Похоже, на Земле не знали о трудностях с разделением, которые Гагарину пришлось перед этим пережить, и не понимали, почему он жалуется на чрезмерное вращение и перегрузки. Возможно, Гагарину не хватило времени объяснить подробнее; или же он осознавал, что ему не следует обсуждать неполадки с разделением по голосовой связи, чтобы не подслушали западные станции слежения. Переговоры Гагарина с Землей на завершающей стадии полета не опубликованы, однако историк Филип Кларк считает, что после того, как приборный отсек отделился, шар еще долго мог вращаться с невыносимой скоростью. Решение Гагарина катапультироваться пораньше не обязательно было вызвано паникой. Возможно, он считал, что вращение капсулы помешает отстрелу кресла, а значит, чем раньше он совершит попытку выбраться, тем лучше.

Во всяком случае, катапультирование и приземление Гагарина прошли гладко. Как только прогорели ракетные заряды кресла, раскрылся большой парашют, призванный замедлить его падение. Затем отделилось само кресло, как и было запланировано, и Гагарин стал более плавно снижаться — уже на собственном парашюте.

Когда на Байконуре утро, в Вашингтоне ночь. В 1:07 по североамериканскому восточному времени радарные станции США зафиксировали пуск ракеты Р-7, а пятнадцать минут спустя станция слежения на Алеутских островах обнаружила явные признаки прямых переговоров с космонавтом. Советник Белого дома по науке Джером Уиснер позвонил Пьеру Сэлинджеру, пресс-секретарю Кеннеди, и сообщил ему новость. Сэлинджер уже подготовил заявление, с которым предстояло выступить президенту. Несколько часов назад тот отправился спать с дурным предчувствием. Уиснер спросил, разбудить ли его, как только русские запустят свою ракету. «Нет, — устало ответил глава государства, — сообщите мне утром»9.

В 5:30 по вашингтонскому времени мир узнал об успешном приземлении Гагарина и его встрече. Один прыткий репортер позвонил на флоридский космодром НАСА и спросил, сможет ли Америка догнать русских. Руководитель пресс-службы Джон Пауэре по прозвищу Коротышка в тот момент как раз на несколько часов задремал на своей тесной служебной койке. Вместе со многими другими сотрудниками НАСА он вкалывал по шестнадцать часов в сутки, готовя астронавта Алана Шепарда к первому полету на аппарате «Меркьюри». Звонок телефона в предрассветной тишине вызвал у Коротышки раздражение и застал его врасплох. «Это еще что?! — проорал он в трубку. — Мы все спим!» Наутро газетные заголовки гласили: «Русские отправили человека в космос. Наша пресс-служба заявляет: США спят».10

Днем 12 апреля президент Кеннеди провел пресс-конференцию в Вашингтоне. Обычно на публике он был самоуверен и красноречив, но на сей раз, казалось, уверенности в нем поубавилось. Его спросили:

— Господин президент, один из членов конгресса сегодня заявил, что устал от вечного отставания США от русских в области космоса. Каковы наши перспективы, догоним ли мы их когда-нибудь?

— Все устали, а я больше всех. Дайте нам время. Сначала будут приходить дурные вести, но потом — хорошие. Надеюсь, мы будем осваивать другие сферы, в которых сможем стать первыми, и не исключено, что это принесет всему человечеству более долгосрочную выгоду. Но сейчас мы отстаем11.

Королев, Мозжорин и баллистики из ОКБ-1 точно знали, в каком направлении двинется шар Гагарина, ворвавшись в атмосферу и устремившись к Земле. Но они не знали, как далеко пролетит аппарат в этом направлении. ЭВМ Келдыша давали расчеты траектории лишь с точностью до нескольких километров. В бескрайнем космосе этого более чем достаточно. Однако для «Востока», возвращающегося на родину, эти километры были весьма существенны: одно дело — благополучно сесть в чистом поле, другое — проломить крышу и уничтожить всех, кто находится под ней. Маршрут возвращения «Востока» выбирали с большой тщательностью, постаравшись, чтобы на его пути оказалось как можно меньше зданий. В сценариях спуска предпочтение отдавалось обширным лугам, лесистым равнинам и полям.

