Потом, выходя из сборочного цеха, космонавты оживленно обсуждали «Восток», гадая, кто первым на нем полетит. Алексей Леонов вспоминал, как приобнял Гагарина и заметил: «Сегодня для тебя очень важный день. По-моему, выбор пал на тебя». Некоторые члены отряда поддакнули. Гагарин успел произвести впечатление, впервые поднявшись на борт космического корабля.

А между тем Валя начинала понимать, какие тяготы приходится переносить жене космонавта. В 1978 году она рассказывала журналисту Ярославу Голованову: «Юра приходил домой поздно, часто уезжал в командировки. О своих делах он не очень-то распространялся, а если я проявляла женское любопытство, отшучивался… Наверное, он просто не имел права рассказывать о ней (о работе) в семье…» Она признавалась: «Временами мне казалось, что служебные дела в Звездном всё больше и больше отнимают у меня Юрия. Я старалась делать вид, что не замечаю этого. И все же странная тревога порою овладевала мной…»8

Однажды во второй половине 1960 года Гагарин привел домой нескольких своих приятелей-космонавтов, и Валя, вернувшись из больницы в Звездном городке, где она работала, услышала, как они шепчутся: «Теперь уже скоро… Пойдет, наверное, Юра. А может, Гера или кто другой…»

Когда Королев с коллегами привезли в СССР из Германии трофейные «Фау-2», для их запуска был построен небольшой полигон в 180 километрах к востоку от Волгограда (Сталинграда), близ городка Капустин Яр. В январе 1957 года началась работа на гораздо более крупной базе в Плесецке, на Северном полярном круге: трансполярные маршруты представляли собой кратчайший с баллистической точки зрения путь к Северной Америке. Плесецк стал основной базой советских межконтинентальных баллистических ракет, хотя «брешь в ракетной обороне США», о которой Джон Кеннеди с таким успехом вещал во время своей избирательной кампании 1960 года, в общем-то оказалась мифом. Кеннеди нарисовал устрашающую картину несметного количества советских ракет, нацеленных на США, и настаивал на разработке методов адекватного противодействия. Но в то время в Плесецке могли одновременно располагаться не больше четырех королёвских Р-7, и вряд ли их сумели бы запустить в одну и ту же секунду. В любом случае ракетный баланс тогда был в пользу Америки.

Самый знаменитый советский космодром построили как можно ближе к экватору, чтобы вращение Земли с запада на восток давало тяжелым ракетам при взлете дополнительную энергию. 31 мая 1955 года главный инженер Владимир Бармин вместе со своими сотрудниками подцепил лопатой первый ком земли в одном из самых заброшенных уголков планеты — в бескрайней, совершенно плоской, голой степи посреди Казахстана. Новый комплекс выстроили вокруг старого поселка Тюратам, который казахи-кочевники назвали по месту погребения Тюры, любимого сына Чингисхана. По другой версии, название переводится как «Могила стрелы», что сочли неподходящим для космодрома, с которого будут запускать ракеты. Советские власти отвергли старый топоним и нарекли это место «Байконур»: городок с таким названием находился в 370 километрах к северо-востоку от будущего космодрома. Эта уловка призвана была запутать западные разведки, чтобы они не смогли установить точное месторасположение базы, но те узнали правду, как только с Байконура после двух неудач была 3 августа 1957 года успешно запущена первая испытательная межконтинентальная Р-7: ее засекли радарные станции в Турции. Рядом с ракетной базой заложили город Ленинск, где планировалось поселить сто тысяч советских специалистов и тридцать тысяч солдат охраны.

С октября по март все здесь занесено толстым слоем снега, часто случаются бураны. Лишь в апреле эти края становятся более или менее пригодными для жизни: снег тает, и на две-три недели степь покрывается пышным цветочным ковром. А когда цветы увядают и испаряются последние капли воды из жалких лужиц, начинают плодиться комары. В течение долгого лета почва приобретает твердость камня, жара безжалостна, песчаные бури постоянно угрожают и людям, и механизмам.

Инженеров, работавших над строительством комплекса в 1955 году, на первый взгляд можно было принять за политзаключенных. Они жили в палатках, где страдали то от мороза, то от зноя и духоты, к тому же у них было весьма неподходящее оборудование: начинать работу пришлось лопатами и заступами. Первой задачей стала прокладка железнодорожной ветки, состоявшей из трех участков и отходившей от железной дороги Москва — Ташкент (которая, в свою очередь, была проложена по древнему караванному пути). НАС А снабжало свой флоридский космодром с помощью нескончаемого потока грузовых самолетов, барж, вертолетов и шестнадцатиколесных тягачей, кативших по гладким автострадам, а Советы отправились в космос на поезде. Лишь когда завершилась прокладка путей, ведущих в глубь степи, на Байконур смогли доставить современную строительную технику1.

За два года строители соорудили аэропорт, гигантский ангар, где ракеты можно было собирать и тестировать под крышей, бункеры для наблюдения и управления, а также опорную платформу и защитные траншеи для возведения первой стартовой башни. 250-метровая платформа, установленная на бетонных колоннах высотой и размером с многоэтажный дом, нависала над укрепленным склоном старой шахты словно гигантский балкон. Ракеты устанавливали на фермах-опорах, причем сопла их двигателей были направлены вертикально вниз, в квадратное отверстие в платформе, чтобы в первые моменты после поджига раскаленные продукты сгорания, выстреливая через отверстие, попадали на склон и не наносили вреда самой стартовой площадке.

Вскоре появились и другие стартовые площадки, и в следующие десять лет самые разнообразные сооружения раскинулись по степи на сотни квадратных километров. До 1973 года ни один иностранец не видел Байконура — разве что как смутную мешанину треугольничков, непонятных линий и теней на разведывательной аэрофотосъемке, которую с большим риском проводили шпионские самолеты, базировавшиеся в Турции. 1 мая 1960 года произошел один из самых больших конфузов в истории американской воздушной разведки: над Уралом сбили самолет U-2. Его задачей было пролететь над Байконуром и сфотографировать стартовые площадки. Пилота Гэри Пауэрса захватили в плен, и он, к великой радости Хрущева, предстал перед судом в Москве. Тогдашний президент США Дуайт Эйзенхауэр, которому оставалось пребывать у власти всего несколько месяцев, тщетно пытался протестовать, заявляя о неспровоцированном нападении на «американский метеорологический аппарат, летевший с базы в Турции», который «по недосмотру сбился с курса»2. Эйзенхауэр тут же запретил дальнейшие полеты самолетов U-2 над советской территорией.

В результате этой унизительной истории родилась одна из самых дорогостоящих, секретных и технологически сложных космических программ — американский проект по разработке спутников-шпионов. Руководили им главным образом ЦРУ и Министерство обороны. Эти проекты прозвали «черными», потому что о них мало что знали, хотя их бюджет едва ли не превосходил средства, отпущенные для НАСА на более «видимые» проекты исследования космоса3.

Первые байконурские стартовые площадки для Р-7 — больше ни для кого не секрет. Они действуют и по сей день.

На металлических пусковых башнях краской нарисованы звезды, обозначающие число запусков: каждая звезда соответствует пятидесяти стартам. Одна из башен украшена шестью звездами… Отсюда отправилась первая в мире пилотируемая космическая экспедиция. Сегодня с космодрома взлетают корабли «Союз», доставляющие космонавтов на борт станции «Мир».

Современное байконурское «досье запусков» выглядит безупречно, однако первые годы существования комплекса омрачены неудачами. В частности, шесть месяцев, предшествовавших первому пилотируемому полету «Востока», вместили в себя массу чрезвычайно обескураживающих событий. 10 октября 1960 года королёвский зонд «Марс-1» поднялся на жалкие 120 километров, а потом свалился на землю, точно подмокшая петарда. Базовые блоки двигателя Р-7 включились как планировалось, но верхняя межпланетная ступень, разработанная слишком поспешно, не сумела вытолкнуть аппарат за пределы действия земного притяжения. Спустя четыре дня точно так же упал и второй зонд. В то время Хрущев находился на сессии ООН. Ему не терпелось похвалиться проектом «Марс», но сделать это не удалось. Срочная шифрованная телеграмма из Москвы очень расстроила советского лидера.