— Ежна! Сколько лет, сколько зим не виделись? Ещё бы столько же не видеться!

— И тебя чтоб подагра прихватила, боров охальный. Куда внучку мою дел?

— Нешто при служивых дела семейные решать будем? Айда в трапезную, — скомандовал хозяин. — Дорогих гостей принято хлебом-солью встречать, но у меня и то, и другое, как на грех, закончилось. Требуха свиням осталась, отведаешь?

У Геры глаза полезли на лоб, а Катерина поджала губы, но бабка, казалось, не замечала острого слова:

— Да что же я твою еду отбирать буду? Хряк ты пропитый. Давай уже за дело гуторить.

Ворожея твердой походкой проследовала за Гжевиком внутрь, Прежние увязались за ними. Солдаты, не пропустив ни слова, удивленно переговаривались, в редких обрывках слышалось даже уважение в сторону неизвестной старухи. Гостемил в который раз резво вытолкал всех взашей из зала, освобождая место, а сам приютился в темном уголке, навострив уши. Гжевик цыкнул на мужика, и управляющий раздосадовано поплёлся на улицу.

Катерина огляделась кругом: узкие окна-бойницы с распахнутыми ставнями создавали сквозняк, от чего тусклый свет факелов дрожал, отбрасывая причудливые тени. В зале вытянулись два ряда столов, сплошь усеянные недоеденным пайком, желтыми бумагами, где-то валялся шлем и перчатки — людей оторвали от дел. Прежняя припомнила этот зал, она была здесь раз или два, но никогда в нём не убиралась. Сюда вели два входа, из-за которых доносились разговоры стражников, а иногда и лязг металла.

Барон прервал созерцание, сложив руки на большом животе и упершись задом на стол:

— Зачем пожаловала, Ежна? Занят я сейчас, войнушка намечается, видишь ли.

— Вижу, как не видеть-то. Только ты, милок, откусил кусок, которые тебе поперёк горла встанет.

— Опять пророчествуешь? — отмахнулся мужик. — Мне твои басни ещё до женитьбы поперек встали, избави меня от проповедей. Один, вон, уже допроповедовался, рога ему сегодня пообломаю, да святость в праведную задницу затолкаю.

— Ох, не делил бы ты шкуру не убитого церковника, — скривилась ворожея. — Не буду я с тобой туманами гуторить, прямо скажу. Значится так: рубин украденный мы тебе вернём, отдашь его Епископу. Второй камень, что настоящий, волшебный мне отдашь для сохранности, тебе он только беду принесёт. Мужика, что с Милкой пришел, отпустишь, ну и внучку мою из склепа выпусти, ирод.

Гжевик расхохотался:

— Ишь ты, мать, как складно у тебя петь получается! Давай ещё раз, я хоть запишу, перед сном перечитывать буду, развлеченьеце мне будет.

Ни один мускул не дрогнул на лице ведьмы. Катерина рядом округлила глаза:

— Что значит «второй камень»? Он разве не один? А что же этот? — она быстро дотронулась до доспешной кожи, где в потайном кармане приютился рубин.

Жест не остался незамеченным для острого глаза старого солдата. Он снова расхохотался, вся ситуация его очень веселила.

— А ты, Ежна, не сказала своим птенцам, что камня два? Честное слово, смотреть на ваши вытянутые рожи… Давно я так не потешался! А что касаемо этого, — барон кивнул на Пержнюю. — Можете оставить его себе. Хотя… Погоди-погоди… Твое лицо мне смутно знакомо… Это про тебя Гостемил сказывал? Про служанку, что с охранником наёмным убёгла и камушек прихватила?

Барон поднялся от стола и направился к Прежней. Он остановился чуть поодаль, взял её за подбородок, старческие глаза заглянули в молодое лицо и прищурились в счастливой улыбке:

— А ведь это и правда ты. Мне ещё Олька сказывала, что дружбу завела с одной приблудой, как было велено, да домовой докладывал, что вывел тебя к утру. Что глаза пучишь? Замку он верен, а значит мне. Только вот не ждал я, не гадал тебя опять здесь увидеть!

Брови Катерины поползли вверх, Гера рядом ахнул и схватил подругу за локоть.

— Вообще, я должен вам спасибо сказать, вы так ладно отыграли свои роли с тем мужиком! Кража должна была пройти как по написанному, и вы удачно подвернулись под руку.

Прежняя отдернула лицо от пальцев хозяина замка, словно от мерзких толстых червей. Она отступила назад, неверяще ахнув:

— Та кража… Вы подстроили всё с самого начала! Вот откуда тайные сведения у двух пропоиц в корчме, ведь всем известно, что пьянь проболтается, и кто-нибудь да клюнет на легкую наживу. Я и клюнула, как последняя бестолочь. — Она закрыла лицо ладонью, продолжив бормотать. — Оттуда же только один пришлый охранник, и нелепый приказ брать всех без разбору в замок на работу. Да вы чуть ли не весь путь розами усыпали, лишь бы камень похитили, но зачем? — Катерина непонимающе смотрела на барона глазами побитой собаки.

Ведьма тяжело вздохнула и, обогнув зятя, протопала до лавки. Дерево жалобно скрипнуло, словно на него опустилась целая гора. Гера остался стоять рядом с Прежней, словно обухом по голове пришибленной. Девушка ждала объяснений, и Гжевик поднял бровь, удивлённо уставившись на старую ворожею:

— Ты и это им не рассказала? Ну, мать, либо ты Зрение теряешь, либо опять своих птенцов впотьмах держишь. А они у тебя вроде ничего… Смышлёные… Быстро докумекали своей головой до всего. Ну-кась, а ты, паря, сможешь объяснить, на кой-красть рубин понадобилось? Или девка из вас самая умная?

Гера насупился. Окунувшись в душу к барону, парень словно в навозную яму упал. Глядя исподлобья на мужика, Прежний хмуро ответил:

— Кража была нужна, чтобы отвести глаза Епископу от настоящего камня, который барон всё-таки оставил у себя. Он, — Прежний кивнул на Гжевика, — Думает, что в замке есть доверенные люди главного тринника, но не знает кто они. Для них и пришлось разыграть правдоподобный спектакль.

Воровка хватала ртом воздух: старый мужик обжулил её! Прежнюю! Которая прожила четыре сотни лет. Её облапошили, как кутёнка, а она играла всего лишь прописанную роль, как, впрочем, и Брест. Самолюбие полетело вниз со скоростью и треском сползающего оползня.

Старый барон подошёл, нисколько не опасаясь молодого парня, и по-отечески похлопал Геру по плечу:

— А ты молодец! Видать, бабка научила тебя своим штукам, раз умеешь в голову пролазить…

Договорить ему не дали, на улице грохнул взрыв. По стенам замка прошлась дрожь, с потолка посыпалась крошка. Гера с Катериной пригнулась, а барон в ярости опрокинул стол:

— Порешу паскуду! — взревел старый солдат.

Он сорвался с места со скоростью бегущего тура, но его опередили, и дверь с грохотом распахнулась. В зал влетел белый, как покойник, стражник:

— Барин! Беда! Церковники напали. Там Епископ… Беда!

Ещё один взрыв заглушил лепет мужика. С улицы послышались стоны и крики. Началась осада замка.

375 год от наступления Тьмы

месяц Хлеборост

26 день

— Мы ещё не закончили! — гаркнул на троицу Гжевик и выскочил в дверь. От очередного взрыва она распахнулась, обдав людей жаром: во дворе полыхал пожар.

Ведьма вскочила, опрокинув лавку:

— Гера, за мной, девка, спасай наёмника и Милку, а мы пока продержим замок, сколько сможем под защитой, чтобы нас заживо тут не спалили.

Она, взмахнув полами длинной юбки, понеслась, прихрамывая, во двор. Прежний кинул беспокойный взгляд на подругу и последовал за бабулей, Катерина, не теряя времени, рванула из зала в коридор. В замке творился хаос, местные не ожидали, что церковники приведут катапульты: откуда-бы им взяться? Челядь в панике бегала по коридорам, кто-то кричал. Внутрь стали заносить первых раненых. Пока было место, их укладывали на лавки в главном зале. Изувеченные, истекающие кровью стражники, еле сдерживаясь, стонали от боли. Вместо доспехов — покорёженный металл, что въелся в плоть. Среди прохладного камня крепости потёк железный запах крови. Катерина, стараясь не наскочить на раненых или носильщиков, лавировала между людьми, лавками и телами — кто-то, не вынеся агонии, отошёл в иной мир. Один раз её схватил за руку мужик с обгорелым лицом: