Лидия Обухова, писательница, хорошо знавшая Гагариных в 60-е годы, в 1978 году вспоминала: «Война, оккупация, страшный немецкий постой в гагаринской избе, казалось, способны были исковеркать, навеки принизить детские души. Но отец и мать и тут не сфальшивили ни в чем. Они переносили несчастье стойко. Ни одной черты приспособленчества, угодливости перед врагом не проявилось в них. А следовательно, не было этого и в детях… Когда оккупанты угнали на работы в Германию деревенскую молодежь, в том числе Валентина и Зою, девушку совсем юную, пятнадцатилетнюю, полную привлекательности — такую трагически беззащитную перед превратностями, которые могли постигнуть ее на чужбине! — мать почернела от горя. Она плакала так безудержно, что муж взмолился: „У нас осталось еще двое маленьких сыновей. Ты им нужна!“»2
После войны Гагарины переехали в близлежащий город Гжатск и выстроили там новый дом, используя балки и кровлю своего старого домика. Получилось весьма скромное жилище — кухня да две комнаты. Конечно, после войны жизнь была тяжелая. От Бреста до Москвы немцы всё разрушили, весь скот угнали, дома все были в развалинах. Зоя вспоминала, что в их селе всего два дома осталось. Жители Гжатска построили школу; директором и учительницей вызвалась быть молодая женщина по имени Елена Александровна, старавшаяся сделать для своих учеников все что могла — без мела, без нормальной доски, без учебников. Юрий и Борис учились читать по старому руководству для бойцов Красной армии, оставшемуся после отступающих частей. А на уроках географии они изучали военные карты, извлеченные из полусгоревших кабин армейских грузовиков и танков.
Елена Александровна недолго работала в школе одна. В 1946 году к ней присоединился Лев Михайлович Беспалов: он преподавал математику и физику. Так в жизни Юрия появился, в сущности, второй отец. В беседе с австралийским журналистом в 1961 году Юрий отзывается о Беспалове так: «Он был настоящий волшебник. К примеру, он наполнял бутылку водой, закрывал ее, выносил на мороз, и вода превращалась в лед, расширялась и взрывала бутылку, раздавался громкий хлопок, нам это очень нравилось. А еще Беспалов умел заставлять булавки плавать по воде и получал электричество, расчесывая волосы»3. Возможно, самым привлекательным в учителе была выцветшая летчицкая гимнастерка. Дело в том, что среди хаоса и ужаса военных лет Юрий однажды увидел нечто удивительное, волшебное. Потом это нечто разобрали и увезли, но воспоминание о чуде осталось. Этим чудом был самолет.
Как-то в небе над Клушином разгорелся воздушный бой между двумя советскими истребителями Як и ЛаГГ и двумя немецкими «мессершмиттами». Перевес оказался на стороне фашистов. Подбитый Як упал на болотистый луг в полукилометре от деревни. При ударе одна из стоек шасси погнулась, а винт совершенно искорежило. Земля оказалась мягкой, что скомпенсировало неудачную посадку. Пилот уцелел, но сильно поранил ногу. Тут же к нему подбежала целая толпа местных жителей. Ногу перевязали, а потом дали летчику попить молока и покормили солониной.
Спустя какое-то время рядом с селом на клеверное поле с более твердой поверхностью благополучно опустился другой русский самолет — поликарповский По-2. Летчики прозвали эти аппараты «кукурузниками», потому что их легкая фанерная конструкция позволяла садиться на неровных полях. На сей раз самолет выполнял не только спасательную операцию: члену экипажа По-2 следовало узнать о здоровье пилота сбитого Яка и удостовериться, что сам истребитель не попал в руки врага, и при необходимости — уничтожить упавший самолет.
Юрий наблюдал за самолетом как завороженный. Валентин рассказывает: «Некоторых мальчишек постарше отправили на клеверное поле с остатками керосина, какие только удавалось нацедить, чтобы заправить По-2. У пилота была плитка шоколада, он дал ее Юре, а тот разделил ее между остальными мальчишками, и получилось так, что себе он ничего не оставил. Похоже, его куда больше интересовали самолеты».
Сгустились сумерки, и двух пилотов пригласили укрыться в землянках, но они предпочли провести ночь, свернувшись рядом с По-2: им следовало охранять самолет. Они очень старались выполнять свой долг, но летчики устали, да к тому же замерзли, а потому вскоре заснули. Когда же рано утром они проснулись, то увидели, что на них во все глаза смотрит Юрий. Днем пилоты решили, что поврежденный Як больше охранять незачем, поэтому они подожгли его, а потом с трудом пробрались по полю к По-2: раненый опирался на плечо товарища. Они без особых проблем подняли «кукурузник» в небо и улетели, пока пораженный Юрий глядел на все это, а из обломков другого самолета клубами поднимался дым.
И теперь летная форма Льва Беспалова просто завораживала мальчика. Форму учитель получил по праву — как стрелок и радист Военно-воздушных сил Красной армии. Юрий восхищенно смотрел на него, слушал и учился.
По воспоминаниям Елены Александровны, Юра был хорошим учеником — озорным, но честным. «Как все дети в его возрасте, он иногда шалил, но когда мы спрашивали ребят: „Кто это сделал?“ — Юра, если был виноват, всегда отвечал: „Это я, я больше не буду“. И он был очень живой и непоседливый. Надо сказать, что при этом он был очень достойный и ответственный мальчик. Когда мы узнали о его полете в космос, сразу вспомнили его замечательную улыбку. Она у него осталась на всю жизнь. Та самая, еще мальчишеская». Учительница вспоминала, как на несколько дней посадила Юру впереди, чтобы в классе наблюдать за ним, ведь он был не из тех мальчишек, которых можно надолго оставлять без присмотра. Даже под носом у учительницы ухитрялся проказничать. «Вместо парт столики, а перед ними на двух чурбаках доска-скамейка. Мальчишки иногда выдирали гвозди, которыми доска держалась на чурбаках, и вдруг посреди урока — бух на пол! Тут уж не обходилось без Юры Гагарина» [2]. Но Елена Александровна не могла на него долго сердиться. Она вспоминает крошечную девочку по имени Анна, которую всегда отодвигали куда-то в сторону, когда остальные ребята начинали резвиться и скакать. Юра стал ее защищать, он провожал Анну домой и нес ее ранец.
Только вот с музыкой получилась незадача. Он участвовал во всех видах самодеятельности. Инструменты для оркестра школе подарил колхоз. Юра играл на трубе. Он всегда гордо вышагивал впереди. Как вспоминает Зоя, семейству Гагариных приходилось терпеть его упражнения, и особого удовольствия оно не получало. Он приносил свою трубу домой и начинал заниматься. Наконец отцу надоело. Как-то весной, в солнечный день, отец отправил его на улицу, сказав, что у него уже голова болит от этого шума. Так что Юра начал заниматься на улице. У Гагариных была корова, и она стала мычать. Получился просто какой-то бесплатный концерт. Все хохотали как сумасшедшие.
Зоя с любовью вспоминает младшего брата. Он был такой неугомонный, рассказывает она, всегда был вожаком в играх, застрельщиком и никому не хотел подчиняться.
Из школьных предметов Юрий больше всего любил математику и физику, а кроме того, с азартом занимался в кружке авиамоделирования, к большому смущению Елены Александровны. Как-то раз они запустили модель из окна, и она свалилась на прохожего. Тот разозлился и пришел в школу жаловаться. Все притихли, но тут Юра встал и извинился. Видимо, уже тогда в нем возникло страстное желание летать.
Валентин вспоминает, как его младший брат еще в шесть лет приставал к нему и к отцу, требуя, чтобы они сооружали ему маленькие планеры или деревянные игрушки с винтом, приводимые в действие резинкой. Юрочка упорно канючил: «Я буду героем, буду на самолете летать!» Самолеты в небе над Клушином появлялись очень редко — во всяком случае до начала войны. Случайные промельки воздушных аппаратов наверняка производили на мальчика огромное впечатление.
В шестнадцать лет Юрий уже стремился уйти из дома и зарабатывать на жизнь самостоятельно. Он видел, как тяжело живется родителям, и стремился как можно скорее получить профессию, чтобы не сидеть у них на шее, рассказывает Зоя. Сама она не хотела его отпускать, но он заявил, что хочет продолжать учиться, и мать тоже хотела, чтобы он учился. Юрий рвался поступить в Ленинградский институт физкультуры. Он был в хорошей физической форме, при небольшом росте — подвижный и с неплохой координацией движений. Он считал, что мог бы стать гимнастом или еще каким-то спортсменом. Валентин вспоминает, как отец возражал против такого плана. Он говорил, что это не работа. Может, это и тяжело физически, только занятие-то глупое. Но Беспалов, учитель физики, настаивал, чтобы родители отпустили Юру. Старший Гагарин надеялся, что когда-нибудь его три сына будут плотничать вместе с ним…
