— Но ведь он создал это проклятое орудие убийства! — заорал Баутин.

— Я знаю это, но мне кажется, сэр, он не знал, в каких целях его… его так называемый партнер собирается применять это устройство.

Выйдя из расположенной в престижном районе города адвокатской конторы, где стены и те были отделаны мрамором, а лестницы — красным деревом, оба агента ФБР задумались над тем, что может означать рассказ Истфола.

— Мы снова должны отправиться в «Бэлю-Сторк», Отто, — заявил Бруэр. — Взгляни на это.

Бруэр протянул ему письмо Мориса Ловенталя, адресованное Истфолу. Отто вынужден был признать, что почерк Ловенталя в этом письме и кровавые строчки, выведенные рукой Учителя, отличались, как небо и земля.

— И все-таки, если Учитель — второе действующее лицо…

— Я понимаю, понимаю, но разве почерк этого не отражает?

— Возможно, так называемый партнер Мориса и есть Учитель? Может быть, поэтому Ловенталь побоялся назвать адвокату его имя?

— Это дело точно сведет меня с ума, — признался Бруэр. — Послушай, сейчас мы едем в «Бэлю-Сторк». Может быть, разузнаем что-нибудь новое, расспросим персонал, просмотрим записи…

— Торговых представителей. Именно это мы и должны проверить, — добавил Баутин. — Надо узнать, работает ли у них человек, регулярно посещающий больницы Векоши, Айовы, Пэриса, штата Иллинойс, Индианаполиса…

— И Сиона.

Мужчины смотрели друг другу в глаза.

— Если существует еще один убийца, имеющий пристрастие к крови… — начал Баутин.

— …Он вполне может оказаться вампиром Касима.

— И тем человеком, который так любит писать доктору Джессике Коран.

В этот момент Отто уже твердо знал, что не уедет из Чикаго один, оставив здесь Джессику.

— Поехали в эту компанию. Ты знаешь кратчайшую дорогу туда?

— До нее порядочно ехать, она расположена где-то в пригороде. Придется включить сирену. Поехали.

В «Бэлю-Сторк» они прибыли к пяти часам вечера, но это оказалось только на руку. Большинство служащих уже разошлись по домам, и они могли работать здесь хоть всю ночь, если необходимо.

Джессика Коран провела ряд анализов с пятнами крови на верхней и нижней сторонах записки, стараясь определить точное время их появления. И если бы обнаружилась существенная разница во времени, вполне логично было бы предположить, что кровь на верхней стороне бумаги появилась позже той, на которой она лежала. Джессика пыталась графически изобразить траекторию капель крови, вылившейся из запястий Ловенталя. Если записка лежала на журнальном столике до того, как Ловенталь вскрыл себе вены, брызги мало бы походили на пятна, а скорее, напоминали бы ряд восклицательных знаков. Следы крови на столе имели именно такую форму, а вот на бумаге они были совершенно иными.

Либо умерший аккуратно положил записку на стол после того, как вскрыл себе вены на обеих руках, либо кто-то еще оказал Ловенталю услугу и сделал это за него. Но раны на запястьях были настолько глубокими, что вряд ли человек мог сохранять спокойствие в данной ситуации и находиться в достаточно ясном рассудке, чтобы положить записку на стол и только после этого упасть, лишившись чувств. Джессика отправила кровь Ловенталя на предмет выявления в ней ЛСД или других наркотических веществ, которые могли бы объяснить столь необычную последовательность событий, сопровождавших его смерть, но ни следов наркотиков, ни, конечно же, кортизона, обнаружить не удалось. Что же касается отпечатка пальца, оставленного на капсуле кортизона, то он оказался непригодным для их идентификации.

Джессика провела несколько часов у тела Ловенталя, тщательно рассматривала его запястья, измеряла раны, и пришла к выводу, что рана на левой руке сделана правой, а вены на правой вскрыты левой. Только самый умный и методичный убийца мог задуматься над тем, какое запястье разрезать какой рукой, чтобы создать правдивую картину самоубийства.

Ситуация казалась весьма безнадежной, за исключением, разве что, анализа крови, но это доказательство слишком часто не принималось в расчет, невзирая на невероятную аккуратность людей, собирающих улики. И, чтобы доказать свою правоту, ей придется обратиться к всемирно известному специалисту по крови. Даже мнения Робертсона, главного специалиста Квонтико, оказалось недостаточно, чтобы подтвердить то, в чем она была совершенно уверена. Здесь мог помочь разве что такой авторитет, как Т. Герберт Леон или ее прежний наставник Хоулкрафт, но они должны прилететь в Чикаго, взглянуть на все своими глазами… Скорее всего, Отто не одобрит такое решение… По крайней мере сейчас, когда он в таком настроении, а мысль о том, чтобы спрашивать разрешения у О’Рурк была ей и вовсе невыносима.

Но, возможно, ей стоит отбросить в сторону свою личную неприязнь к Терезе. Джессика подумала о всех профессионалах, которые провели немало ужасных часов над анализом этого преступления девятого уровня, о Д. С., Борнсе и Шульце, О’Рурк и даже Рэйнеке, трудившихся pro bono.[31] А также Касим и Форсайт — может быть, человек, инсценировавший «смерть вампира» — тот же преступник, которого ищут агенты вооруженных сил вот уже столько лет. Возможно ли это?

Джессика устала, она чувствовала себя вконец измученной, но ей предстояло еще рассмотреть окровавленные инструменты убийства и сравнить их с ранами, обнаруженными у жертв; анализ тканей, снятых с лезвий уже подтвердил, что принадлежали они Фаулеру из Индианы.

Как удавалось Ловенталю заманивать свои жертвы? Этому старику, который пользовался тросточкой? Скарборо, единственный, так называемый, «свидетель», утверждает, что видел молодого человека. В доме Ловенталя они не нашли ни шиньонов, ни наборов грима. И все же, исследование устройства с помощью увеличительного стекла, подтвердило, что оно — именно то страшное приспособление, которое вставлялось в горло Коуплэнд и всех остальных. Но, если с Ловенталем работал еще один вампир, он никогда не откажется от этого устройства.

А что, если Ловенталь сделал не одно, а два, три или даже больше таких инструментов?

Или у нее уже начинается паранойя? Причин для этого предостаточно, к тому же, Д. С. утверждал, что это вполне нормальная эмоция, если она удерживает человека от безрассудных поступков. Как внезапный захват власти, к которой стремилась О’Рурк. Как поведение Отто, такое нетипичное для него. Девушке хотелось накричать на Баутина за то, что он допустил это. Все были настроены против него, когда умирала его жена, а еще говорят, что акулы живут только в океане. И после всего этого Отто может говорить, что, так или иначе, восхищен О’Рурк, ее умом и хваткой Возможно, он сам был умным и расчетливым дьяволом. Каким показал себя прошлым вечером.

Джессика все еще сердилась на Отто за то, что он считал ее такой же корыстной, как О’Рурк, будто ее интерес к его персоне продиктован лишь амбициями.

Эти мысли отвлекали внимание девушки от дела, и вскоре она поняла, что слишком устала, чтобы продолжать работать. Она уже успела провести вскрытие трупа Ловенталя и сделать ряд анализов, которые считала первоочередными. Взглянув на часы, Джессика поняла, что их обед с Отто был уже довольно давно, но горечь обиды от его бездумного замечания так и не прошла.

Она сняла с себя халат, в котором работала в лаборатории. Большинство кабинетов опустело, свет был выключен, да и во дворе горело всего несколько фонарей. Джессика потянулась и вдруг заметила, что ассистент, находящийся в другом кабинете, смотрит на нее через стеклянную перегородку и пытается обратить ее внимание на телефон. И только теперь до девушки дошло, что в соседней комнате звонит телефон. Она подошла к параллельному аппарату и сняла трубку.

— Звонят доктору Коран, — услышала она женский голос.

— Да, это я.

— Говорите, сэр.

После недолгой паузы голос оператора смолк, и раздался дребезжащий, режущий слух голос явно нервничающего человека.