Кстати говоря, если уж на то пошло, то где носит Фроствинга? В последний раз он спас Григория, так почему бы ему и теперь не расстараться?
Однако гадать на эту тему времени не было. Злодей пробормотал фразу на языке, Григорию смутно знакомом. Тень растаяла.
В этот же миг Григорий услышал шаги у себя за спиной.
Он обернулся — и в этот же миг что-то острое и зазубренное вонзилось ему в бок.
Первый злодей прорычал:
— Наконец додумался что-то сделать! Ты хоть видел, что он чуть было со мной не сотворил?
— Видел. Да уж, хозяину будет точно интересно поглядеть на этого типчика.
Перед глазами у Григория поплыло, но он все-таки успел разглядеть того, кто нанес ему предательский удар. То был более тонкий образец генной инженерии из тех, которые уже были знакомы Григорию. Бороды у этого паршивца не было, и мыслей на его челе было запечатлено побольше, чем у его напарника. Но даже если бы эти двое ни словом не обмолвились ни о каком «хозяине», Григорий бы все равно понял: перед ним еще один солдат, а никак не генерал.
Он чувствовал, что теряет сознание. В полубреду он постарался дотянуться рукой до того места, откуда распространилась сначала боль, а теперь — онемение. Пальцы нащупали рукоятку маленького кинжальчика. Стало быть, ему ввели какой-то усыпляющий яд. Странно. Очень странно. На него подобные яды действовать были не должны.
Поразмыслить над этой загадкой Григорию не довелось. Еще один вдох — и он как подкошенный рухнул на асфальт автостоянки.
VII
Он спал, но снов не видел. Этот необычный факт Григорий отметил, очнувшись на полу в полутемной комнате. Григорий всегда помнил свои сны, вне зависимости от того, являлся ли ему в них Фроствинг или нет. То, что он не мог вспомнить совершенно ничего, так его напугало, что на миг он забыл о предосторожности.
Противный писк заставил его вернуться к действительности.
— Вы проснулись, — констатировал чей-то голос. Из тона, каким это было сказано, явствовало, что за одно это Григорию следовало бы возблагодарить того, кто это сказал. Он на миг задумался и решил, что, пожалуй, так оно и есть. Почему бы не возблагодарить тою, кто впервые даровал ему сон без сновидений. Ну, то есть насколько он помнил, такое с ним произошло впервые.
— Хочу предупредить вас, господин Григорий Николау, раз и навсегда. Для вас же будет лучше, если вы воздержитесь от применения ваших… способностей… в целях побега.
Время от времени в речи незнакомца проскальзывал акцент, но какой именно — Григорий никак не мог уловить. То вроде бы немецкий, а потом — русский, а потом, что удивительно, — английский. Да если бы только эти…
Пока Григорию было не до побега. Он был способен только на то, чтобы старательно вслушиваться в то, что говорил ему невидимый собеседник. Задача была нешуточная, на уровне подвига Геракла, тем более что в голове у Николау пульсировала гадкая боль…
Нет, вряд ли то была боль. Только головокружение не дало Григорию распознать это ощущение раньше. А когда он распознал его, у него мурашки по спине побежали. Зов, магическая связь той же силы, что притянула его к Терезе.
Он поводил глазами по сторонам, но не разглядел ровным счетом ничего. В столь кромешной темноте Григорию прежде бывать не доводилось.
— Кто вы такой?
И снова писк, будто кругом кишели крысы. Писк почти заглушал дыхание людей.
— Я — близкий вам человек, господин Николау, как и вы — близкий мне. До сих пор мне ни разу не встречался никто, равный нам с вами, а, уж вы мне поверьте, я искал очень старательно.
Григорию было не до загадок и не до напыщенных речей, а тут звучало и то, и другое. Он попробовал встать и понял, что не в силах подняться с колен. Пара мгновений — и он понял, что сковывают его путы нематериальные, призрачные. Он был в плену у колдовской силы столь могущественной, с какой ему не приходилось сталкиваться как минимум лет двести… если, конечно, он не позабыл о встречах такого рода.
Видимо, это был повелитель тех мерзавцев, что напали на него в гостиничном номере, а потом погибли там и испарились. Да, наверняка это он.
— Я вновь спрашиваю вас: кто вы такой?
Зажегся свет — тусклый, жалкий, выхвативший из тьмы пятачок в несколько футов шириной. Григорий Николау стоял на коленях у края круга света — самый настоящий пленник.
А посередине, на кресле с высокой спинкой, выкованном, на взгляд Григория, из стали и серебра — двух металлов, во все времена связанных с властью, — восседал элегантно одетый мужчина. Спинка кресла была изукрашена древними рунами, заставившими Григория занервничать. Кресло явно служило какой-то темной цели. Получше рассмотрев человека, который пленил его, Григорий наконец разглядел блестящие полоски ткани, которыми тот был привязан к креслу. Путы были с виду какие-то несерьезные, тоненькие, но Григорий понял: они, как и кресло, не то, чем кажутся.
Связанный человек еле заметно улыбнулся и склонил голову к своему пленнику.
— Меня зовут Петер Франтишек, мой милый Григорий, но если пожелаете, можете звать меня братом.
Глаза у него были серо-голубые.
Наркотик затуманил его связь с этим Петером Франтишеком. Как и Тереза, он коснулся сознания Григория совсем не так, как другие, с которыми ему доводилось сталкиваться прежде. Колдовской силы такого могущества Григорий действительно испытывать не доводилось, и все же чувство родства, братства от Франтишека исходило, это факт. Никакого объяснения этому Николау пока найти не мог. И вообще все происходящее было окутано мраком в прямом и переносном смысле, и из-за этого Григорию было здорово не по себе.
— Что вы сделали с мисс Дворак?
Петер Франтишек снова едва заметно улыбнулся.
— Ваша забота о ней похвальна. Это значит, что в конце концов мы сумеем сработаться. Что же до вашего вопроса, то эта молодая особа преспокойно почивает у себя дома. Вы же проспали три часа.
«Три часа! Удивительно!» Связанный человек продержал его в плену так долго, а Фроствинг и не подумал явиться на выручку!
— В данный момент меня больше занимаете вы, Григорий, — сказал Петер и проследил за выражением лица своего пленника. — Не извольте сомневаться: я не желаю ни малейшего зла Терезе.
Он назвал ее по имени — и это отозвалось приступом ревности в сердце Григория. Ему показалось, словно этот странный связанный человек держит ее во власти своих чар. Несомненно, у Григория не было никаких прав считать Терезу своей, но он сомневался, что Франтишек показался бы ей привлекательным. Было в нем нечто властное, царственное. Он наверняка верил, что мир существует ради того, чтобы исполнять его желания.
— Что вам от меня нужно? — спросил Григорий. — У меня ничего нет такого, что бы вам понадобилось. Я в этой стране просто гость.
— Необычный гость, — возразил Франтишек. — Мало кто излучает такую могучую колдовскую силу.
Глупо было бы отрицать наличие собственного магического дара, но заявление Франтишека о том, что сила у него «могучая», заставило Григория печально улыбнуться.
— Могучую, говорите? Да располагай я такой силой, разве меня скрутили бы так легко ваши двое… ассистентов? Да, кое-какие способности у меня есть, но вряд ли вам стоило беспокоиться по пустякам. Я для вас никакой угрозы не представляю.
Франтишек постучал пальцем по подлокотнику кресла. Казалось, его глаза светились сами по себе. Выражение его лица оставалось бесстрастным.
Из темноты к креслу метнулся зверек. Это была крыса, почти такая же, какую Григорий обнаружил в кармане своего пальто. Что ж, по крайней мере теперь он знал, по чьей воле она туда угодила.
Крыса уставилась на Григория. Тот взглянул в ее глаза и ахнул.
А глаза у крысы были точно такого же цвета, как у ее повелителя, — серо-голубые.
— Сначала, — проговорил связанный Франтишек, как бы не замечая свою хвостатую прислужницу, — я был готов отпустить вас, однако мои шпионы и мои подручные заронили сомнения в мое сердце. — Крыса развернулась и убежала во тьму. — В вас есть нечто большее, мой милый Григорий. Намного, намного большее.
