Подытожим сказанное. Процесс активизации общественной жизни в его первоначальной, массовой форме дошел до «дна». Если в 1960-е гг. выбор позиций приняли на себя тысячи диссидентов и сотни тысяч их так или иначе поддерживающих, то в момент пика перестройки, в 1987–1988 гг., на этот путь встали уже миллионы, а сегодня (если взять тиражи наиболее отчетливых по своей программе массовых газет — «Комсомолки», «Аргументов…») — десятки миллионов. Сам процесс, думается, все больше будет принимать форму непосредственных коллективных действий — петиций, митингов, демонстраций, забастовок и т. п. В связи с этим не может не измениться и роль интеллигентов-идеологов, думается, что основные задачи по экстренному призыву, так или иначе, позади. С другой стороны, дезинтегрируется и то общественное целое (Союз, страна, держава), идею которого — пусть даже в самой мягкой форме единства культуры — интеллигенция несла. Это вновь ставит интеллектуальные круги перед требованием дифференциации идей и представлений.

Придется пройти через дальнейшее снижение сверхмассовых тиражей «толстых», а может быть, и «тонких» (типа «Огонька») журналов. Насколько можно судить по итогам подписки на 1991 г., минимально снизили тираж те издания, которые, с одной стороны, базировались на идее привития цивилизованности (неавторитарной социализации), — детские и молодежные познавательно-развлекательные издания, да отчасти и следующие в этом за ними взрослые издания, ориентированные на любительские занятия, свободное проявление семейных и групповых интересов (типа «Приусадебное хозяйство»), а с другой — создали за последние несколько лет свою квалифицированную аудиторию, объединенную широким интересом к культуре, истории, философии, религиоведению (скажем, «Искусство кино», «Наука и религия»).

Это предполагает несколько важных в социальном смысле следствий. Во-первых, умножение инициативных групп, дифференцирующихся по идеям, ценностям, представлениям, — групп с частичной культурой. Транслирующая их взгляды периодика рассчитана на подготовленную аудиторию, что, как показывает опыт двух последних лет, для отечественной публицистики вовсе не просто. Во-вторых, от решения оперативных задач мобилизации и перемагничивания массового сознания необходим переход к долгосрочной работе напыления и уплотнения самой социальной материи повседневного существования: в нынешнем ее виде она крайне рыхла и жидка, плохо проводя идеи, трудно их усваивая и не обеспечивая опоры (устойчивости под давлением, сохранности во времени); опять-таки, действие на перспективу требует особой собранности и ответственности. Третье обстоятельство — постоянная, но ненасильственная конкуренция и диалог, в условиях которых придется жить; привычная монополия на истину и склока как способ развития отношений — черты совсем иного уклада. И последнее — в перспективе более чем возможна известная делитературизация культурной и общественной жизни: снятие сверхнагрузок как со словесности, замечающей любые формы действия, так и с писателя, наделяемого атрибутами пророка. Массово-демократическую (в отличие от прежней массово-тоталитарной) интеграцию общества в оперативном режиме будут, видимо, осуществлять прежде всего аудиовизуальные каналы — разные формы телевидения, естественно, открытого зарубежному вещанию и ориентированного на единые критерии, временные ритмы, образцы и фигуры (ему, впрочем, предстоит на этом фоне и дифференциация — кабельные формы, кассетная «избирательная память» и т. д.).

Ясно, что все перечисленное предполагает цивилизованность, некатастрофичность экономического, политического и культурного развития страны и составляющих ее пока что частей в ближайшие годы, равно как и последовательную демонополизацию и децентрализацию системы коммуникаций в обществе, включая печатные способы. Но хотелось бы заметить, что намеченные перспективы не просто требуют всех этих гарантий, но сами являются ключевыми моментами их подготовки и реализации, — они способны двинуть дальше начатый демонтаж исчерпавшего себя порядка, обеспечивая разумные и грамотные формы опосредования скопившихся в обществе противоречий и сил.

Система журналов в разнообразии тематического состава, адресации к различным группам и уровням публики, тиражей и их динамики отражает степень дифференцированности общества, плотность коммуникативных связей между разными группами, слоями социокультурной структуры. Так называемые толстые журналы («литературно-художественные и общественно-политические», по принятому определению) находят свое функциональное место в рамках этой системы. Если описывать ее предельно схематически и лишь для интересующих нас здесь целей, можно выделить несколько основных типов журнальных изданий.

1. Журналы с тиражами порядка тысяч экземпляров — таковы издания специализированных групп и институтов; они осуществляют коммуникацию между коллегами данной специальности, области знаний — скажем, «Этнографическое обозрение», «Социологические исследования» и другие журналы Академии наук.

2. Журналы с тиражами порядка десятков тысяч экземпляров. Их задача — связь между различными группами интеллектуалов как носителей ценностей универсальной культуры, реализуются ли они в рамках науки, искусства, религии и др. (а соответственно, и связь между самими этими ценностями); таковы, например, «Вопросы философии» или «Вопросы литературы» своих лучших лет, «Искусство кино» в последние годы.

3. Журналы с тиражами в сотни тысяч экземпляров. Таковы в большинстве толстые журналы. Их функция в социальном плане — связь между различными культуротворческими группами, с одной стороны, самыми широкими слоями «образованной публики», с другой, и системой власти, «руководством страны» как основным партнером (или соперником) «творческой интеллигенции» в просвещении масс, с третьей. В собственно культурном, смысловом плане эти издания развивают и поддерживают определенную идеологию культуры (а соответственно — для России и СССР едва ли не прежде всего — идеологию литературы) как проект реализации целей, поставленных властью перед социальным целым, и приобщения к ним широких категорий письменно-образованного населения. Используя терминологию, принятую для описания слоя интеллектуалов (Э. Шилз, Ш. Н. Айзенштадт), здесь можно говорить о связи между «первичной», или «продуктивной», и «вторичной», или «рецептивной», интеллигенцией; немаловажно, что и номенклатура высших этажей власти, и кадры массового управления и социализации (бюрократия, редакционно-издательские работники, преподавательский состав и т. д.) формируются внутри этой идеологии, проходя по одним и тем же каналам индоктринации.

4. Журналы с тиражами в миллионы экземпляров. Это так называемые «тонкие», «массовые» издания — «Работница» и «Крестьянка», «Здоровье» и «За рулем» и др. Их партнер — «все общество», организованное по осям аскриптивных, «натуральных» связей (половых, возрастных), функциональная же нагрузка — интеграция всего грамотного населения вокруг первичного набора ценностей и навыков «цивилизованного общежития», «общественного существования». Здесь можно было бы говорить о процессе модернизации сознания и поведения на уровне повседневности — в семье, половозрастных слоях, группах сверстников; идеологическая ангажированность этих изданий — если не брать официозы типа «Советского Союза» или «Советской женщины» — в целом невелика, тогда как интересы читателей (бытовые, досуговые) в определенных рамках признаются и учитываются.

Если взять опорными точками существования всей журнальной системы пик «застоя» (1981), начало официальной «гласности» (1987), пик массовой читательской поддержки (1990) и текущий (1993) год, то изменения для журналов разного типа будут выглядеть так:

Динамика журнальных тиражей 1981–1993 гг.