В наши дни российские капсулы приземляются в бескрайних (и, как предполагается, необитаемых) степях Казахстана, не так уж далеко от того места, откуда они когда-то впервые взлетели. Хорошо отработанная процедура обнаружения аппарата и встречи экипажа осуществляется уже несколько десятилетий. А тогда, в 1961 году, Королев и его сотрудники, составлявшие план космической экспедиции, были не очень-то готовы сбросить своего Первого космонавта в никуда. Гагарин приземлился неподалеку от того района, где он, член Саратовского аэроклуба, когда-то впервые поднялся в воздух на стареньком Як-18. Точное место его посадки: Саратовская область, 26 километров к юго-западу от города Энгельса, возле деревни Смеловка.

С земли невозможно было увидеть ни отстрел крышки люка, ни внезапный выброс катапультного кресла Гагарина: все это происходило на семикилометровой высоте. Однако тракторист Яков Лысенко услышал где-то в небе над головой отчетливый хлопок. Конечно, Яков посмотрел вверх. Спустя двадцать секунд до него долетело слабое эхо взрыва люковых зарядов. За это время Гагарин со своим аппаратом успел спуститься на три километра, приближаясь к земле под раскрытыми парашютами. Теперь его уже можно было различить невооруженным глазом. Впрочем, не исключено, что на самом деле Лысенко слышал другой хлопок, раздавшийся несколько ближе к земле, когда на высоте четырех километров отцепился стабилизирующий парашют шара и раскрылся другой купол. «Если над тобой пролетает самолет или что-то такое, можно услыхать грохот, но я-то никакого самолета не видал, — говорит Лысенко. — Моторы не ревели. Я стоял и глядел, и вот я увидел в воздухе шар. Ну, не то чтоб шар, а так, спускалось что-то на парашюте. Я подумал: летчик из самолета».

Лысенко кинулся в Смеловку — поднимать тревогу. Для храбрости он собрал друзей, и они двинулись через поля туда, где, как он наблюдал, сел «пилот». Гагарин, похоже, очень обрадовался встрече с простыми людьми. «Мы подошли, а он уже шел к нам, — рассказывал Яков. — Он был очень бодрый и довольный, после удачного-то приземления. На нем был летный костюм, или как там это называется. Он нам сказал: „Давайте знакомиться, братцы. Я первый человек в мире, который побывал в космосе, Юрий Алексеевич Гагарин“. Он всем пожал руки. Я представился, и он попросил: „Ребята, не уходите. Сейчас вот-вот прибудет начальство. Они приедут на машине, их будет полно, но вы побудьте тут. Давайте-ка снимемся на память“. Но о нас, понятно, все забыли. Приехали не то из города, не то из гарнизона, сразу посадили его в машину. Он просил нас не уходить, но его увезли, и больше мы его не видели».

С устрашающей быстротой, откуда ни возьмись, появилась официальная группа встречающих. Генерал Стученко все утро осматривал небеса с помощью радара ближнего радиуса действия. Гагарина и его спускаемый аппарат обнаружили задолго до того, как они упали на землю, и Стученко тут же рассредоточил силы согласно обстановке. «Военные прилетели на самолете. Некоторые даже высаживались на парашюте, — вспоминал Лысенко. — Просто какая-то армия интервентов. Нам не разрешили подходить близко. Какие-то они все были странные».

Может, Лысенко и не самый многомудрый человек, ведь он простой тракторист, но он отлично выражает геополитическое значение увиденного в тот день: «Советский Союз объявил, что запустили космический корабль, первый в мире. На нем полетел Юрий Алексеевич Гагарин. Радовалась вся страна. Какая это была обида для заграницы. Америка — мощная страна, но и они все-таки не смогли стать первыми. Как говорится, важно, кто первым перебежит болото. Вот как я это понимаю».

Лысенко и его приятели не были единственными людьми, наблюдавшими посадку первого космонавта. Гагарин ясно пишет об этом в своем официально одобренном рассказе о приземлении: