- А что, так трудно сказать «нет»? Антон, ну ясно же, что бабы будут липнуть к тебе всегда, - я повторила Ольгины слова, хотя и не сдала автора. – Отовсюду не сбежишь.

- Наташ, ты же знаешь, как я учу. Девушки определенного склада, которых среди моих учениц большинство, к сожалению, воспринимают это как грубый флирт. Логичнее было бы расценить как хамство, но нет. Не расценивают. И они же зачастую не понимают слово «нет». Совсем.

- А слово «на хер», пардон май френч? Тоже не понимают?

- А слово «на хер» понимают очень буквально. Как приглашение в постель.

- Как мило! – фыркнула я. – Ну, тебе виднее. Только если ты собираешься это сделать ради моего спокойствия, чтобы я там что-то не думала…

- А ты можешь допустить на минуту, что мне самому это неприятно? – похоже, он начал заводиться. – Что мне может быть нужна только одна женщина, которую я сам выбрал? А не те, которые навязываются пачками?

- Антон, успокойся! Еще не хватало поругаться сейчас из-за этого. Я все могу допустить. И все допускаю. И надеюсь на это.

- Только надеешься? Не веришь?

- Ты можешь остановиться?! – я с силой вмазала себе по колену и поморщилась от боли.

Минут пять мы молчали, глядя на Тошку, который с азартом полоскал что-то в луже.

- Посмотри лучше, что за дрянь он там стирает, - почти спокойно предложил Антон. – А то ведь сожрет сейчас.

Я отобрала у Тошки кусок булки, пристегнула к шлейке поводок и подтащила к скамейке.

- Пойдем потихоньку? – Антон встал. – Провожу вас до дома. Кстати, я сегодня не приеду. Мы с ребятами репетируем. Думаю, допоздна. Отсыпайся.

- Ладно. А я тогда к маме съезжу.

- Она так больше ничего и не говорила? Обо мне? – он взял поводок: у него Тошка ходил рядом как шелковый, не то что у меня.

- Нет.

Мама действительно не сказала об Антоне ни единого слова. Ни в плюс, ни в минус. Я ждала почти неделю, потом все-таки спросила по телефону сама.

«Ну, ты же его себе выбрала, я-то при чем?»

«А свое мнение у тебя есть?» - опешила я.

«Не думаю, что оно тебя интересует, - отрезала она. – Ты все делаешь по-своему, так не все ли равно?»

Вывод из этого был один. Антон ей не понравился, но она решила не обострять. Уже песня.

Мы дошли до дома и попрощались… не сказать, холодно, скорее, прохладно. Похоже, Антон был еще с утра не в настроении, я тем более, но нам обоим удавалось держать это в узде, пока моя неудачная реплика не подпалила солому. Действительно стоило отползти в окопы и переждать, пока раздражение уляжется.

По идее, его решение должно было угомонить мои страхи. Ну ядрен батон, если он сознательно уходит от источника соблазна, значит, я действительно ему дорога. Но нет, не получалось. Что только подтверждало: дело не в нем, а во мне. Чем лучше все было между нами, тем больше я боялась. Потерять то, что для меня важно. Сашка ведь тоже сначала не был таким – иначе я не вышла бы за него замуж.

Мама вечером не просто традиционно вынесла мне мозг, а сделала это с особым цинизмом. Главной темой была обострившаяся война с Соней, которая вдруг сдала назад. То вообще не хотела продавать комнату – видимо, выяснила, что ее обязательство ничего не стоит. То вдруг выкатила цену в полтора раза больше. Мама хотела, чтобы я как-то в этом поучаствовала, чего я делать категорически не собиралась.

Под конец она вдруг начала настаивать, чтобы я «перестала бросать деньги на ветер» и переехала обратно к ней.

«Или ты собираешься жить с этим своим?» - прозвучало таким ядовитым тоном, что я поспешила распрощаться.

Дома я долго обнималась с меховым антистрессом, потом налила бокал вина и отправилась отмокать в ванну. В половине двенадцатого квакнул Вайбер.

«Наташ, ты дома? Волнуюсь».

Черт, черт, черт!!!

Антон всегда переживал, когда я возвращалась домой поздно, и у нас был уговор, что сразу же ему звоню или пишу. Но после общения с мамой я иногда не помнила, как меня зовут. Все одно к одному.

«Дома. Извини, мама съела моск».

«ОК».

Ни «целую», ни «спокойной ночи». Господи, так ведь вчера все хорошо было. Ну что за жопа?

- Нат, ты чего такая вздрюченная с утра? – спросила Ольга, когда мы сидели под кварц за кофе. – С Енотом посралась? Или ПМС обуял?

- И то, и другое, - буркнула я в кружку. – Ну, не посралась, но…

- Что, пошла обратка после развода? Это нормально, напряжение выходит.

- Да не совсем, - и я в двух словах рассказала. Про вечер, сон и разговор в парке.

- Херово, - помолчав, вздохнула Ольга. – Может, тебе к психотерапевту походить? Не фыркай, люди после таких вещей годами лечатся. Доместик вайленс – это не хрен собачий. Почему-то некоторые думают, что насилие – это только когда каждый день ногами в живот или нос ломают. А уж если муж без согласия трахнул – вообще нещитово. Он же муж, ему можно.

- Я не думаю.

- Слушай, когда ты Федечку месяц динамила и слила, это еще полбеды, все-таки у вас дело музеями и балетом ограничилось. Но если Матвеев от тебя Антона отпихнет, это будет уже очень и очень грустно. Для вас обоих.

- Думаешь, я не понимаю? – слезы подступили на поверхность.

- Тогда делай что-нибудь, черт тебя дери, - разозлилась Ольга. – Чего сопли жевать? Если сама с собой не можешь справиться, найди того, кто поможет. Он ведь не знает?

Я покачала головой.

- Ну и дура. Когда мы с ним тогда к тебе приехали, я намекнула, что Матвеев любитель руки распустить. Без подробностей, разумеется. Чтобы знал, с кем дело имеет. Но это я, а не ты.

- Оль, я не могу.

- Ты сейчас своим стеснением роешь себе яму, - отрезала она. – И потом будешь об этом жалеть всю оставшуюся жизнь. Сидя в ней. Я не говорю, что надо вывалить все подробности. Но он хотя бы должен понимать, почему ты такая жаба. Если любит – поймет и поможет. А без доверия ни черта у вас не выйдет. И ни с кем не выйдет.

- Знаешь, Оль…

Я запнулась – в дверях стояла Катерина и в упор смотрела на нас. Возможно, уже давно.

- Что? – окрысилась я и бросила взгляд на часы. – Кварц. Еще три минуты.

- Зайди ко мне, Наталья, - приказала она и вышла.

Я все решил правильно. Только слишком поздно. Надо было написать заявление сразу же, как Ленка дала мне те две карточки. Марго? Ну да, жаль, она мне нравилась. Но если б я уволился тогда, ничего бы о ней не узнал и ничего не потерял. Зато ничего не узнал бы и о девочке Ирочке. А ведь мелькнуло нехорошее предчувствие, когда карточку просмотрел. Снова просрал звоночек от мироздания, идиот.

Можно было четкий график нарисовать, как настроение поднималось и падало за последние три дня. Сначала, в ресторане – ровное такое средненькое плато. Потом прыжок под небеса, когда вдруг показалось, что все возможно. И с ночи – плавно вниз, в самую задницу. С того момента, когда Наташа не захотела рассказать, что же такого ужасного приснилось.

Потом был разговор в парке. Почти как пощечина. Неудачная шутка? Ну, может. Только от этого не легче. Потом то, что не позвонила и не написала, когда вернулась домой. Мама сожрала мозг? Ну да, возможно. Но я ведь не на пустом месте каждый раз волновался. Учитывая, как она ездит и бывшего-психопата, от которого чего угодно можно ждать. Пытался уговорить себя, что все это ерунда, выеденного яйца не стоит. Но подлый голосок шептал: да ей на тебя просто класть с большим прибором.

С утра у меня была Ирина. Шестое занятие из десяти. Прогресса – полный ноль. Из чего вытекали два предположения. Либо продуктивно учить я могу только в своей обычной мерзавской манере, либо Ира клинически безнадежна.

- Руль мягче держи, - в тысячный, нет, в стотысячный раз. – Правее, не прижимайся к осевой. Тормозишь – смотри в зеркало заднего вида.

Настроение, и так ужасное, упало к абсолютному нулю. Впервые за месяц с лишним зверски захотелось закурить. Раньше тоже хотелось иногда, но не так остро. Я то и дело посматривал на часы: сколько еще осталось до конца этой каторги. И решение уволиться стало железобетонным.