Карие глаза Эддисон вспыхнули.

– Серьезно, мам? Нужно сейчас поднимать эту тему?

– Мы говорим о колледжах, – невинно сказала Бет, – и Джулиард довольно дорогой.

– Я же сказала, что надеюсь на стипендию. Я готова взять кредит.

– Но тебе понадобится поручитель без работы. У нас с отцом нет ...

– Бет.

Все посмотрели на Роберта с его баритоном.

– Достаточно.

Мама Эддисон шумно вздохнула и посмотрела на дочь.

– Я люблю тебя. Я хочу для тебя лучшего.

Плечи Эддисон опустились.

– Ты и раньше так говорила.

В воздухе ощущалось неловкое напряжение, у меня сжался желудок. Я хотел схватить Эддисон и сказать ей, что она может делать все, что ей нравится. Вместо этого я дал еще один кусочек курицы Сэму, который все это время сидел у моего стула. Я не хотел, чтобы мать Эддисон думала, что мне не нравится ее кулинария, но у меня пропал аппетит.

Ужин завершился в относительной тишине. Эддисон встала, чтобы помочь матери убрать пустые тарелки со стола, оставив меня наедине с отцом. Мои нервы были на пределе, ведь меня пристально разглядывал такой жуткий мужчина.

Он вытер салфеткой рот и бросил ее на тарелку. Скрестив руки, он отклонился на спинку стула.

– Итак, Кайл. Думаю, сейчас самое подходящее время, чтобы сказать, что у меня есть оружие.

Я сглотнул и вытер свои потные ладони о шорты. Я думал, что так бывает только в кино.

– Да, сэр.

– Мне не нравится то, что я видел сегодня потому, что я помню, каким сам был в твоем возрасте. Я знаю, что у тебя в голове, – сказал он. – Эддисон – мой ребенок. Если ты причинишь ей боль, я причиню ее тебе. Понимаешь?

Я кивнул.

– У моей дочери впереди светлое будущее, будь то танец или что–то еще, что она решит делать. Ей не нужно, чтобы ей что-то помешало, если ты понимаешь, о чем я.

Я не понимал, что он имеет в виду. Он считал, что я буду отвлекать ее, если останусь в ее жизни? Или он думал, что я недостаточно хорош для нее?

Он вздохнул, потянулся в карман джинсов и шокировал меня, опустив несколько презервативов на стол. Я уставился на них огромными глазами. Какого черта?

– Это не значит, что у вас есть мое благословение, или я рад тому, что вы делаете, – сказал он, потирая лицо рукой. – Но я знаю, что не могу этого остановить, и я не хочу, чтобы она забеременела.

Черт возьми! Это тест? Если я возьму то, что он предлагает, он решит, что мы спим вместе. Чего мы на самом деле не делали. Врать не буду, я думал об этом. Представлял это.

– Мистер Паркс, – возмутился я. – Эддисон и я ... мы не... у нас не было…

– Но это не означает, что ты этого не сделаешь, – прервал он меня. – Сколько еще недель ты здесь? – он покачал головой. – Возьми их. Доверься мне. Мне тридцать шесть лет. Сестре Эддисон – восемнадцать. Улавливаешь математику?

 Теперь я был обязан взять их. Мои пальцы дрожали, я прикрыл их и сдвинул со стола в мою руку. Я спрятал презервативы в карман, и тут Эддисон и ее мать вернулись с кухни.

– Готов к десерту? – спросила Эддисон.

Раз этим вечером я встречался с ее родителями, мы решили, что она тоже должна встретиться с бабушкой, чтобы покончить со всеми знакомствами. Бабуля готовила яблочный пирог.

– Да, – сказал я с нетерпением и встал, ударился ногами о нижнюю часть стола. Ноги немного затекли, все тело сжалось от напряжения.

– Тогда вперед.

Она обошла стол и взяла мою руку, потянула к входной двери. Учитывая разговор с ее отцом, мне было не по себе от ее прикосновения. При нем это было неправильно. Я отдернул руку и неловко протянул к ее отцу.

– Спасибо за ужин.

 Он пожал мою руку, его карие сверлили мое лицо, молча подтверждая, что он все еще хотел убить меня. Я кивнул, дав ему понять, что я это уловил.

Я прошел мимо матери Эддисон, сказал ей то же самое.

– Ужин был отличный. Спасибо.

– Пожалуйста. Не стесняйся приходить сюда в любое время, – ее натянутая улыбка показывала, что она говорила это просто из вежливости.

Мы вышли на улицу, и я глубоко вдохнул прохладный вечерний воздух, а затем спешно выдохнул его.

– Это было ужасно, – Эддисон сжала мою руку. – Мне очень жаль. Ты выглядел несчастным.

– Ты понятия не имеешь. Знаешь ли ты, что у твоего папы есть ружье?

– Боже, – она закатывает глаза. – Он угрожал тебе, да?

Я кивнул. По пути к моему дому, я размышлял о состоявшемся ужине.

– О, – сказал я на половине пути, – я хочу, чтобы ты знала, ни один колледж не следит за мной. Я сказал твоему отцу это специально, потому что думал, что так он будет ненавидеть меня меньше.

 Ее глаза загорелись.

– Отлично сработано.

– Ты не злишься?

Лицо Эддисон скривилось.

– Нет. Ты сделал то, что должен был. Меня не волнует, следят ли за тобой колледжи. Меня не волнует, в какой колледж ты идешь или чем вообще занимаешься. Черт, мне все равно.

– В самом деле?

Она замерла и посмотрела на меня.

– Все, что меня волнует, это то, что ты счастлив. Пока ты следуешь своему сердцу, кто имеет право говорить, что ты что-то делаешь неправильно? Вот я, например. Я хочу жить представлениями, потому что, только танцуя, я чувствую себя целой. Это чувство не может быть неправильным. Точно так же я себя с тобой. Никто не может сказать мне, что это чувство не настоящее.

 Улыбка медленно расплылась на моем лице, я притянул Эддисон к себе.

– Спасибо.

– За что?

– За то, что нравлюсь тебе таким, без особого направления.

Ее свободная рука обвила мою шею.

– Тебя легко полюбить.

Я ощущал то же самое. Эддисон быстро завладела моими мыслями.

– Тебя тоже.

Она улыбнулась в ответ, и мои губы прижались к ее губам.

Несколько дней спустя я все утро соскабливал старую краску с перил на крыльце дома. «Metallica» ревела в наушниках моего iPod, я представлял лицо Эддисон. Можно было бы предположить, что нам нужно побыть порознь, ведь мы так много времени проводили вместе, но все было не так. Я ложился спать, думая о ней. Я просыпался, думая о ней.

Я пропал.

Может, это смешно, но мне было все равно. Я знал, что наши отношения развивались слишком быстро. Но прошло уже несколько недель, а я все равно хотел видеть ее каждый день.

Я оглянулся, чтобы убедиться, что Кевин все еще скребет. Клянусь, этот парень ненавидел любой ручной труд. Он мог часами разговаривать или писать. Обычно я заставлял его помочь мне с домашним заданием. Мне же нравилось работать руками. Не нужно чересчур концентрироваться, так легче мечтать.

Мы работали молча, каждый со своими наушниками, до обеда. А потом пришла бабуля с двумя тарелками, с сэндвичами и чипсами. Она вручила мне мое арахисовое масло и желе, и я заметил, что она разрезала хлеб по центру.

– Ба-а, – застонал я. – Мне семнадцать. Тебе не нужно резать мою еду.

Она прижала ладони к пояснице.

– О, отстань. Это привычка.

– Мне нравится мой сэндвич, – сказал Кевин. – Ты можешь и дальше делать его для меня.

«Какой подлиза», – подумал я.

Бабушка любя похлопала его по плечу.

– Вы вдвоем работаете неожиданно быстро, – сказала она, глядя на доски. – Ещё чуть-чуть и дело с концом.

– Это только потому, что Кайл хочет каждую минуту проводить с Эддисон, – поддел мой брат. – Он работает так быстро, что странно, что он не ободрал себе все пальцы.

Я пронзил его взглядом.

– Только кажется, что я работаю быстро, потому что ты делаешь это медленно.

– Я не медленный! Ты просто беспокоишься, что твоя девушка может найти чем заняться и без тебя.

– Ты просто завидуешь, у тебя ведь нет девушки.

– Мальчики, – бабушка попыталась посмотреть на нас сурово, но у нее не получилось. – Прекратите. Вы ведете себя, как дети.

– Но мы и есть дети, – я усмехнулся. – Ты разрезала мой бутерброд.

Она подошла ко мне и погладила по руке.