— Это ужасно, Вэл… ужасно. Я причинил ей зло, я причинил зло тебе. Я выжидал и ничего не делал, а потом она умерла, предоставив мне полную свободу.

— Что?

— Она сказала, ее чувство собственного достоинства… — его тело затряслось от беззвучных рыданий.

Она протянула руку, чтобы коснуться его, заключить в свои объятия, но удержалась, боясь, что он снова отвергнет ее.

— Я был дерьмом! — плакал Кит. — Я любил тебя, Вэл… все время любил тебя… она знала это. Какую боль, должно быть, она испытывала! Что она имела от жизни? Мужа, который любил другую женщину. Какой же я ублюдок! Я презираю себя за то, что сделал ей. Черт бы меня побрал!

Валентина кусала губы, подыскивая слова, которые не разрушат, но исцелят.

— Кит, всем нам даны дни, чтобы прожить их. У Синтии было много хорошего в жизни. Она знала, что ваш брак несовершенен, но тем не менее предпочла остаться с тобой. Она могла уйти, но не ушла.

— Да, — простонал он.

— У меня нет ответов на все вопросы, — призналась Валентина. — Но если в конце к ней пришло понимание, тогда… Что ж, я верю, Бог рядом с ней, где бы она ни была сейчас.

Кит плакал.

— Кит, ты сделал все возможное, — прошептала она. — Ты оставался верен ей, ты отдавал ей всю любовь, на какую только был способен… И это действительно была любовь. Я уверена, она тоже знала это. Я… я рада, что ты не оставил ее. Я рада, что ты был с ней до конца.

Их руки нашли друг друга, пальцы переплелись, затем Кит прижал ее к себе.

— Вэл, — задыхаясь, прошептал он. — Я знаю, что причинил тебе много зла. Я был в полном отчаянии.

— Я знаю.

— Я так люблю тебя.

— И я тебя, мой дорогой.

— Ты нужна мне, Вэл… постоянно нужна и всегда будешь нужна, и да поможет нам Бог, — говорил Кит, когда они направлялись в спальню.

Через две недели Уиллингем должен был присутствовать на торжественном обеде, устраиваемом Американским фондом по борьбе с раком по случаю вручения наград, в большом бальном зале «Уолдорф-Астории». Еще одна возможность для колумбийского убийцы.

Эта возможность оказалась нереализованной.

Михаил почувствовал еще большую уверенность, что удар будет нанесен на премьере «Доктора Живаго». Сенатор не принял всерьез его предостережений. Следует ли ему теперь известить ФБР? Но в КГБ существовало мнение о ФБР и ЦРУ как о недостаточно компетентных службах, постоянно допускающих грубые ошибки. Кроме того, обе организации и без того, несомненно, круглосуточно охраняли Уиллингема.

— Я так счастлива, — сказала однажды вечером Валентина, когда они с Михаилом поглощали дома взятый из китайского ресторана обед. Она рассказала ему о своих отношениях с Китом Ленардом.

— Счастлива, — задумчиво повторил Михаил, глядя на нее. Она казалась ему прекрасной, необычной, и порой ему даже трудно было поверить, что она действительно его сестра. В последние дни она, казалось, расцвела и светилась каким-то ярким внутренним светом.

Валентина перевела дыхание.

— И еще я счастлива из-за «Доктора Живаго». Шерли Эдер поместила о нас похвальную статью в своей колонке комментатора, появившейся в нескольких газетах. Она утверждает, что у нас реальный шанс стать настоящим хитом — мы можем создать еще один «Призрак в опере». Миша, ты только подумай. Индивидуальные выступления, интервью и все прочие фанфары славы. Если бродвейское шоу по-настоящему придется по вкусу зрителям — успех может быть невероятным.

Он немного поколебался, прежде чем сменить тему.

— Тебе никогда не приходило в голову, что твою приятельницу Джину Джоунз лучше бы убрать из постановки?

— Что ты сказал? — с удивлением переспросила Валентина.

— Я сказал, что, может быть, она вам не слишком нужна. Такую танцовщицу легко заменить.

Валентина подскочила, и ее палочки для еды упали на пол.

— Миша, поверить не могу, что ты сказал такое! Какое это имеет отношение к тому, о чем мы говорили? Джина хорошая танцовщица, даже если она не нравится Беттине. Почему ты такое предложил?

— Я не могу тебе объяснить.

— Ты просто не понимаешь, — сказала Валентина, пытаясь сдержать свой гнев. — Джина живет этим шоу!

Михаил встал, подошел к окну и стал смотреть на высокие башни, сверкающие огнями. Как сказать любимой сестре, что он агент КГБ? Убийца, присланный предотвратить попытку покушения и покончить с преступником.

Хуже того, как сказать ей, что его инстинкт подсказывает ему, что премьера пьесы станет местом покушения?

— Это ты не понимаешь, дорогая сестричка, — сказал он наконец. — Есть обстоятельство…

— Пожалуйста, — взмолилась Валентина. — Я не хочу больше ничего слышать. Миша, пожалуйста, вернись и доешь еду.

— Очень хорошо, — со вздохом сказал он.

Звонок внутренней связи прервал его беспокойные мысли.

Валентина вскочила и нажала на кнопку. Несколько секунд послушав, она сказала:

— Это Орхидея. Она в вестибюле.

— Тогда я пойду и оставлю вас наедине, — заметил Михаил, отодвигая нетронутое блюдо.

— Миша, ты можешь остаться…

Он сделал вид, что не расслышал. Головная боль разламывала виски. Он хотел только одного — остаться в полном одиночестве.

Орхидея быстро подошла к лифту и в нетерпении несколько раз нажала на верхнюю кнопку. Когда он наконец спустился, она бросилась вперед, чуть не столкнувшись с высоким мужчиной в вельветовом пиджаке и джинсах.

Это был брат Вэл, ей бросилось в глаза суровое выражение его лица.

— Михаил! — выдохнула она.

— Добрый вечер, мисс Ледерер, — пробормотал он и прошел мимо.

Она открыла рот, пытаясь что-то сказать, чтобы привлечь его внимание, вернуть, но не смогла ничего произнести. С ней что-то не так. Каждый раз при виде его она теряла дар речи. Войдя в лифт, Орхидея нажала кнопку этажа Валентины.

— Михаил кажется таким задумчивым, — заметила Орхидея, пощипывая китайскую еду. Между сестрами ощущалась натянутость. Орхидея не сомневалась, что Валентина размышляла, что же привело ее сюда. — Он своего рода русский Хитклиф из «Грозового перевала», да?

— У него была трудная жизнь.

— КГБ, а?

— Что бы то ни было, ему нанесли тяжелые раны, и он еще не все рассказал мне. Что я могу сделать для тебя на этот раз?

— Я хочу, чтобы ты попросила Кита увеличить количество реплик. Ты же знаешь, в роли Сони их всего пятьдесят, то есть почти ничего.

— Но тогда нарушится равновесие инсценировки, — заметила Валентина. — Ты должна знать это лучше меня. Пьеса и так слишком длинная, и, видимо, придется что-то убирать.

Орхидея почувствовала, как на нее накатывается волна раздражения.

— Боже, Вэл… тебе что, нет до меня никакого дела?

— Конечно есть.

— Тогда поговори с Китом. Это не причинит тебе ни капли вреда. Поговори со своим любовником и скажи ему…

Валентина отпрянула:

— Не смей так говорить обо мне и Ките.

— А в чем дело? У вас с Китом великий, потрясший мир роман? Ну, если ты поинтересуешься моим мнением, я скажу, что вы ведете себя как пара вампиров, трахаясь напропалую, когда тело бедной Синтии еще не остыло в могиле!

Валентина проговорила сквозь зубы:

— По крайней мере, я не переспала с половиной мужского населения Северо-Американского континента и двумя третями распутных европейских принцев-плейбоев! По крайней мере, я не абсолютная, законченная, эгоистичная тварь, которой нет дела ни до кого, кроме себя!

— Разве это так? — учащенно дыша, воскликнула Орхидея. — Ну что ж, тогда позволь мне кое-что сообщить тебе, дорогуша. Если ты считаешь меня такой скверной, я открою тебе большой секрет. Я трахалась с Полом.

— Что?

— Спала с ним! Трахалась с ним! И сделала это за два дня до вашей свадьбы, милочка. Я сделала это потому, что ты поступила со мной тогда так же дерьмово, как и сейчас. Мне т-а-ак надоели твои замашки примадонны!

Валентина с изумлением смотрела на нее, наконец сказала: