— Все хорошо, все будет хорошо, — баюкал ее Гера, — Потерпи, родная.

Брест внимательно посмотрел на Прежнего, но промолчал. Мурка что-то бессвязно промычала, но захлебнулась и смолкла, тяжело дыша.

— Что она сказала? — прошептала Милка. Она все-таки подошла к раненной и теперь смотрела во все глаза на темный, еле подвижный силуэт.

— Она ничего не сказала, ей вырвали язык, — мрачно ответил Гера. Он продолжал гладить ей лицо, стирая текущую изо рта кровь. Брест отодвинулся от них и устало прислонился к закрытой двери:

— Гера, когда они вернутся?

Прежний немного подумал и ответил:

— С утра они молятся в часовне, а после идут кто-куда: одни на дорогу, другие — по хозяйству. Тебя и девушку, я думаю, с утра выгонят на болота, добывать торф. Меня и Катерину до вечера не тронут, потом заберут одного из нас на очищение.

— Зачем им разбой на дороге, коли они такие церковники? — спросил Брест. — Всех не очистишь.

— Жить-то на что-то надо. Деревня в болоте: ни полей засадить, ни охотой не прожить, вот они и разбойничают.

— С верой в свое правое дело? — горько добавил наемник.

— Именно, — ответил Прежний.

Брест поднялся и принялся ходить, прощупывая стены.

— Что ты делаешь? — обреченно вздохнул Гера.

— Нам надо до утра отсюда убраться. Мурка скоро начнет заживать, и я думаю, та паскуда очень удивится, когда обнаружит ее целой и невредимой по утру. Что они с ней сделают на этот раз, я не ведаю, но у меня на ее счет другие думки.

— И как ты хочешь отсюда выбраться? — хмыкнул Прежний, — Думаешь не пытались?

— Пытались — не пытались, клал я с высокой колокольни. Утром нас здесь уже не будет, — сжав кулаки, прорычал Брест.

— Как же ты на него похож, — в очередной раз пробормотал Прежний.

375 год от наступления Тьмы

месяц Хлеборост

18 день

Брест кружил по избе и предлагал разные варианты побега. Гера и Милка держали Катерину, не давая ей чесаться. Когда мясо начало заживать, она стала извиваться, как уж на сковородке, пытаясь дотянуться до зудящих ран. Говорить она по-прежнему не могла, только мычала. Они накинули на нее нательное белье служанки, стараясь прикрыть наготу и не дать замерзнуть. Гера держал ее искалеченными руками и отбрасывал один план побега за другим. Брест становился все мрачнее. Милка пыхтела, вцепившись в руки Прежней, и иногда вставляла слово другое.

— Значит, двери мы не откроем, — заключил наемник, нарезая очередной круг. — Выбить тоже не получится?

— Они подпирают ее бревном. Чем сильнее будешь толкать дверь, тем глубже в землю загонишь подпорку, — ответил Гера

— Ты говоришь, что с утра тринники сначала молятся всей толпой в часовне, а потом идут по делам?

— Ну, — в очередной раз подтвердил Прежний.

— А когда у них трапеза?

— Не знаю, вроде до молитвы, а что?

— Просто перебираю любые способы. Черт, ничего не ум не приходит! — наемник выругался и уселся на пол.

Мурка дернулась, но сильные руки служанки ее удержали. Воровка застонала и принялась, что-то мычать. Милка извиняющимся тоном пробормотала:

— Терпи, пожалуйста. Гера сказал, что тебе нельзя давать чесаться.

На что она получила еще один нечленораздельный клекот. Прежний усмехнулся:

— А будешь так выражаться, оставим здесь, — пообещал он, улыбаясь.

— Ты понял, что она сказала? — удивился Брест.

— Нет, но она очень громко думает, — продолжал горько улыбаться парень.

— Понятно, никак не привыкну, что ты мысли читаешь. Послушай, ты ведь знаешь этих болотников? Может, есть среди них тот, кого можно подкупить?

Гера помотал головой:

— Нет, им плевать на золото. И потом, чем ты их подкупишь? Портками?

Наемник зарычал и, вскочив, опять принялся шагать из угла в угол. Мурка зашевелилась, пытаясь сесть, ее тут же уложили обратно.

— Не глупи, раны не до конца затянулись, разойдутся еще, — успокоил ее Гера.

Она не послушалась и, мотнув головой, поднялась на дрожащих руках. Глубокие порезы на иссеченной спине еще кровоточили, но уже не так сильно. Воровка взялась за переносицу и звучно хрустнула ей, вскрикнув от боли. Мила в испуге отстранилась, а Прежний только молча наблюдал за ее действиями. Из носа потекла кровь, а Мурка, шатаясь, промычала:

— …о.

— Что? — не поняла ее служанка.

— Нож, — изумленно повторил Гера, — Мы забыли про нож.

Милка тут же поползла до порога, и, нащупав складной ножик, кинула его Бресту. Наемник умудрился его поймать в кромешной темноте и, выдвинув лезвие, примерил в руке.

— Годится. Осталось только заманить сюда кого-нибудь из этих.

Прежний поддерживал шатающуюся подругу, покачал головой:

— В плен хочешь взять? Брест, ты не понимаешь, им наплевать на смерть. Так они станут только ближе к свои Трем. Возьмешь одного в заложники, остальные только помолятся за него, но жизнь его беречь не будут.

Надежда, искрой вспыхнув в темной хибаре, так же быстро потухла. Наемник выругался, но нож не отпустил. Он вертел его в пальцах, изредка поглядывая на стонущую воровку, которая от бессилия опять упала на пол. В воздухе повисло обреченное уныние, каждый думал про предстоящие пытки. Милка подошла к Бресту и тихонько опустилась рядом, погладив его по плечу. Наемник бросил на нее удивленный взгляд:

— Ты чего?

— Я… — она запнулась. Слезы покатились по ее щекам, и служанка быстро смахнула их. — Если уж нам не суждено отсюда уйти, то можно я хотя бы с тобой побуду…

— Дык ты и так вроде со мной тут, — не понял Брест.

Гера закашлялся из соседнего угла. Милка бросила на него жалобный взгляд и отстранилась от наемника. Прежний прочитал ее мысли и тихонько кивнул:

— Брест, м… как бы выразиться-то. Вот когда Миленка при родах умирала, что ты тогда чувствовал?

Наемник вздрогнул:

— Не смей лезть ко мне в душу, гад, — ощерился он.

Прежний замолчал, только поплотнее укутал свою подругу. Та только вздрогнула от прикосновения. Брест сжимал в руке нож, так, что костяшки побелели и злобно сверлил взглядом проклятого головолаза. Он тяжело дышал, на шее от напряжения и злости выступили вены. От желания расправы его отвлек тоненький всхлип за спиной. Брест медленно повернулся: служанка, забившись в угол, тихонько плакала, пряча лицо в ладонях. Он опустил нож, спрятал его в сапог. Мужчина подошел к ней вплотную и сел рядом.

— Иди ко мне, — прошептал он, убирая ее ладони.

Милка круглыми глазами, полными слез, уставилась на наемника, а через секунду бросилась к нему в объятия. Он поймал ее, как ребенка, и молча держал, давая ей выплакать весь свой страх и отчаяние.

Гера тактично отвернулся от них и, приподняв тряпки, оценил заживающие раны на воровке. Прошло пару часов, после того как ее закинули к ним, и на теле уже образовались коросты из запекшейся крови. Девушка зашевелилась и открыла глаза, она молча посмотрела на друга.

— Нет, не придумали, — ответил он ее мыслям.

Мурка, кряхтя, приподнялась на локте, она высунула обрубок языка и показала на него пальцем. Прежний пожал плечами:

— Отрастет, куда денется.

Она тяжело вздохнула и попыталась сесть. Казалось, что только сейчас Катерина обнаружила, что на ней нет одежды. Девушка судорожно схватила тряпье, которое валялось рядом, и прикрыла, что смогла. Гера грустно наблюдал за ней.

Милка, вдоволь наревевшись на руках у Бреста, задремала и теперь измученная посапывала в углу. Наемник аккуратно сложил ее на пол и подошел к Прежним.

— Не ведал, что скажу это когда-нибудь, но ты как? — обратился он к воровке.

Та лишь что-то промычала, кивнув Гере.

— Тебя волнует ее физическое состояние или душевное? — озадачил он наемника.

— Туловом-то она поправится, а умом надеюсь не тронулась? А-то вторая, похоже, уже того, — Брест кивнул в сторону спящей служанки.