— А ну, выкладывай! — приказывает он. Геля на него не смотрит. — Ты не боишься, что я тебя убью?

— Нет, — качает головой Геля. — Убей. Честно признаться, я не дорожу жизнью. Готова к смерти.

— Ты не счастлива?!

Она усмехнулась, едва шевельнув вспухшими губами.

— Хочешь знать, в чём будет заключаться мой эксперимент? Изволь. Мне интересны те, кто прошёл через убийство своего ближнего. Могут ли они возродиться, снова стать доверчивыми, начать чувствовать — любить?

— Ты что?! — Зашевелились в нём камни, задвигались, усилием воли остановил их движение: сейчас нельзя. Не вырваться из себя. Затаиться.

— Так ты отдашь мне Джулиана или нет? Ведь он вернётся оттуда, — она показала вниз, — убийцей! Да?!

— Да, — сказал он раздражённо и неожиданно для себя согласился. — Отдам. В вечное пользование. Экспериментируй. Если моя «операция К» удастся.

— Я знаю твоё слово, оно — твёрдое. Спасибо, Адрюша.

— Значит, меня ты никогда не любила, а его любишь?

Геля пожала плечами.

— Я — твоя вещь, которую можно избить, можно сломать. — Она скривилась в болезненной улыбке. — Неодушевлённый предмет. Вещь не может любить. Хозяина не любят. Хозяину повинуются. Любовь — это чувство равных. Верно? Не равный же я тебе человек?! — Она глотала слёзы. — Сначала у меня были иллюзии. Сначала я себе напридумывала… Но ты очень быстро поставил меня на место.

Он был озадачен. Геля говорит с ним дерзко. Геля не боится смерти. Геля объявляет о своей заинтересованности Джулианом. Что бы всё это значило?

— У меня ещё одна просьба к тебе. Не пытай Джулиана, когда будешь допрашивать его. Если уж ты делаешь мне подарок, не испорти его, иначе ты обесценишь свой подарок.

Она не сказала «будь добр к нему», она перевела в плоскость ему доступную: «делаешь подарок, не испорти»… Геля служила ему много лет. И если сослужит эту, последнюю, самую трудную службу… что ж, она заработает подарок. Правда, ещё бабушка надвое сказала, захочет ли, вернее, сможет ли Джулиан убить своего брата?!

Наступил день, когда Джулиана вызвали в кабинет Будимирова. Громоздкий стол с красной скатертью. Кресла.

— Что, Клепик, будем начинать работать? — Ни привычной игривости, ни циничных шуточек. — Теперь в тебе созданы условные рефлексы новой жизни, и ты вряд ли захочешь потерять эту жизнь. — Точно бичом хлещет! — Твоё прошлое мы старательно притушили в тебе, чтобы ты смог заново сформироваться. Я тебе устроил хороший курорт, не так ли? Прямо на глазах из покойника ты превратился в человека. Но за всё в жизни нужно платить. Если думаешь, что блага даются даром, заблуждаешься. Все мы долго шли сюда и дорогой ценой заплатили за каждую ступеньку вверх. Теперь твоя очередь платить. Или ты вернёшься навсегда туда, откуда пришёл, причём, как ты понимаешь, никакой славы там тебя не ожидает, имя твоё давно под запретом, а ты станешь каторжником в цехе, и это в лучшем случае! — усмехнулся он. — Шесть метров жилья, и всё прочее, сам знаешь.

Беспокойная точка. Не точка. Видение. Сон не сон — громадный цех, станки, роботы. С ним было, не с ним? Во сне, не во сне? Нет, он не хочет в цех!

— Разве я не стихами заслужил всё это?

— Знаешь, мой друг, сколько людей их пишет?! — усмехнулся Будимиров. — Теперь-то ты знаешь, в нашей сокровищнице — поэзия всех стран мира, всех веков, неужели не найдём стихов, способных усладить нас?! Стихи — не плата за те удовольствия, которые ты имеешь, стихи здесь никому не нужны. Тем более тебе они ничего не стоят: выскакивают из тебя помимо твоей воли, ты не тратишь на них труда.

— Тогда зачем я понадобился вам?

— Вот это вопрос по существу, — Будимиров нахмурился. — Целый комплекс причин. Начнём по порядку. Во-первых, ты мешал. По глупости или из-за детской наивности, но ты сбивал с панталыку людей. Во-вторых, я люблю проводить эксперименты. Выращиваю детей в клетках и делаю их счастливыми. Они же не знают, что есть жизнь другая, и радуются пайке хлеба большей, чем у соседа, и тому, что его меньше, чем соседа, терроризирует надзиратель. На сегодня главный мой эксперимент — в цехах. Может, помнишь? Предоставляю своим подданным бессмысленную работу. Как думаешь, зачем? Люди приучаются бездумно и чётко выполнять порученное дело. На них даже и препарат-то тратить нечего! Потом перевожу их на фабрики, заводы. Я пришёл к выводу: они спокойно расстаются со своей человеческой сутью. Тех, кто не хочет сделать это добровольно, привожу к знаменателю насильно. В итоге все приходят к выводу: так спокойнее! Я же для них стараюсь! Я люблю их, — говорит искренно Будимиров. — Но они не доросли до духовности. Я давно пришёл к выводу: лишние мысли, чувства и знания мешают счастью. Зачем им, например, Шопенгауэр или Ницше? Зато они хорошо знают, что живут в самом прогрессивном обществе и приносят ему огромную пользу своей работой.

Ну что ж, роботы действительно нужны. Нельзя было бы так хорошо жить здесь, если бы не было роботов.

— Эксперимент психологический. Подумай, зачем тратить уйму сил и средств на сложную аппаратуру, улавливающую происходящее вокруг, когда есть беспроигрышный способ прибрать к рукам горластого и беспокойного человека?

О чём толкует Будимиров? Смутное воспоминание: с роботами связан Властитель. А в какой связи Властитель и Будимиров?

«Сессия», «мои советники», «мои министры», «всё равно будет так, как я решу». Будимиров. Властитель. Визитёр.

А кто такие Варламов и Ярикин? Похожи на Будимирова. И на Визитёра. К нему в другую жизнь приходил… Кто? Ярикин? Будимиров? Джулиан мотает головой, пытаясь избавиться от навязчивых ассоциаций. Ему всё ещё кажется: это вовсе не тот Будимиров, который вызывает у людей страх и ненависть. Сейчас пройдёт наваждение, и они вместе выйдут в море на яхте.

Он совсем позабыл о дядьке. Дядька появился лишь в первый день и пропал. Был вообще или приснился? Почему не приходит на его выступления и на общие застолья? Может, Григорий открыл Будимирову тайну, если тайна была и сам Григорий со своими странными речами не приснился?

— Психологическая обработка — способ чистенький, — говорит Будимиров. — Действует посильнее препарата. — Тоже знакомое слово — «препарат»! Откуда знает его? — Ты вылез, начал бороться против меня и препарата, слишком громко, надо признаться, стал бороться. А что понял я? Что ты такой уж самоотверженный, готов за людей погибнуть? Да нет. Утроба твоя восстала против той жизни, в которую ты, как цыплёнок, попал. И что же я? От своего солнца «отщипнул» тебе «ломоть». Ты баиньки хочешь на мягкой постельке, жрать хочешь вкусно. Пожалуйста, вот тебе: удобное ложе, изысканные блюда! Предоставил я тебе и первоклассную шлюху, чтобы услаждала твоё тело, а излишнюю энергию, так кружащую тебе голову, направляла в безопасное для меня русло. Много я потратил на тебя времени? Да нет. Раз, и заглотнул червяка. А главное, я отключил твою память, усыпил тебя: не возникай! Дал развлечения и упражнения для твоего неискушённого, нетренированного мозга. Ты и спёкся. Тесты, которые я предложил тебе, просты, не требуют ни особых затрат, ни препаратов. Сам видишь, мой способ воздействия на человека полностью оправдал себя. Теперь тебя не поднимешь ни на какую борьбу. Ты развращён полностью. — Будимиров ощерился в улыбке.

А он сжался: значит, не сон и цеха, и ночной Визитёр, и люди в крови?! Перед ним — Будимиров-Властитель!

— Так что твои стихи не нужны мне, ты был интересен мне как подопытный экспонат. Надо признаться, я не очень много потратил сил, ты оказался готовым к перерождению, бывают более сложные случаи. — Необыкновенное довольство было разлито по лицу Властителя. — Но самый главный эксперимент заключается в том, что ни голубая кровь, ни гены ни черта не стоят. Законы чести, традиции, все эти «не убий», «не предай» — тьфу, любой человек продаётся и покупается. Признаюсь тебе в слабости: я полюбил графов! Я тоже, похоже, граф! Нравится мне это сочетание из четырёх букв. — Он засмеялся. — Признаюсь тебе, жалею, что всех пострелял, а то именно им дал бы возможность пожить здесь, как дал тебе. Уж кто-кто, а они больше других достойны, не правда ли? Как же я обрадовался, узнав, что ты — чистокровный отпрыск! И что греха таить: дерзнул проверить, какие такие голубые кровя в тебе плавают?