– Миссис Ратледж, когда вам в следующий раз захо­чется, чтобы вас употребили, выбирайте для этого более подходящее время.

В тот же миг Тейт с каким-то диким рычанием кинулся на него и сбил бы его с ног, если бы за спиной Дерка не оказалась стена, по которой он и распластался. Рука Тей­та наподобие стальной балки легла ему на горло, а колено уперлось в промежность. Дерк нечленораздельно хрюкнул от неожиданности и боли.

– Ты окончательно спятил, Тейт? – завопил Эдди.

Он попробовал отвести его руку от горла Дерка, но не смог ее даже сдвинуть. Нос Тейта был менее чем в дюйме от носа его жертвы, а на лице читалась бесстрастная целеустремленность человека, решившегося на убийство. На­против, лицо Дерка все больше отливало синевой.

– Тейт, ну пожалуйста, – безнадежно залепетала Эй­вери, кладя руку ему на плечо. – Не обращай на него внимания. Меня совсем не трогает, что он там говорит.

– Ради всего святого, Тейт. – Эдди отчаянно силился втиснуться между двух тел. – Пусти его. Нашел время. Господи, подумай же головой!

– Если ты еще хоть раз, хоть один-единственный раз оскорбишь мою жену, – медленно, срывающимся голосом выговорил Тейт, – то насмерть подавишься своими же словами. Понял меня, сукин сын? – Он поддал коленом Дерку в мошонку.

Тот, перепуганный, только беспомощно мотнул голо­вой.

Тейт неторопливо опустил руку. Дерк согнулся попо­лам, прижимая руки к ушибленному месту, кашляя и брызгая слюной. Ральф бросился на помощь соратнику. Тейт пригладил волосы, повернулся к Эдди, холодно бро­сил: «Пошли» – и предложил руку Эйвери.

Она приняла ее и проследовала с ним на сцену.

Мэнди настояла, чтобы вместо ночной рубашки ей надели подаренную Тентом футболку. Было далеко за полночь и впору было чуть ли не завтракать, когда ее разбудили.

– Ну вот, теперь ты у нас почетный болельщик «Далласских ковбоев», – сказал он, надевая футболку на девочку.

Она полюбовалась броскими серебряными буквами у себя на груди и одарила его чарующей улыбкой:

– Спасибо, папочка, – потом широко зевнула, снова сгребла в охапку своего Винни-Пуха и опять уткнулась в подушку.

– Все правильно, учится быть женщиной.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Эйвери, когда они проходили через гостиную в свою спальню.

– Принимает подарки, но уже не спешит обнять или поцеловать в ответ.

– Значит, мне стоит предупредить избирательниц, что за твоей репутацией защитника прав женщин скрывается коварный женоненавистник? – подбоченилась Эйвери.

– Нет уж, не надо. Для меня каждый голос – на вес золота.

– Мне кажется, сегодня все прошло очень хорошо.

– Ты имеешь в виду, с того момента, как я добрался до сцены.

– И до того тоже. – Теплые нотки в голосе Эйвери заставили его поднять на нее глаза. – Спасибо, что за­ступился за меня, Тейт.

– Тебе незачем меня за это благодарить.

Они обменялись долгим взглядом. Наконец, Эйвери отвернулась и начала раздеваться. Пройдя в ванную, она торопливо приняла душ, накинула пеньюар и освободила помещение для Тейта.

Лежа в постели, она прислушивалась к журчанию воды за стеной. Ей уже было известно по опыту, что в гостини­цах он никогда не вешает полотенце обратно на сушилку, а оставляет лежать влажным комом рядом с раковиной.

Когда он вышел из ванной, она повернулась к нему, намереваясь пожурить за эту привычку. Но не сказала ни слова.

Он был обнажен. Рука его лежала на выключателе, но глаза были устремлены на нее. Она села на кровати, всем своим видом выражая удивление.

– Раньше я мог заставить себя не думать о тебе, – хрипло проговорил он. – А теперь вот не могу. Сам не знаю почему. Не знаю, что такого ты делаешь сейчас, чего не делала прежде, или, наоборот, что ты перестала делать, но только у меня больше не получается не обращать на тебя внимания, будто тебя нет на свете. Никогда не прощу тебе ни аборта, ни лжи, но после того, что сегодня вече­ром случилось в машине, мне легче об этом забывать. С той ночи в Далласе я стал как наркоман. Все время тебя хочу, хочу со страшной силой. Стараясь справиться с самим собой, схожу с ума и почти погибаю. Последние несколько недель были порядочным испытанием и для меня, и для всех окружающих. Так что, пока ты моя жена, я буду выполнять супружеские обязанности. – Секунду он помолчал. – Имеешь ты что-нибудь мне на это сказать?

– Имею.

– Ну?

– Выключи свет.

Напряжение покинуло его великолепное тело. Губы дрогнули в улыбке. Он щелкнул выключателем, скользнул под одеяло и привлек ее к себе.

Ее ночная сорочка сразу куда-то подевалась, будто растаяла под ласками его рук. Какое-то мгновение, и она уже лежала обнаженная под ним, и он водил кончиками пальцев по ее телу. Целуя ее, он время от времени отры­вался от ее губ, чтобы припасть к ее плечу, шее, груди.

Ее пронизывало желание, непрерывно прибывавшее и затопившее ее так, что даже в конечностях стало ощущаться биение. Она отзывалась на каждое его прикосно­вение: вот его волосы слегка пощекотали ее кожу, когда он наклонил голову для поцелуя, вот его стройные, силь­ные бедра постепенно заставили ее раздвинуть ноги.

Когда он привстал на локтях, собираясь войти в нее, она чуть продлила предвкушение кульминации – обхва­тила его руками и поцеловала соски, едва трогая их губа­ми. Наградой ей был вылетевший у Тейта стон. Они вновь поцеловались – с жадностью, горячо, сладко… И таким же жадным, горячим, сладким показалось ему ее тело, когда он им овладел.

Неся Мэнди на плечах по корпусу гостиницы, Тейт притворно споткнулся и чуть не упал, так что малышка взвизгнула и двумя руками вцепилась ему в волосы, отче­го громко охнул уже он сам.

– Тише вы! – цыкнула на них Эйвери. – Так нас просто отсюда выставят.

Они направлялись к себе в номер, после того как по­завтракали внизу в ресторане. Они бы остались выпить кофе с Нельсоном и Зи, но Мэнди начала шалить. Ресто­ран – не самое подходящее место для непоседливого ре­бенка.

Тейт протянул Эйвери ключ. Они вошли. Гостиная бы­ла полна озабоченными людьми.

– Что тут, черт возьми, происходит? – спросил Тейт, опуская Мэнди на пол.

Эдди на миг прекратил штудирование утренних газет и вынул изо рта кусок датского пирога:

– Нужно было собраться, а гостиная есть только у те­бя в номере.

– Располагайтесь как дома, – саркастически отозвал­ся Тейт.

Они уже сами с успехом это сделали, не забыв заказать соки, кофе и пирожные. Фэнси сидела по-турецки на кро­вати и листала модный журнал. Дороти-Рей потягивала нечто, цветом смахивающее на «Кровавую Мэри», с отсут­ствующим видом глядя в окно. Джек разговаривал по телефону, заткнув свободное ухо пальцем. Ральф смотрел «Новости дня». Дерк с видом завсегдатая дешевых рас­продаж рылся в шкафу Тейта.

– Вчера ты получил хорошую прессу, – невнятно объявил Эдди, жуя сладкую булочку.

– Что же, прекрасно.

– Я отведу Мэнди в другую комнату. – Эйвери обня­ла девочку за плечи и повела к двери.

– Нет, останьтесь, – вмешался Дерк, выныривая из шкафа. – Не стоит вспоминать вчерашнее, о’кей? Всем нам достается. А теперь обстановка разрядилась.

Он был непробиваем. Эйвери так и подмывало зака­тить ему пощечину, чтобы стряхнуть с этой кислой фи­зиономии деланно дружескую ухмылку. Она посмотрела на Тейта. Не обращая на своего эксперта никакого вни­мания, он сказал ей:

– Думаю, тебе лучше побыть здесь.

Джек повесил трубку.

– Все улажено. В пять Тейт даст интервью в прямом эфире по пятому каналу. Ему необходимо быть на месте не позднее четырех тридцати.

– Чудненько! – Ральф потер руки. – А есть еще что-нибудь с далласского телевидения?

– Жду звонков.

В дверь постучали. Пришли Нельсон и Зи, а с ними ка­кой-то незнакомый Эйвери человек. Фэнси вскочила и по очереди обняла бабушку и деда. С самого приезда в Форт Уорт в ней просто бурлило ликование.