И если «до Пришествия Христова и смотрения Креста» имя смерти было ужасно, то теперь ее имя есть «сон, успение, преставление», и оно приятно, поскольку включает в себя твердую надежду на воскресение. Успением и сном смерть называет божественный Павел, когда пишет к фессалоникийцам: «Не хочу же оставить вас, братия, в неведении об умерших, дабы вы не скорбели…». И немного далее: «…мы живущие… не предупредим умерших» (1 Фес. 4, 13; 15).

Даже само место, где погребаются мертвые, ныне носит имя, приносящее душе великое утешение и окрыляющее надежды на Царство и Жизнь Вечную. Это место, как отмечает божественный Златоуст, «названо усыпальницей». Рассуждая об этом названии, он обращается к христианину со словами: «Когда ты провожаешь сюда мертвого, не сокрушайся, потому что ты провожаешь его не к смерти, а ко сну […]. Знай же, куда провожаешь его, — в усыпальницу; и когда провожаешь — после смерти Христа, когда узы смерти уже расторгнуты». Так что у нас есть в качестве сильного и действенного лекарства против уныния и печали, кроме прочего, и «название места» [[535]].

{стр. 215}

Но давайте послушаем, как говорит божественный Павел о своей собственной смерти. Смерть не вызывает никакого страха в его блаженной душе. Напротив, Апостол жаждет смерти, …имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше (Флп. 1, 23). Для ветхозаветных праведников смерть была ужасна, но для Апостола Христова она несравненно лучше жизни! Для них это было нечто «неприятное», Отвратительное, а для него — «приятное», радостное! Это справедливо: до Христа «смерть низводила во ад», а теперь «смерть препровождает ко Христу». И в то время как Патриарх Иаков говорил: «…Сведете старость мою с печалию во ад» (Быт. 42, 38), — божественный Павел сказал: «…Разрешиться и быть со Христом.. несравненно лучше»! (Флп. 1, 23).

Во времена Ветхого Завета о смерти даже самых праведных скорбно стенали, рыдали и проливали множество горьких слез, ныне же слышатся в храмах возносимые верующими людьми «песнопения, молитвы и псалмы» Богу. Эти псалмы и песнопения имеют скорбную мелодию, но они вселяют в нас мужество и надежду в отношении ушедших [[536]]. Поскольку смерть была упразднена и стала теперь сном и последним в земной жизни успением, поскольку у нас есть верная надежда на воскресение после преставления и перехода от одной жизни к другой, мы спокойны и оптимистичны. Мы можем радоваться и веселиться. Наше ликование и радость возрастают, если осознать, что наше преставление совершается не просто «от жизни в жизнь». Мы не просто покидаем один вид жизни, чтобы оказаться в другом, но мы переносимся «из худшей», тленной жизни, «в лучшую». Мы переносимся «из временной в вечную, из земной в небесную» жизнь [[537]]. Святитель Василий Великий {стр. 216} добавляет: «А ныне скачем [т. е. ликуем, радуемся. — Ред.] при кончине преподобных, потому что качества скорбного изменились после Креста. Не плачем уже сопровождаем смерть святых, но в восторженных ликованиях веселимся при их гробах, потому что смерть для праведных — сон, вернее же сказать, отшествие к лучшей жизни» [[538]].

Послание к Евреям подчеркивает, что Господь вочеловечился, дабы смертью лишить силы имеющего державу смерти, то есть диавола, и избавить тех, которые от страха смерти через всю жизнь были подвержены рабству (Евр. 2, 14–15). «Ныне же, когда окончательно побежден диавол, для чего вы страшитесь?» — спрашивает божественный Златоуст. — Почему вы боитесь попранной смерти? Той, которая теперь стала «ничтожною и ничего не стоящею?» [[539]] И добавляет, что, благодаря светоносному Воскресению, «рассеяно бесовское обольщение», поэтому мы и «посмеиваемся над смертию» [[540]].

