– Я никогда ни секунды не сомневался, что мне самой судьбой назначено служить своему штату в Сенате США. – Он повернул голову и посмотрел на нее.

Она кивнула, но ничего не сказала, не зная, как лучше ему ответить. Банальностей и общих мест он не примет.

– Я даже не стал баллотироваться в Палату предста­вителей и решил сразу идти к своей конечной цели. Но теперь я начал сомневаться и спрашивать себя, не поверил ли я людям, которые говорили мне только то, что я хотел слышать. Может, у меня мания величия?

– Без сомнения. – Она улыбнулась, заметив его удив­ление по поводу такого ответа. – Но попробуй назови мне хоть одного политика, у которого ее нет. Принять на себя ответственность за тысячи жизней может только бо­лее чем самоуверенный человек.

– Значит, все политики – самовлюбленные люди?

– Это всего лишь здоровое самоуважение, которого не стоит стыдиться. Способность быть лидером – особый дар, вроде музыкального слуха или математического таланта.

– Но никакого вундеркинда-математика не обвинят в том, что он – эксплуататор.

– При твоей честности ты никого не сможешь экс­плуатировать, Тейт. Идеалы, которые ты провозглаша­ешь, – не просто лозунги. Ты не какой-нибудь Рори Дек­кер. Вот он как раз пустозвон, за его словами ничего нет. В конце концов избиратели это поймут.

– Ты все еще думаешь, что я выиграю?

– Абсолютно уверена.

– Да?

– Да.

Дождь по-прежнему стучал по крыше и хлестал в стек­ла, а в машине вдруг стало совсем тихо и как-то укромно. Тейт протянул руку и положил ладонь на грудь Эйвери, так что его мизинец и большой палец легли на ключицы.

Ее глаза сами собой закрылись, и она слегка подалась к нему, будто кто-то потянул за невидимую нить. Когда же Эйвери опять открыла глаза, он оказался гораздо ближе к ней, подвинувшись на сиденье и пристально вгля­дываясь в ее лицо.

Его рука скользнула выше, к ее горлу, а потом легла сзади на основание шеи. Стоило их губам встретиться, как обоих будто обдала горячая волна. Они целовались как сумасшедшие, одновременно пытаясь добраться друг до друга сквозь одежду. Его руки скользнули сверху вниз

по ее груди, обтянутой элегантным, сшитым на заказ жа­кетом, потом принялись сквозь дорогую ткань теребить ее соски.

Эйвери гладила волосы, щеки, шею, плечи Тейта, пока наконец не привлекла его к себе и не откинулась в угол сиденья.

Он расстегнул две пуговицы на ее левом плече и всту­пил в борьбу с чередой крючков. Когда он наконец рас­пахнул жакет, золотой медальон с фотографиями его и Мэнди попал во впадину между ее грудями. На ее коже радужно переливались неоновые отблески, и, дрожа, скользили тени от потоков воды, бежавшей по стеклам.

Он наклонил голову и поцеловал сначала пышные ок­руглости, а потом тенистую складку между ними. Сквозь кружево бюстгальтера она ощущала жадные, страстные прикосновения его языка.

– Тент, – простонала она, чувствуя, как возбуждение охватывает каждую клеточку ее тела. – Тейт, я так тебя хочу.

Он неуклюже выбрался из брюк и потянул ее руки вниз. Пальцы Эйвери сомкнулись вокруг его набухшего члена. Она принялась ласкать его бархатистую головку подушечкой большого пальца, а он зарылся лицом меж ее грудями и, задыхаясь, что-то блаженно бормотал.

Его руки забрались под ее узкую юбку. Она помогла ему снять с себя трусики. Их губы встретились в неисто­вом жарком поцелуе, что было весьма нелегко сделать на переднем сиденье.

– Дьявол! – выругался он пересохшими губами.

Внезапно Тейт выпрямился и сел, посадив ее к себе на колени. Он приподнял ее, поддерживая под ягодицы, и она опустилась, вобрав его плоть в себя. У обоих вырыва­лись радостные вскрики, быстро сменившиеся стонами наслаждения.

Их губы вновь сошлись, а языки неутомимо трудились. Он тискал ее упругий зад и гладил бедра над чулками и между кружевными подвязками пояса. Она уперлась коле­нями в сиденье и двигалась вверх-вниз, временами будто нарочно дразня его и рискуя упустить его сокровище, но тут же вновь впуская его глубоко внутрь. Она скакала на нем верхом, доила его.

– Черт, умеешь же ты трахаться!

С трудом выговорив это, Тейт начал поддевать голо­вой ее лифчик, и после нескольких попыток освободил груди. Несколько раз лизнув напрягшийся сосок, он взял его в рот, потом просунул руку между ее влажными бед­рами. Его пальцы прошлись по мягкой поросли на лобке, нырнули в расщелину и стали играть маленьким вырос­том.

Эйвери припала головой к его плечу и громко, преры­висто задышала. Стенки ее влагалища со всей силой сжи­мались вокруг его члена, вся она так и стремилась на­встречу сладостным поглаживаниям его пальцев. Завер­шилось это для нее восхитительно долгим взрывом на­слаждения, которого в тот же миг достиг и Тейт.

Добрых пять минут ни один из них не мог шелохнуться из-за одолевшей их необоримой слабости. Наконец, Эйве­ри сползла с его колен и подняла с резинового коврика свои трусики. Тейт молча протянул ей носовой платок.

Она с достоинством его приняла:

– Благодарю вас.

– Все нормально? Я не сделал тебе больно?

– Нет, с чего бы вдруг?

– Ты… ты на ощупь такая маленькая.

Она первой отвела глаза после долгого красноречиво­го взгляда, которым они обменялись.

Приведя себя в порядок и расправив безнадежно измя­тый костюм, она опустила солнцезащитный козырек и в смятении воззрилась на свое отражение в зеркале.

От прически остались лишь воспоминания. Вокруг ее головы этаким ореолом стояли дыбом пряди волос. Не хватало одной серьги. Тщательно нанесенная губная по­мада была размазана по всему подбородку.

– На кого я похожа!

Тейт постарался по возможности выпрямиться и за­правил в брюки рубашку. Галстук сбился на сторону, а пиджак болтался на одном плече. Он шарил в поисках молнии и успел пару раз отпустить крепкое словцо, преж­де чем ему удалось застегнуть ширинку.

– Постарайся хоть что-то поправить, – сказал он, подавая ей сережку, на которую только что сел.

– Постараюсь. – С помощью содержимого косметички она устранила ущерб, нанесенный макияжу, и, как мог­ла, пригладила волосы. – Думаю, гибель моей прически мы спишем за счет погоды.

– А засос на чей счет спишем? – Тейт тронул уголок ее рта. – Очень больно?

Она лишь чуть пожала плечами и застенчиво улыбну­лась. Он тоже улыбнулся в ответ, выбрался из машины и обошел ее, чтобы открыть ей дверцу.

Когда они оказались за подмостками, где до предела взведенный Эдди вышагивал туда-сюда, а Ральф нервно позванивал мелочью в карманах, вид у них и впрямь был самый непрезентабельный: оба растрепанные, промокшие, но необычайно счастливые.

– Где тебя, черт подери, носило? – От негодования Эдди едва мог говорить.

– Ездил за Кэрол, – с отменной сдержанностью от­ветствовал Тейт.

– Так нам и сказала Зи, когда мы позвонили в гости­ницу, – подал голос Ральф, оставив в покое свою мелочь. – Что тебе вступило в башку, если ты откидываешь такие идиотские фортели? Она сказала, что вы полчаса как уе­хали. Где вы застряли?

– Не было мест на стоянке, – отрезал Тейт, которому надоел этот допрос. – А где Джек и все остальные?

– Закрывают амбразуру. Неужто не слышишь? – Эд­ди кивком указал в сторону зала, откуда доносился друж­ный топот множества ног и распеваемое под патриотиче­ский марш: «Даешь Тейта! Даешь Тейта!»

– Тем приятнее им будет меня увидеть, – невозмути­мо заметил Тейт.

– Вот твоя речь. – Эдди попытался сунуть ему в руки какие-то листки, но тот не стал их брать.

Тейт, слегка хлопнув себя по голове, объяснил:

– Тут моя речь.

– Не вздумай еще раз сыграть такую шутку и исчез­нуть, – начальственным тоном предупредил его Ральф. – Глупо не поставить в известность хотя бы одного из нас троих о том, где ты находишься.

Молчал один Дерк. Его и без того темное лицо почти почернело от ярости, но направлена она была не на Тей­та, а на Эйвери. С того мгновения, как они, запыхавшись, примчались к сцене, он не сводил с нее своих блестящих глазок, но она с вызовом держалась под его злобным взглядом. Когда он в конце концов заговорил, его голос дрожал от бешенства: