Он напрягся, как пружина, и приготовился к стычке.

— Открывай, доставим этого говоруна к утреннему молебну. В назидание другим грешникам, — за дверью убирали бревно, — Ну-ка, остальные прочь, а то утыкаю стрелами, как ежей.

 Дверь открылась, в проходе стоял незнакомый мужик с мечом, позади еще двое, вооруженные арбалетами.

— Эй ты, нечисть, а ну на выход! — скомандовал ближний, вглядываясь в сумрак.

Он хотел еще что-то сказать, но не успел, в горле торчала рукоятка перочинного ножа. Хрипящее тело стало заваливаться внутрь. Воровка выскочила из-за стены за выпавшим из мертвых рук мечом. Но опоздала: в плечо вонзился арбалетный болт, второй прошел мимо. Девка резко вскинулась и бросилась к одному фанатику. Тот судорожно пытался перезарядить оружие, но не успел. Воровка с силой хлопнула ему по ушам. Мужик выронил самострел и упал на колени, зажимая голову. Брест выскочил из избы, подбирая меч.

— Не дай ему уйти, — взвизгнула девка.

Второй стрелок со всех ног мчался в часовню. Наемник на бегу швырнул в него оружие. Меч, крутнувшись в воздухе, ударил тринника по затылку. Мужик от удара растянулся на земле. Мурка, схватив арбалет, саданула древком оглушенного мужика. Послышался неприятный хруст, и мужик упал лицом вниз, дернулся и затих. Девка перекинула оружие наемнику. Брест отточенными движениями взвел стрелу и пустил ее в убегающего мужика. Болт вошел между лопаток и застрял, уложив болотника обратно на землю. Из часовни по-прежнему доносилось пение, и звуки потасовки не смогли заглушить стройный хор голосов.

— Бегите, пока они не хватились мужиков, — гаркнул Гера.

Он выполз из избы и, привалившись к стене, замахал Милке. Служанка, выбежав наружу, понеслась со всех ног по дороге из деревни. Брест перехватил взгляд Прежнего и, кивнув, бросился за Катериной. Но та и не думала спасать друга. Воровка, потеряв на ходу набедренную повязку, подскочила к двери в их темницу и, схватив подпорку, побежала обратно.

— Какого лешего ты делаешь?! — завопил Гера, — Беги, дура!

Брест попытался схватить девку, но получил бревном по дых и согнулся, хватая воздух. Мурка ничего не видела кроме часовни. Она не чувствовала стрелу в плече, ей было плевать на наготу. Она бежала ослепленная холодной яростью. Адреналин в крови подгонял сердце, а в ушах нарастал шум. С силой вогнав подпорку к дверям часовни, воровка побежала за второй. Вытащив из ближайшего дровяника большое полено, она воткнула его в землю рядом. Пение внутри прервалось. Люди загомонили и начали стучать в двери. Раздались недоуменные крики.

— Господи, что же она делает… — прошептал Гера, не в силах ее остановить.

Девка, накрепко подперев все двери, понеслась в ближайший дом. Быстро отыскав там огниво, она выбежала наружу. Рядом с домом стояла тачка, доверху груженная торфом. Подхватив ее за ручки, Мурка молча, лишь громко сопя, потащила ее к входу в часовню. Из церкви доносились испуганные крики. В дверь колотили, так что сотрясалась стена, но болотники сделали сруб на совесть, и доски держали удары. Девка вывалила горючую смесь под дверь и чиркнула огнивом. Торф тут же занялся. Тонкие струйки дыма поползли под дверь, огонь маленькими язычками пробовал дерево на вкус и вскоре перекинулся на желанную добычу. В дверь начали колотить пуще прежнего, послышался женский плач.

— Именем Трех, откройте дверь, нечистые! — грохнул из-за двери Владыка.

— Иди в задницу, мразь, — огрызнулась Мурка.

Брест, наконец, смог разогнуться и, забыв про боль, оторопело наблюдал за разрастающимся пожаром. К нему подбежала испуганная служанка. Гера по-прежнему сидел, ошалело наблюдая за страшной местью. Катерина, пятясь, отошла от полыхающей часовни и упала на колени. Ее трясло, вся боль и ярость горела сейчас вместе с фанатиками в церкви. Из-за треска полыхающего дерева, доносились крики, плачь и стоны. Двери еще раз попытались выломать, но пламя отогнало последних упертых тринников.

Прежняя молча смотрела на горящее здание с непроницаемым лицом. Ее по-прежнему колотило. Слез не было, сухая слепящая ярость выжгла эмоции и боль, заменив собой все. К воровке подошел Брест. Он на ходу подобрал арбалет, выпавший из рук застреленного мужика, и присел рядом с воровкой.

Она повернула на него ничего не выражающий взгляд и откуда-то из глубин груди пробулькала:

— Будешь меня судить?

Брест молча рассматривал ее лицо, все в подтеках грязи и высохшей крови.

— Нет, — наконец ответил он, — Ты имела на то право.

Он поднялся и протянул ей руку:

— Пойдем. Надо вытащить стрелу.

Прежняя уцепилась за широкую шершавую ладонь и неловко поднялась. На дрожащих ногах она зашаталась вслед за наемником. Адреналин и шок стали уходить, и воровка почувствовала разрастающуюся боль в плече. Доковыляв до Геры, она устало опустилась на землю. Брест присел рядом:

 — Готова? Я буду делать все быстро.

Она молча кивнула.

— Как ты могла? — прошептал Гера.

Прежняя собиралась было ответить, но Брест аккуратно отломав оперение, потащил стрелу. Девка завыла белугой. Милка вернулась к ним, неся нательное и доспехи, которые тринники сняли с Прежней.

— Нашла в доме священника, — пояснила она.

Гера, не обращая внимания на служанку, разорялся:

— Там же были женщины и дети. Как ты могла…

— Они были уже не людьми, Гера, — проскулила девка, — Разве, когда тебя мучили, там не было женщин? А детей? На меня заставляли смотреть мальца десяти лет, а в уши ему нашептывали про очищение души и искупления грехов. Кто из него вырастет, а? — Она на минуту забыла про боль, разгорячившись.

Брест вовремя закончил тащить арбалетный болт и теперь прижал к ране тряпку, останавливая кровь. Как только все было сделано, Гера удовлетворенно замолчал.

— Что же тебе и ответить нечего? — взвилась воровка.

— Почему же, есть. Ты права, — спокойно закончил Прежний.

— Так чего ты мне в уши тут лил?! — и она осеклась. Вспыхнув в споре, Мурка забыла про боль. Ее отвлекли, как маленького ребенка, подсунув конфету. — Так ты не осуждаешь меня? — спросила она с надеждой в голосе.

— Катька-Катька, — Прежний потрепал ее по плечу, — Ты разве забыла, что я их прочувствовал? Ты была права: их извращенная вера не позволила бы им измениться. В ней же они воспитывали детей, которые вскоре выросли бы и продолжили насиловать и убивать во славу Трех.

— А оттуда точно никто не выбрался? — внезапно спросила служанка, показывая на горящую часовню.

Крыша церкви обвалилась, погребя под собой тела болотников.

— Нет, — помотала головой Мурка, — Там не было окон, других входов-выходов я тоже не заметила.

— Значит, за полчаса ты сожгла всю деревню? — подытожила служанка и показала вокруг себя.

Кругом стояли пустые дома, только кошки жмурились на крыльце в первых лучах солнца. В воздухе висела тишина, прерываемая редким треском ломающегося дерева. Не было слышно ни голосов, ни разговоров, ни плача, только утренняя птаха заливалась где-то в воздухе. Все четверо молча разглядывали пустующую весь.

— Выходит, что так, — ухмыльнулась Мурка. Она улыбалась все шире и шире, пока не зашлась в гомерическом хохоте, размазывая слезы по щекам. Она заливалась лающим смехом, схватившись за живот и иногда переводя дыхание.

Брест вопросительно посмотрел на Геру, тот пожал плечами и показал на бочку с водой. Наемник все понял. Он поднял на руки хохочущую воровку, отнес ее к бадье и опустил в воду.

— Милка, — обратился он к служанке, — Порыщи по домам наше добро, может еще, что полезного прихватишь. Найди телегу: Гера далеко на коне не уедет, и собери припасов. Давайте выбираться из этого проклятого места.

375 год от наступления Тьмы

месяц Хлеборост

18 день

Я пришла в себя. Брест полоскал, пока не захлебнулась и не закашлялась. Он вытащил меня из бочки и поставил на землю. Я тут же продрогла, как цуцик, кожа покрылась мурашками. Наемник кинул мне нательное и доспехи, и, отвернувшись, потопал проверять Милкину добычу. Девка уже впрягла лошадь в телегу и теперь сваливала на колымагу все, что плохо приколочено. Я, дрожа, залезла в сухую одежду и теперь с мрачной сосредоточенностью застегивала ремни на кожаной кирасе. Покончив с обмундированием, потрогала голову: волосы быстро отрастали, и сейчас на голове был длинный «ежик». Наверное, со стороны я смахивала на худющего паренька.