Эта «насмешка», то есть свое превосходство и пренебрежение к смерти, четко видны в жизни христиан, особенно мучениц и мучеников–детей, которые по при роде своей существа слабые и робкие. Смерть, перед которой до Христа дрожали добродетельные мужи, имевшие великое дерзновение пред Богом, после Христа ставят ни во что «юноши и девы». Ужасная и безжалостная смерть воспринимается теперь с таким презрением, что многие встречают ее с большой охотой и радостью, {стр. 217} так что даже торопятся, спешат к «переселению из худшего мира в лучший» [[541]].

Святитель Афанасий Великий отмечает: «Поелику Спаситель воскресил тело, смерть уже не страшна, но все верующие во Христа попирают ее как ничтожную и скорее решаются умереть, нежели отречься от веры во Христа. Ибо несомненно знают, что умирающие не погибают, но живы и чрез воскресение сделаются нетленными. Один лукавый диавол, древле зло надругавшийся над нами смертию, остался истинно мертвым». Ибо Бог расторгнул узы смерти (Деян. 2, 24). «И вот доказательство этому: люди, прежде нежели уверуют во Христа, представляют себе смерть страшною и боятся ее, а как скоро приступают к Христовой вере и к Христову учению, до того пренебрегают смертию, что с готовностью устремляются на смерть и делаются свидетелями воскресения […]. Столько немощною стала она, что и жены, прежде обольщенные ею, смеются теперь над нею как над мертвою и расслабленною» [[542]].

О том же говорит и святитель Иоанн Златоуст, восславляя священномучениц Веронику и Просдоку и мать их Домнину: «Прославим же Владыку, что страшное для пророков Он сделал презренным для жен. Илия убегал от смерти, жены прибежали на смерть; он отскочил от смерти, а они стремились к смерти […]. Мужи, подобные Аврааму и Илие, боятся смерти, а жены попрали смерть, как грязь, своими ногами». И добавляет: «Благословен Бог — жена смело восстает на смерть, — жена, введшая смерть в нашу жизнь, (жена) — древнее орудие диавола, это (орудие) низложило силу диавола; сосуд немощный и удобосокрушимый стал оружием непобедимым; жены смело восстают на смерть: кто не{стр. 218} изумился бы? Да посрамятся язычники, да постыдятся иудеи, не верующие Воскресению Христову. Для чего, скажи мне, ищешь ты большего знамения этого Воскресения, когда видишь совершившеюся такую перемену в делах?» До Христа не было ничего сильнее смерти и «ничего слабее нас», а теперь «нет ничего слабее ее и ничего сильнее нас». И эта «превосходная перемена» произошла, благодаря трехдневному погребению и Воскресению Господа. «Если бы Он не сокрушил врат медных, то жены не дерзнули бы войти так легко […]; если бы Он не сломил железной вереи, то девы не смогли бы снять ее; если бы Он не сделал темницу непригодною, то мученицы не вошли бы с таким бесстрашием» [[543]].

Святитель Игнатий Богоносец, один из множества мучеников раннехристианской эпохи, с радостью идя на муки, писал христианам Рима: «Пускай огонь и крест, толпы зверей, рассечения, расторжения, раздробление костей, отсечение членов, сокрушение всего тела, лютые муки диавола придут на меня — только бы достигнуть мне Христа». Святой епископ просил верующих молиться о нем, чтобы он не испугался ожидающих его мучений. Он столь сильно желал мученической смерти, чтобы оказаться рядом с Небесным Отцом, что писал: «Живой пишу вам, горя желанием умереть. Моя Любовь распялась, и нет во мне огня, любящего вещество, но вода живая, говорящая во мне, взывает мне изнутри: «Иди ко Отцу!» Столь велика была его любовь ко Христу и столь мужественны убеждения перед лицом смерти, что он продолжает: «Молитесь о мне, чтобы я достиг […]. Если пострадаю — значит, вы возлюбили; если же не удостоюсь — вы возненавидели меня» [[544]].