Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Однако имелась сфера, откуда открытость постепенно исчезала. Дом, семья, брачные отношения, потомство на протяжении второй половины XVIII века все больше и больше превращались в частное дело подданных. Становились все менее доступны обозрению и контролю. С подмостков перемещались за кулисы. Именно о них пойдет наш дальнейший рассказ.

Глава четвертая

Семья

Нашему современнику при слове «семья» представляется нечто маленькое, сугубо интимное. Два-три человека, редко больше. В этот крошечный, тесно живущий мирок неохотно допускаются даже близкие родственники, что же говорить о посторонних? Трудно вообразить, что два с лишним столетия назад дело обстояло иначе. Семьи были большими, включали в себя несколько поколений, соединенных под одной крышей патриархального помещичьего дома. Здесь доживали век вдовы, обитали бедные родственники и не вышедшие замуж тетушки — старые девы. Бегала целая орава ребятишек — братьев, сестер и кузин разных степеней. Они дышали заботами о хлопотном, подчас неразделенном хозяйстве, как умели способствовали продвижению по службе мужской половины семейства, интриговали, искали покровительства у сильных земляков, составляли матримониальные планы, ссорились и мирились.

В целом это был беспокойный мир — подвижный, многоголосый, разнохарактерный. Каждый его член зависел от семьи, связанный с ней тысячами неразрывных нитей. Но и семья, в свою очередь, зависела от чинов, удачных браков, царских милостей или просто уживчивого нрава чад и домочадцев. Вот как князь П. А. Вяземский описывал впечатление от клана Оболенских, врезавшееся ему в память с раннего детства:

«Женат князь Оболенский был на княжне Вяземской… В продолжении брачного сожительства имели они двадцать детей. Десять из них умерло в разное время, а десять пережили родителей. Несмотря на совершение двадцати женских подвигов, княгиня была и в старости бодра и крепка, роста высокого, держала себя прямо, и не помню, чтобы она бывала больна. Таковы бывали у нас старосветские помещичьи сложения. Почва не изнурялась и не оскудевала от плодовитой растительности. Безо всякого приготовительного образования была она ума ясного, положительного и твердого. В семействе и хозяйстве княгиня была князь и домоправитель, но без малейшего притязания на это владычество. Оно сложилось само собою к общей выгоде. Она была не только начальницею семейства своего, но и связью его, средоточием, душою, любовью…

Это семейство составляло особый, так сказать, мир Оболенский. Даже в тогдашней патриархальной Москве… отличалось оно от других каким-то благодушным, светлым и резким отпечатком. Налицо было шесть сыновей и четыре дочери. Все они долго жили с матерью и у матери… Небольшие комнаты имели какое-то эластическое свойство: размножение хлебов, помещений, кроватей… Брачные союзы в продолжение времени должны были вносить новые и разнородные стихии в единообразную и густую среду семейства… Но такова была внутренняя сила этого отдельного мира, что и пришлые, чуждые приращения скоро и незаметно сливались, спаивались, сцеплялись, срастались вместе… Не было ни зятей, ни невесток: все были чада одной семьи, все свои, все однородные»[375].

Читая мемуары тех лет, устаешь от разъяснений кто, кому и в каком колене приходился родней, где обитал, чем владел и на ком женился. Крупные кланы успешнее переносили потрясения, связанные с войнами, бунтами или неурожаями, способными повлечь разорение небольших семейств, обладавших имениями только в одной губернии. Они упорнее противостояли изменению внутреннего быта и в течение всего XVIII века сохраняли множество черт допетровской старины. Эти семьи-корабли, непотопляемые галеры с доброй полусотней гребцов, победно проплыли через царствование Екатерины II и вышли на просторы нового, XIX столетия. Там их ожидали страшные испытания. Первое из которых — война 1812 года — было преодолено не без потерь, но с честью. Запаса прочности у патриархальной дворянской семьи хватило еще на полвека.

«Пора тебя женить»

Семья начинается с брака. Брак со сватовства. Два столетия назад дело это было непростым, хлопотным, а подчас и опасным. Шутка ли: уйти в чужой род, где женская половина мигом поставит невестку под каблук? Или, напротив, взять к себе человека незнакомого, еще неизвестно как воспитанного. Какого он роду-племени, какими средствами располагает? Это в первую очередь интересовало старших членов семейства, от которых зависело решение. Взаимные же симпатии и антипатии молодых рассматривались как чувства неосновательные и в расчет брались редко. Никто не гарантировал будущей чете счастья, тут уж как Бог пошлет. Зато родные всячески старались оградить жениха или невесту от возможного обмана.

Многочисленные тетушки, подруги семейства, свахи вызнавали в мельчайших подробностях, каким состоянием обладает кандидат, каков размер приданого, безупречна ли репутация девушки, можно ли надеяться на карьерный рост суженого. Все эти вопросы имели первостепенное значение, ибо в мире чинов ранг супруга и занимаемая им должность обеспечивали право на представление ко двору, определяли длину шлейфа и число слуг на запятках кареты, позволяли есть на серебре или фарфоре, открывали двери великосветских особняков. Легкомысленные влюбленные во все времена предпочитали рай в шалаше, но их многоопытные матушки прекрасно знали, что после летних медовых месяцев наступит осень, которую лучше встречать во дворце в окружении многочисленной челяди.

Посредством браков в союз вступали не столько молодые люди, сколько их семейства. Поэтому поиск «предмета» никогда не пускался на самотек. Его контролировали старшие родственники, вернее родственницы. У отцов и дядьев, занятых службой, обычно не хватало времени подбирать партии. Вспомним знаменитые слова Фамусова из «Горя от ума»:

Что за комиссия, Создатель,
Быть взрослой дочери отцом!

Фамусов не успевает хорошенько следить за делами Софьи. А женская родня, которая могла бы опекать девушку, в пьесе А. С. Грибоедова не показана. Зато ее прекрасно видно в «Евгении Онегине». Привезенную в Москву Татьяну Пушкин поручает заботам целого мирка старых родственниц. И надо сказать, в нужный момент достойные дамы не сплоховали.

Шум, хохот, беготня, поклоны,
Галоп, мазурка, вальс… меж тем,
Между двух теток у колонны,
Не замечаема никем,
Татьяна смотрит и не видит…
……………
Забыт и свет и шумный бал,
А глаз меж тем с нее не сводит
Какой-то важный генерал.
Друг другу тетушки мигнули
И локтем Таню враз толкнули,
И каждая шепнула ей:
— Взгляни налево поскорей. —
«Налево? Где? Что там такое?»
— Ну, что бы ни было, гляди…
В той кучке, видишь? впереди,
Там, где еще в мундирах двое…
Вот отошел… вот боком стал…
«Кто? толстый этот генерал?»

Конечно, генерал для Татьяны — не бог весть какой подарок. Ее сердце занято другим, а будущий избранник толст, важен и как будто в летах. Во всяком случае он заметно старше Лариной. Тетушек это смутить не может. Наоборот.

Сегодня кажется естественным брак между ровесниками. В те времена на дело смотрели по-другому. Вступив в свет, девушка должна была найти себе партию, пока юность и свежесть еще привлекали к ней внимание кавалеров. В противном случае она оставалась старой девой. Жизнь мужчины складывалась иначе. Прежде чем создать семью, он должен был добиться прочного общественного положения, выслужить чины, занять достойную должность. На это уходили лучшие годы. Некоторые, как отец Петра Гринева, женились только после отставки. В любом случае возрастной разрыв между супругами почти всегда был значителен.

вернуться

375

Вяземский П. А. Московское семейство старого быта // Русские мемуары. 1800–1825 гг. М., 1989. С. 537–540.

60
{"b":"223344","o":1}