Заклеймены? Что бы это означало?

В следующее мгновение башня пала. Фроствинг улетел, сжимая в цепких лапах небольшой узелок. Магическая сила, вырвавшаяся на волю во время сражения, сотрясла мир до основания.

А потом последовало воспоминание о том, как решительные руки потянулись к человеку в черном плаще — наверняка то был хозяин башни. Другие руки, более нежные, потянулись к Григорию… вернее — к детям, глазами которых он видел происходящее. Николау понимал, что он не видит множества лиц — даже лиц тех, кто обращался к детям. Только Фроствинга он видел отчетливо. Враги повелителя грифона были безликим народом, расой дерзких призраков.

«Я вижу так, как видели дети. Дети хозяина башни». Григорий теперь не сомневался: предками Терезы были сразу несколько из них.

Пальцы, тянувшиеся к хозяину башни, сжались, но тот, и умирая, смеялся. Он знал, что он сумеет… сумеет… свое наследство.

«Сумеет — что? — беззвучно вопросил Григорий. — Что за наследство?»

На этот раз его просьба была удовлетворена. Двери, ведущие в глубины воспоминаний Терезы, распахнулись и выпустили на волю правду.

Через самих врагов и их потомков тот, что был создателем Фроствинга, должен был вновь родиться в мир. Он должен был снова начать жить. Он должен был обмануть смерть.

Григорий Николау содрогнулся. Так, значит, это правда. То, во что он не мог поверить, было возможно… Было ?

Жизнь покидала хозяина мрачной башни. Другие, его счастливые победители — безликие тени, убирались восвояси. Григорий попытался лучше разглядеть мертвое тело.

Картина воспоминания подернулась рябью. Боль и смятение охватили Григория.

Он оказался в кромешной темноте.

Было что-то еще — он не сомневался в этом, но в отличие от Петера Франтишека он не располагал магическими орудиями, с помощью которых можно было бы копнуть глубже. Да честно говоря, он сам не знал, хочется ли ему копать глубже. Он узнал вполне достаточно. В некотором смысле более чем достаточно.

С этой мыслью Григорий возвратился из мира воспоминаний Терезы в вагонное купе. Тереза сидела напротив, все еще находясь в состоянии гипнотического транса. Николау тряхнул головой, чтобы прогнать тяжесть полученных впечатлений. Он узнал не все, но на данное время ему хватит и этого. Так называемое наследство на самом деле не имело ничего общего с наследством в привычном смысле слова. Фроствинг же занимался не чем иным, как призыванием своего древнего повелителя в мир живых. Как это должно было совершиться, пока оставалось загадкой, но одно не оставляло сомнений: к этому имело отношение множество людей — по всей вероятности, потомков тех, кто в свое время победил хозяина темной цитадели.

Что же сделал древний могущественный чародей в тот миг, когда его недруги прикоснулись к нему? Ведь он хотел, чтобы как можно больше из них притронулись к нему руками. Что он передал не ведающим о том победителям?

Свое желание воскреснуть из мертвых. Григорий не мог не восхищаться дерзостью этого мага, но в то же время этот ритуал вызвал у него отвращение. Женщины и мужчины, простые смертные и маги пытались одолеть смерть с незапамятных времен. Тем, кому были подвластны силы магии, удавалось отсрочить смерть на два-три века, но это не было равносильно победе над ней. Григорий не мог заставить себя поверить, что смерть возможно победить, находясь по ту сторону жизни.

Был и еще один вывод, который сделал Николау на основании просмотра обрывков воспоминаний Терезы. То немногое, что он успел узнать о тех, кто явился, чтобы убить хозяина башни, подтверждало гипотезу, которую он прежде считал столь же невероятной, как и воскресение из мертвых. Григорию не удалось четко разглядеть лиц врагов могущественного чародея, однако, судя по типу лица, можно было предположить, что все они уроженцы одной страны.

Его соотечественники. Быть может, его родня. А быть может, тут крылось нечто еще более удивительное…

Я был среди них. Я был среди тех, кто победил его. Я был одним из его врагов.

Это многое объясняло. Тогда становилось понятно, почему Фроствинг терзал его столько лет. Он был одним из вождей повстанцев, и ему была предназначена особая кара. Вероятно, хозяин башни пожелал, чтобы один из его никчемных врагов стал свидетелем его будущего триумфа. Вероятно, Григорию Николау, которого, по всей вероятности, в те далекие времена звали как-то иначе, потому и была отпущена такая долгая жизнь.

Этим могло объясняться и то, что Фроствинг вытворял с его памятью. Не помня о тех временах, Григорий не мог вмешаться в выполнение грандиозного замысла. В остальном его страдания были всего-навсего пыткой, доставлявшей Фроствингу искреннее наслаждение. Грифон через Николау мстил всем врагам своего господина.

Григорий смотрел на Терезу. Теперь, когда он разделил с ней ее воспоминания — по крайней мере некую их часть, — он решил сделать для нее то, что Франтишек не счел нужным. Он захоронит эти воспоминания на самом дне ее сознания, чтобы они являлись ей только тогда, когда она сама этого пожелает.

Николау поднес камень-амулет ближе к глазам Терезы.

Но тут его вдруг зазнобило. Он ощутил предчувствие беды.

Григорий опустил руку, встал и осторожно выглянул из купе. В коридоре все было спокойно, и все же чувство грозящей опасности не покидало Николау. Не так давно он лишний раз убедился в том, что подобному чутью лучше верить.

Григорий вышел в коридор. Поезд раскачивало, но не так сильно, чтобы Григория кидало из стороны в сторону. Он прошел до одного конца вагона — ничего. Вернулся, прошел в другую сторону — то же самое. Магическое зондирование также не принесло никаких результатов.

Тревога не покинула Григория, но он вернулся к Терезе. Как бы то ни было, нельзя было оставлять ее одну в столь беспомощном состоянии. Николау вновь подвесил в пальцах амулет и принялся за работу по захоронению древних воспоминаний. Чем скорее он покончит с этой работой, тем лучше для них обоих.

Он успел на поезд. Впервые он должен был совершить такой подвиг в отсутствие хозяина, но он его совершил.

Голова у Конрада все еще кружилась, но он улыбался. Господин Франтишек гордился бы им… если бы еще был жив. А в том, что его уже не было в живых, были виноваты этот треклятый иностранец и его бабенка. Что они такое вытворили — этого Конрад не понимал, но в смерти своего господина винил только их и больше никого.

Из внутреннего кармана куртки он вынул игольный пистолет. Ему не удалось обнаружить след Григория, а вот дамочка свой след замести и не подумала. Господин Франтишек давно обучил Конрада таким элементарным приемам. Помогло ему и то, что несколько полевых агентов хозяина заметили беглецов на вокзале. Несколько целенаправленных вопросов — и стало ясно, на каком поезде они собрались улизнуть.

Радуясь предстоящей удаче, Конрад зарядил пистолет ампулой и иглой. Он знал, что и без помощи шпиков найдет след женщины. Настанет день — и он станет таким же могущественным, как его былой повелитель. А там, кто знает, глядишь, и превзойдет его.

Но все по порядку. Камердинер Франтишека взглянул на медальон, висевший у него на груди. Связанного мага не стало, но заряженный им медальон все еще излучал магическую энергию и делал своего обладателя невидимкой. В поезде никто не должен был заметить Конрада, а если бы и заметил, то только при его желании.

Он приготовил пистолет и пошел по коридору, улыбаясь в предвкушении удачи.

XIX

Григорий заботливо посмотрел на вышедшую из транса Терезу.

— Ты в порядке? Как самочувствие?

Она несколько раз моргнула и медленно подняла глаза. Лицо ее поначалу было бесстрастным, но потом озарилось робкой улыбкой.

— Голова… я ее словно не чувствую… Просто не знаю, как это описать, но теперь… там стало как бы просторнее, что ли. — Тереза снова часто заморгала. — Что ты сделал?

— Закопал твои воспоминания поглубже. Они не вернутся и не будут мучать тебя. Ты можешь вызвать их на поверхность, когда пожелаешь, но сами они тебя больше не потревожат.