– Ладно. Попробуй теперь.

Эддисон вдохнула и выдохнула, а потом отошла от моих рук. Она бросила шар. В этот раз он укатился в желоб на половине дорожки.

– Лучше, – отметил я. – Хотя нужно попадать по кеглям.

Она показала мне язык.

– Не издевайся.

Отлично. Теперь я снова хотел поцеловать ее.

Мы бросали по очереди, и все неплохо справлялись. Эддисон подошла в очередной раз. Я снова подвинул ее стойку. Напряжение вернулось, и это ощущение быстро стало моим любимым. Перед броском я повернул ее запястье, крепко сжав.

– Держи руку прямо, – сказал я. – Не сгибай. Представь, что эта рука скованна, или что я поддерживаю тебя рукой.

Ее кожа была нежной под моими пальцами. Мы стояли так близко, что, когда она кивнула, ее волосы задели мой подбородок. Я нежно сжал ее запястье и отпустил. Я отошел, она поймала мой взгляд. Она повернула голову и бросила шар. Он докатился до конца и задел кеглю, а потом укатился. Эддисон удивленно посмотрела на меня.

– Уже близко, – похвалил я. – Попробуй еще.

Ее шар вернулся, и она встала правильно. У меня не было повода двигать ее, но я напомнил о запястье и напряженном локте. Я провел двумя пальцами от ее ладони к плечу, объясняя, что бросать нужно в стиле маятника. Она бросила не сразу, но сбила кеглю.

– Да! – воскликнула она и дала мне пять.

Мы проиграем.

А мне было все равно.

Чем дольше Эддисон играла, тем лучше была. Она целилась лучше, сбивала каждый раз по несколько кеглей. Но мы не могли сравниться с Кевином и Эшли: они просто растоптали нас. Два пива и семь раундов спустя я пытался сидеть и просто смотреть за броском Эддисон.

– Что ты делаешь? – спросила она, когда наступил ее черед, а я остался сидеть.

– Ничего.

– Тогда вперед, – она указала на дорожку.

– У тебя получается. Я уже не нужен.

– Нужен, – она потянула меня за руку. – С тобой я бросаю лучше.

– Откуда ты знаешь? – дразнил я, пока она тянула меня за руку. – Ты не пробовала без меня после моих подсказок.

– Ладно, – она отпустила мою руку. – Я докажу.

Она ушла, брат сел рядом со мной.

– Очевиднее некуда, – тихо сказал он. – Ты забыл о нашем разговоре?

Я нахмурился.

– Каком разговоре?

– Когда ты решил отказать.

Я нахмурился.

– Я помогаю другу с игрой.

Брат склонил бутылку и сделал глоток.

– Нет. Ты пялишься на ее попу и трогаешь при любом шансе.

Ну, да. И это.

– Я не виню тебя, – Кевин посмотрел на бутылку в руке. – Но не только я заметил.

Я взглянул на Эшли. Она оживленно болтала с Никки и Ноа. Если она следила за нами, то делала это незаметно.

Я уловил стойку Эддисон краем глаза. Я смотрел, как она попадает в желоб.

– Она сделала это специально, – сказал я брату, пытаясь не улыбаться. Я сунул ему пиво и пошел к ней.

– Что это было? – в шутку ругал ее я. – Разве я тебя ничему не учил?

Она неуверенно посмотрела на меня.

– Что такое? Я просто шутил.

– Не в том дело, – она покачала головой. – Мне нехорошо.

– Много выпила? – спросил я.

– Не знаю. Может, плохая креветка.

Мне было хорошо, но я и не ел креветок.

Эддисон взяла шар для второго броска, но вдруг побледнела.

– Проводишь к уборной? – спросила она.

Я в тревоге обнял ее рукой, она прислонилась ко мне. Я шел с ней к туалетам. Мы были в паре шагов, она сказала:

– Мне нужно спешить, – она побежала в дамскую комнату.

Я ждал у двери, Эшли и Тара нашли меня.

– Что такое? – спросила Эшли.

– Эддисон плохо себя чувствует. Думает, дело в креветке.

– О, нет! – простонала она. – Я их тонну съела!

Девушки переглянулись и ушли в уборную. Мне не было смысла ждать ее, пока там были ее подруги, и я пошел к дорожкам.

– Что такое? – спросил Кевин, когда я сел.

– Эддисон плохо.

– Ох.

– Ага. Выглядела плохо. И ощущалась тепло.

Кевин вскинул бровь.

– Тебе виднее.

Я не стал отвечать.

Девушки вернулись спустя вечность. Эддисон подошла ко мне, и я встал.

– Ты в порядке? – спросил я.

Она слабо улыбнулась.

– Меня стошнило.

– Тебе стало лучше?

– Немного. Я пойду домой.

– Уверена, что доедешь сама?

– Да. Тара последует за мной, – она пошла к стойке, где остались наши куртки и обувь. – Проводишь меня до машины? – спросила она.

Конечно. Я бы понес ее, если бы она попросила.

Тара и Эддисон попрощались, и мы переобулись. Девушки забрали сумочки и куртки, и я придержал дверь, пока они выходили в прохладный воздух ночи.

– Я там, – Тара указала влево. – Синяя «Санта Фе».

Эддисон кивнула.

– Я развернусь в твою сторону.

Тара улыбнулась и ушла.

– Хорошей ночи, Кайл.

– И тебе.

Эддисон пошла к машине, и я медленно шагал рядом с ней.

– Думаешь, это простуда?

– Надеюсь, нет, – она нахмурилась. – Я все же выпила.

Мы прошли еще немного в тишине, и она посмотрела на меня.

– Спасибо за сегодня. Мне жаль, что мы проиграли.

– А мне не жаль.

Она смущенно улыбнулась.

– Я поняла.

Блин.

– Мне жаль.

– Не жаль, – рассмеялась она.

Она была права, и я улыбнулся.

– Тебя ведь не от этого стошнило?

Она снова рассмеялась.

– Нет, Кайл. Мне не противны твои прикосновения.

Я выдохнул.

– Слава богу.

Мы дошли до ее «Хаммера», она отперла дверцу. Она забралась внутрь, а я придерживал дверцу рукой, другую прижимая к крыше.

– Напиши, когда доедешь домой, – сказал я.

– Напишу. А потом спать.

Эддисон завела машину, и я отошел. Я стал закрывать ее дверцу, но она остановила меня.

– Эй, – она прижала ладонь к ручке. – Будь осторожен на дороге.

– Буду, – пообещал я.

Она улыбнулась и закрыла дверь. Я помахал ей и повернулся к зданию, затем оглянулся, проверяя, что Тара поехала за ней. Они вместе покинули парковку.

Следующим вечером я отправил Эддисон сообщение, хотел проверить, стало ли ей лучше. Я весь день думал о ней. Она побледнела, и я еще не видел ее такой. Это меня напугало.

Я проверял.

Как ты? – отправил я.

Вскоре телефон загудел.

Хорошо.

Так я не заразился?

Нет. Если у тебя нет матки ;)

Что? Помнится, этого у меня не находили.

Забавно.

Шли секунды, я не понимал ее слова. У нее женские проблемы? Телефон загудел снова, и Эддисон написала:

Не хочешь поздравить?

Я нахмурился.

С месячными?? – я не мог поверить, что написал это.

Ха! Нет.

Телефон затих на миг, мне становилось не по себе. А потом два слова появились и пронзили мой живот.

Я беременна.

Больно.

Не должно, но больно.

Слова Эддисон были нокаутом в боксе, определяющим победителя. Дерек победил, а мы даже не дрались.

Хотя нет.

Если бы мы не дрались, я бы так не злился.

Прошло три недели с тех пор, как Эддисон сообщила мне эту новость. Я не видел ее, больше не писал ей. Она присылала мне сообщения, спрашивала, как прошёл мой день, что я делаю. Не поймите превратно, я отвечал, но не сразу и кратко. Да, я вел себя как эгоистичный ребенок.

Это слово. Ребенок.

Чем больше я думал об этом, тем больше понимал, что не мог злиться на нее за беременность. Если женщина была замужем, она спала с мужем. Меня расстраивало, как она все это делала. Новость была неожиданной. Можно было хоть позвонить. И со всем этим взаимным флиртом я успел подумать, что она что-то ко мне чувствовала. Я был так близко к ней.

Я все еще любил ее.

Мы танцевали у запретной черты. Мне даже нравилось ощущение. Так и было у нас с Эддисон. Когда мы только встретились, у нас сразу возникла связь. Когда мы нашли друг друга снова, мы все еще были связаны, играли с близостью. Теперь была вовлечена невинная жизнь. Мне нужно было завести нормальные отношения с Эддисон, если я не хочу потерять ее. Упрямство во мне не хотело этого, мне нужно было повзрослеть и взять себя в руки. Пока я мог лишь с трудом общаться с ней. Я думал о том, что потерял навеки.