подходит — носи его, — с раздражением бросил Пол. — А теперь, если не возражаешь, я должен немного поспать. В конце концов, одному из нас нужно завтра работать.

Валентина провела ночь, приняв четыре таблетки. Она лежала рядом с Полом, зажав рот рукой, чтобы удержать рыдания. Теперь она расплачивалась за то, что вышла замуж за человека, которого едва ли любила.

На следующий день у Валентины была назначена встреча с доктором Фелдманом.

— Ну, Валентина, как вы себя сегодня чувствуете? — с улыбкой спросил доктор Фелдман, входя в комнату для осмотров.

— Ужасно, — ответила Валентина.

— Сильно болит?

— Да, но не в этом дело… Я хочу сказать, боль есть, но я… — Она скомкала уголок бумажной салфетки и вытерла слезы. — Наркотики… Меня как будто поймали на крючок этими таблетками, — наконец, выговорила она. — Талвин, перкодан, транксин, валиум.

— Поймали на крючок?

— Пол дает их мне.

— Понимаю, — вспышка гнева промелькнула по лицу Фелдмана, но быстро сменилась привычным профессионально-спокойным выражением. Он сел на табурет и задумчиво посмотрел на нее.

— Хорошо, давайте проведем полное обследование, а потом поговорим в моем кабинете.

— Б-беременна? — запинаясь, воскликнула Валентина. Она с изумлением смотрела на доктора Фелдмана, отделенного от нее большим столом орехового дерева. — Беременна! Но этого не может быть. Мы пользовались противозачаточными средствами.

— Полагаю, вы на втором месяце, вам следует немедленно посетить акушера. Но меня больше всего беспокоит то, что вы принимали большие дозы сильнодействующих лекарств.

— О Боже.

— Вам необходимо срочно показаться специалисту, и нужно что-то предпринять, чтобы вы немедленно отказались от наркотиков. Я дам вам номер телефона клиники Медоуз в Прескотте в Аризоне.

—  Боже, — раскачиваясь, повторяла Валентина. — Что, если наркотики причинили вред ребенку? Она понесет на себе всю тяжесть вины, она будет винить себя всю оставшуюся жизнь.

— Валентина! Ляг прямо, и тогда кровь прильет к голове, — услышала она откуда-то издалека голос доктора Фелдмана. Раздался звонок. В кабинет быстро вошла медсестра и помогла ей лечь на кушетку. Ее пальцы стали проворно растирать руки Валентины.

— Я не могу, — тихо плакала Валентина, — не могу иметь ребенка. Я не могу. Не могу.

— Вы хотите, чтобы я позвонила вашему мужу? — осведомилась молодая сестра.

— Нет! — рыдала Валентина. — Пожалуйста, нет! Я должна подумать. Пожалуйста.

Она вошла в дом, радуясь тому, что Пола нет. Прошла в спальню, затем в ванную и прошла прямо к полке, где хранила запас лекарств. Шесть пузырьков и рецепты, гарантирующие нескончаемые запасы. Ее охватило отвращение.

Что она сделала своему невинному нерожденному ребенку? Что они наделали?

Всхлипывая, Валентина высыпала содержимое пузырьков, разорвала рецепты на мелкие клочки и спустила их в унитаз, выбрасывая вместе с ними пять месяцев своей жизни.

—  Я не думала, что так получится, — сказала она крошечному плоду внутри себя. — Пожалуйста, пожалуйста, пусть все будет в порядке с тобой.

Наконец, вся дрожа, она подошла к телефону и набрала номер клиники Медоуз.

Снова наступило лето, и кондиционеры в здании Нью-Йоркского университета не работали, как обычно случалось, когда город страдал от традиционного для жаркой погоды уменьшения подачи электроэнергии.

Орхидея вбежала в класс и плюхнулась на свое обычное место в четвертом ряду, бросив на пол портфель, в котором лежал начатый ею новый сценарий. Она снова проспала и теперь запыхалась и вспотела.

— Ну, наконец-то вы соблаговолили почтить нас своим присутствием, мисс Ледерер, — проворчал преподаватель.

— Я забыла завести будильник.

— Пора бы вступить в мир взрослых, мисс Ледерер. Я не высоко оцениваю незаинтересованных людей.

— Я заинтересована, — запротестовала она, и в классе захихикали.

Заерзав на жесткой деревянной скамье, она подумала о том, что при всем сарказме Мойши Силвермана его курс драматургии — единственная стоящая вещь в ее жизни. Время для нее, словно ударившись о глухую стену, остановилось, когда Морт Рубик уволил ее, потому что она не смогла доставить ему Валентины. Она пробовалась на несколько эпизодических ролей и получила роль с десятью репликами во внебродвейской постановке, сошедшей со сцены после двух представлений.

Затем последовал ряд временных работ, дерьмовых с ее точки зрения. Она знала, что никогда не будет голодать, так как все еще получала авторские гонорары, начисляемые с каждого повторного выпуска альбомов «Голубых Орхидей», да и папа Эдгар всегда готов помочь. Но дело было в принципе.

Нет нее настоящего места в мире — вот в чем проблема. И все вокруг выражали абсолютное безразличие к тому, появится ли где-нибудь Орхидея Ледерер или нет. Мысль об этом разъедала ее внутренности, как раковая опухоль.

Она хотела снова каким-либо способом стать звездой. И это — единственная мечта, которая поддерживала в ней жизнь в эти дни… и еще ее ненависть к Вэл.

До нее вдруг дошло, что преподаватель сейчас критикует сцены, которые она принесла для классного обсуждения.

— «Доктор Живаго», гм… Небольшой современный римейк. Не кажется ли вам, что вы слишком честолюбивы?

Класс захихикал, когда Силверман избрал ее мишенью для сегодняшних насмешек.

— Нет, не кажется, — возразила Орхидея. Она перечитала роман Пастернака и снова влюбилась в него.

— Вам понадобится тысячный состав, не говоря уже о Джулии Кристи и Омаре Шарифе. Да, как я уже говорил, пьесу с четырьмя или шестью действующими лицами легче осуществить с небольшой театральной труппой, чем занимать бесчисленную массу танцовщиков, вскидывающих ноги. Кроме того, милочка, уже давно был поставлен фильм. А теперь он заснят на видео и обрел ангельские крылья.

Класс снова засмеялся.

— Я считаю, из этого материала может получиться замечательный мюзикл, — настаивала Орхидея, — и вы бы согласились, если бы сели и прочли его, вместо того чтобы использовать его как мишень для своих не слишком удачных острот. Он несравнимо лучше, чем «Билокси Пикэйюн» или какие-то еще старые газеты, в которых вы вели колонку.