- Справедливости ради, тут они как раз оказались правы, - заметил я.

- Ну так и сломанные часы дважды в сутки правильное время показывают, - усмехнулась Наташа. - Разница была в том, что папе Матвеев не нравился сам по себе, а маме потому, что я посмела выйти замуж без ее одобрения. А потом без одобрения посмела развестись. И ведь засада в том, что она меня любит. Вот только мне от такой любви иногда визжать хочется. Но при этом чувствую себя свиньей неблагодарной.

Глаза у нее подозрительно заблестели, и я погладил ее по руке.

- Наташ, ты сломала этот семейный шаблон, можешь собой гордиться. И со своими детьми точно так поступать не станешь.

- Если они у меня еще будут.

- Почему нет? Проблемы? - я подумал, что эти ее боли, требующие почти морфия, наверно, не слишком нормально.

- Ты имеешь в виду здоровье? - Наташа покачала головой. - Нет, все в порядке. Тут другое. Когда я тебе хотела дать ключ от квартиры, ты сказал, что есть такие вещи, которые надо делать, только если не можешь не делать. Так вот дети тоже. Не потому что пора или надо. Потому что люди должны размножаться. Только если понимаешь, что действительно хочешь этого, но не для себя.

- А для кого? - не понял я.

- Для самого ребенка. Чтобы он жил и радовался жизни.

- А я думал, что детей рожают, чтобы их любить. И чтобы они тебя любили.

- Ну хорошо хоть не ради того самого стакана воды в старости, - печально усмехнулась она. - Понимаешь, это все равно получается для себя. Две стороны родительского эгоизма. Если это главная причина. Или даже две главные причины. Я хочу любить, я хочу, чтобы меня любили, - она голосом выделила эти «я». - Кто спрашивает ребенка, чего он хочет? А потом удивляются, когда ему исполняется лет четырнадцать и он говорит: «Я не просил, чтобы меня рожали».

- Не знаю, Наташ, - возможно, в чем-то она была права, но принять это однозначно не получалось. - Я никогда не задумывался, по какой причине родители решили родить меня. Но всегда знал, что они меня любят. И сам их люблю. Они никогда по-настоящему на меня не давили. А даже если иногда и пытались, сами понимали, что их несет не туда, и вовремя останавливались. Думаю, если б я вдруг решил жениться и уехать в Канаду, они не стали бы меня отговаривать. Хотя им и было бы грустно, что я так далеко.

- Тебе можно только позавидовать, - Наташа сосредоточенно разглядывала кусок индейки на вилке. - И тоже захотелось с ними познакомиться.

- В чем проблема? Тебе будет не так страшно, как мне. Папа тебя уже видел, а у мамы два кота, вы с ней общий язык точно найдете.

Я вспоминал этот разговор на следующий день, когда мы ехали в центр. На заднем сиденье Мица лежали розы, торт и бутылка «Кьянти». Наташа заметно нервничала, да и мне было не по себе после того, что она рассказала о своей матери.

На светофорах мы поглядывали друг на друга ободряюще: не бойся, прорвемся. Хотелось верить. Кэп Очевидность намекал, что потенциальную тещу лучше иметь союзником, чем врагом. Но мрачный реалист во мне сознавал, что миссия невыполнима. Ну, или очень сложно выполнима.

Машину удалось приткнуть недалеко от перекрестка Чернышевского и Чайковского. Включая сигналку, я посмотрел на ту самую скамейку, где меня поймал Тошка. Ощущения были более чем странные.

Мы вошли в пугающе роскошную парадную, которая поразила меня, еще когда я пытался найти Наташу по адресу прописки. Хотя родился в Питере и такие вещи должны были быть для меня чем-то обыденным.

Говорят, хочешь узнать, как девушка будет выглядеть в пожилом возрасте, посмотри на ее мать. Взглянув на Наташину, я очень сильно понадеялся, что из этого правила бывают исключения. Они с моей были примерно ровесницами, но если моя выглядела лет на десять моложе своего возраста, то Наташина - наоборот старше. Напомнила она мне нашу полусумасшедшую активистку из дачного товарищества по кличке Сойка, которая совала нос везде, и очень громко.

Спортивные штаны с вытянутыми коленками, веселенькая футболка с надписью «Fuck off» и стянутые в хвост волосы откровенно говорили о том, что я вовсе не та важная птица, ради которой стоит прихорашиваться.

- Елена Ивановна, - сухо кивнула она в ответ на мое «добрый день», не дожидаясь, пока Наташа меня представит.

- Очень приятно, - я попытался состроить обаятельную улыбку. – Антон.

- Проходи, - она взяла у меня розы, развернулась и ушла куда-то за горизонт по длинному темному коридору, увешанному по стенам всяким барахлом.

- Держись, - шепнула мне Наташа, вытаскивая из тумбочки тапки.

- Ничего, - я погладил ее по попе. – Предупрежден – значит, вооружен. Сама держись.

- А я пока никуда не падаю, - буркнула она и потащила меня в том же направлении. Как выяснилось, на кухню.

Квартира, насколько я мог увидеть, была не менее роскошная, чем парадная, однако запущенная до ужаса. Наташа говорила, что деньги на ремонт у матери есть, но она не хочет его делать, пока не выкупит комнату соседки. Логика эта казалась сомнительной – впрочем, моего мнения никто не спрашивал. Мы прошли мимо этой спорной территории, на двери которой висел внушительный амбарный замок.

На кухне был накрыт стол – тоже не для гостей, а так, перекусить тем, что завалялось в холодильнике. Я изображал здоровый подростковый аппетит, тихо радуясь, что Наташа готовит на порядок лучше.

Допрос не замедлил себя ждать. Прикрутив нахалку до минимума, я вежливо отвечал. Да, с Наташей познакомились, когда нашел енота. А потом учил ее ездить. А потом чинил ее машину. Да, автоинструктор и автомеханик. Да, высшее образование есть, второе в процессе. Нет, квартиру снимаю. Да, машина есть.

После каждого моего ответа Елена Ивановна горестно кивала головой и поджимала губы. Наташа ерзала и нервно вздыхала. Кэп Очевидность накрыл голову лапами. Реалист сделал фейспалм: а я говорил!

- А могу я поинтересоваться, каковы перспективы ваших с Таточкой отношений?

Это прозвучало уже за чаем с нашим тортом и черствыми пряниками. Именно так, слово в слово.

- Ма! – возмутилась Наташа.

- А что такое? – матушка вскинула кустистые брови. – Разве я что-то неприличное спросила?

Если до этого я старательно пытался справиться с раздражением, то теперь меня пробило на ржач, который едва удалось сдержать. Подцепив под столом Наташину ногу, я покосился на нее, и она поняла.

- В данный момент мы находимся в процессе принятия решения, Елена Ивановна, - я постарался, чтобы стеб не вылез, но, кажется, получилось не очень – она вздернула брови еще выше. Однако промолчала.

- Ма, извини, мы торопимся, - допив чай в три хлебка, Наташа встала. – На…

- Открытие выставки в «Эрарте», - пришел я на помощь. – Вернисаж.

- Да? – удивилась Елена Ивановна. – И что за выставка?

- Концептуального искусства.

Видимо, это ее добило: вопросы закончились.

- Спасибо, все было очень вкусно, - сказал я в закрывающуюся дверь, и Наташа, фыркнув, потащила меня к лестнице.

Мы ссыпались по ступенькам и остановились у почтовых ящиков.

- Вернисаж концептуального искусства, - простонала она, давясь от смеха. – В «Эрарте». Ты там хоть был?

- Один раз, - сознался я, вытирая слезы. – На выставке исторического нижнего белья. Мыш, ты извини, но это…

- Полная жопа. Теперь ты понимаешь, почему я?..

В парадную вошла бабушка с собачкой, и мы вылетели на улицу, продолжая хохотать. И не могли успокоиться, пока не дошли до Мица. Только, вроде, прекращали, смотрели друг на друга – и все начиналось по-новой.

- Ну что, к тебе или ко мне? – спросил я, вытаскивая из кармана ключи. И услышал из-за спины:

- Привет, Антошечка!

Вот я даже не могла сообразить, что прозвучало противнее: само «Антошечка» или голос, который это произнес.

Обернувшись, я увидела высокую девушку лет двадцати в фигурно рваных джинсах и короткой черной косухе. Там было на что взглянуть: ноги, бюст, губы уткой и роскошная грива белокурых волос в художественном беспорядке.