Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Снова эти тридцать болтов. Снова одновременное затягивание противоположных. Голос Королева в телефоне, на сей раз более спокойный: «КП-3 в порядке». (Ивановский не хотел ни на кого перекладывать вину, но, насколько он помнил, крышка люка с самого начала выглядела совершенно нормально, и он решил, что кто-то в бункере неправильно интерпретировал поступавшие данные). И вот наконец объявили сорокаминутную готовность, и из бункера абсолютно вовремя подали сигнал на частичное отсоединение ферм и переходов, окружавших ракету. Платформа, на которой стояли Ивановский и четверо его коллег, начала отделяться от «Востока». Теперь она может в любую секунду повернуться под углом 45°, и тогда они свалятся вниз. Дурацкий момент: по телефону они попросили ненадолго задержать отделение. Потом они на счастье похлопали по шару «Востока» и постарались как можно быстрее слезть с пусковой башни. Едва они коснулись ногами земли, как гидравлические моторы снова начали отводить платформы от ракеты.

Ивановский направился в ближайший бункер управления, а оператор Владимир Суворов предпочел остаться на открытом воздухе, в нетерпении ожидая главной съемки в своей жизни. Вместе с помощниками он подготовил всевозможные камеры, ручные и автоматические, расставил их по периметру площадки, но тут всех стали теснить солдаты, у которых имелся строгий приказ — перед запуском очистить территорию от людей. Командовавший ими офицер пришел в ярость из-за того, что Суворов имел смелость остаться снаружи:

— Съемочные группы не допускаются. Здесь командую я, и я вам приказываю — немедленно в укрытие!

Но праведный гнев оператора оказался сильнее.

— У нас официальное задание! Я напишу вам записку! — воскликнул он. — Я остаюсь снаружи по собственному желанию. Если со мной что-то случится, вся ответственность — только на мне, договорились?

— Ладно, ладно. Никаких обид.

Охрана удалилась, и в результате Суворов все-таки снял свои исторические кадры13.

Автобус отъехал от площадки, и Титова проводили в бункер наблюдения, чтобы он снял скафандр. Техники Гая Северина принялись стягивать с него перчатки, воздушные шланги и привязные ремни, словно разбирая его на куски. Титов был похож на узел перепутанной ткани, с безвольно опущенными руками и заплетающимися ногами, с наполовину снятым воротом. Вдруг техники отпрянули от Германа и ринулись к выходу из бункера. Начался запуск, и они хотели его увидеть. На какие-то ужасные мгновения Титов остался один в своем скомканном скафандре. «Они про меня забыли, — печально вспоминал он. — Я был совершенно один». Он побрел к выходу вслед за всеми, вскарабкался по ступенькам и вылез на специальную наблюдательную платформу на крыше бункера. На всю оставшуюся жизнь он сохранил яркие воспоминания о том, чему стал свидетелем в следующие секунды и о чувствах, переполнявших тогда его душу: «Я услышал пронзительный вой топливных насосов, которые закачивали топливо в камеры сгорания, он был как очень громкий свист. А когда запускают двигатели, идет полный спектр звуковых частот, от визга до басовитого рокота». Он знал, что Р-7 висит над ущельем защитной траншеи на четырех изящных фермах, поддерживавших ее. Двигатели будут несколько секунд выходить на режим, приспосабливаясь к невероятным нагрузкам перед тем, как дадут полную тягу. «Я видел, как основание ракеты выплевывает огонь, когда запустили двигатели, и мелкие и крупные камни [окружавшей степи] летели по воздуху, такая шла реактивная струя». Он наблюдал, как «клешни», зажимавшие ракету, расходятся, точно гигантские металлические лепестки, освобождающие громадное металлическое семя; и уже позже, много позже, звук, чересчур громкий, чтобы его услышать: это дошла запоздавшая звуковая волна. «Она, как молот, стучит в грудную клетку, от нее перехватывает дыхание. Чувствуешь, как бетонный бункер сотрясается от этого звука… Свет от запуска ракеты очень яркий… Я видел, как она поднимается, чуть покачивается из стороны в сторону — значит, вспомогательные рулевые сопла нормально выполняют свою работу… Трудно рассказывать о запуске ракеты. Ни один из них не похож на другой, а я видел их множество. Описывать старт ракеты словами бесполезно. Это надо видеть. Каждый раз — будто впервые».

Титов смотрел, как слепящее пламя поднимается все выше, сжимается в искру, в точку, в гаснущий отпечаток на сетчатке, и в конце концов остался лишь едкий дымный след, колышущийся на ветерке и постепенно рассеивающийся. Наступившая тишина почему-то казалась более оглушительной, чем мощная звуковая волна при старте. Все на платформе стояли, повернувшись к Титову спиной.

Потом он снова спустился в бункер. Радиосвязь доносила голос Гагарина, рапортовавшего из космоса. «Так странно было слышать Юрин голос… Мы вместе сидели здесь каких-то полчаса назад, а теперь он там, где-то наверху. Это трудно было осознать. Время для меня словно остановилось. Вот что я чувствовал».

Титов был на Земле, а Гагарин — наверху. Первый человек в космосе. Его имя останется в памяти человечества, пока оно будет существовать. Если какой-то из космонавтов и был более разочарован, чем Титов, так это Григорий Григорьевич Нелюбов, который подошел буквально на волосок к тому, чтобы отправиться в первый космический полет. Он был почти ровесником Гагарина, он полетал на усовершенствованных истребителях МиГ-19 как пилот Черноморского флота, прежде чем войти в состав Первого отряда космонавтов, насчитывавшего двадцать кандидатов. Умный и блестящий человек, Нелюдов обладал единственным недостатком: ему постоянно требовалось находиться в центре внимания. В некоторых кругах очень склонялись в его пользу, но в конце концов его поместили на третье место, после Титова, что стало для него величайшим разочарованием.

Космическая карьера Нелюбова вскоре оборвалась — собственно, он так никогда и не побывал на орбите. 4 мая 1963 года Николай Каманин исключил его из отряда космонавтов за пьяную стычку с военным патрулем на железнодорожной платформе. Патруль задержал его за неподобающее поведение, а он (по словам Олега Ивановского) кричал: «Не имеете права! Я знаменитый космонавт!» Военные согласились отпустить Нелюбова, если он извинится за грубость, но он отказался. Два других космонавта, Аникеев и Филатьев, были просто свидетелями конфликта, но Каманин под горячую руку отчислил и их.

Нелюбов снова стал пилотировать МиГи на дальней авиабазе, где пытался убедить летчиков, коллег по эскадрилье, что когда-то был космонавтом и даже служил дублером самого Юрия Гагарина, но никто ему не верил. 18 февраля 1966 года в состоянии острой депрессии он бросился под поезд и погиб.

Изображение Нелюбова убрано на большинстве групповых портретов космонавтов, связанных с проектом «Восток». В 1973 году остроглазые западные историки обнаружили снимок, избежавший цензуры. Партийное руководство Звездного городка разрешило опубликовать это фото, не понимая его значения — фотография обнажила правду, скрывавшуюся долгие годы14.

Глава 6

108 минут

Примерно за час до старта Королев вышел на связь:

— Как слышите меня? Мне нужно вам передать..

— Вас слышу хорошо.

— Юрий Алексеевич, хочу вам просто напомнить, что после минутной готовности пройдет минуток шесть, прежде чем начнется полет. Так что вы не волнуйтесь.

— Вас понял. Совершенно спокоен.

— После минутной готовности шесть минуток будет, так сказать, всяких дел. — Королев имел в виду, что из-за незначительной технической проблемы процедуру запуска на шесть минут задержат.

Затем Гагарин услышал голос космонавта Поповича:

— Ты понял, кто с тобой говорит?

— Понял — Ландыш.

— Юра, ну, не скучаешь там?

— Если есть музыка, можно немножко пустить1.

Королев заботился о самых мелких деталях полета и занялся этим лично, приказав своим техникам найти какие-нибудь записи и сейчас же их поставить.

— Ну как, музыку дали вам, нет? — осведомился он через несколько минут.

— Пока не дали.

23
{"b":"192110","o":1}