И именно поэтому Геари не могла позволить ему уйти.

— Должен быть какой-то способ удержать тебя здесь.

Она не поняла, что сказала это вслух, пока Арик не ответил ей:

— Я могу остаться, но буду не тем человеком, который с тобой сейчас.

— Что ты имеешь в виду?

— Я мог бы отказаться от своей божественной сущности, но это ничего не изменит, разве что я стану смертным. Когда моё время истечет, я стану тем же, кем и был. У меня не будет никаких эмоций, и я не смогу больше приходить в твои сны. Тогда не будет никакой причины находиться рядом с тобой.

— Я не верю в это. У тебя есть чувства. Ты чувствуешь слишком глубоко…

— В сновидениях я подпитывался от тебя. Все, что я чувствовал, было твоим. И я уверяю тебя, если я стану смертным, это прекратится. У меня даже не будет способности ощущать тебя, ни физически, ни эмоционально.

— Откуда ты это знаешь?

— Это проклятие, Мегеара. От него нет способа избавиться. Никакой бог не может изменить проклятие. Я проклят, обречен.

Геари все еще не могла согласиться с этим. Такой уж у нее характер: не могла она принимать вещи просто потому, что кто-то так сказал. Она была ученым, поэтому ей требовались доказательства его теории.

— А кому-то из Онерои хоть когда-то удавалось освободиться?

— Нет, — выразительно ответил Арик. — Не было ни единого случая освобождения, ни для одного из нас. Тех немногих, кто пытался это сделать, преследовали и убивали.

— Это же несправедливо. Должна быть возможность освободиться, если это то, чего ты хочешь.

Арик глубоко вздохнул, убирая прядь волос, упавшую Геари на лоб.

— А кто сказал, что жизнь справедлива?

— Может, так и есть, но я собираюсь спросить об этом Тори.

— Тори всего лишь ребенок.

— Да, и она просто одержима греческой мифологией. Если и есть способ освободиться, то она его знает.

Арик обожал тот факт, что Мегеара готова пытаться снова и снова, но он знал, что все это бесполезно. Ни один человек не знал греческую мифологию лучше него. Мегеара была человеком, а он проклятым богом. Все, на что он мог надеяться — это найти способ обезопасить Геари, когда он уйдет.

Пока они оставались у Солина, у них было убежище. Солин сказал, что у него перемирие с другими богами. Они не приходили в его дом, а за это он их не убивал. Но Арик и Мегеара не могли находиться здесь все время. И она не будет довольствоваться своей жизнью здесь, в этих стенах. Ей никогда не нравились клетки, любого типа.

«Геари умрет, так что просто останься здесь и наслаждайся её компанией, пока не придет время возвращаться».

Возвращаться к чему? К пустоте? Холоду?

Это было дерьмово. Арик не хотел возвращаться на Исчезающий остров.

«Тогда умри вместо неё».

Арик прислонился щекой к её макушке. Так хорошо было ощущать её в своих руках. Её обнажённую кожу, прижатую к его.

«Я лучше умру, чем буду жить без неё».

Это было правдой, и это, в самом деле, единственное решение, имеющее смысл. Он проведет своё время с ней, а потом сдастся Аиду. Аид будет пытать его, а затем убьет, и все будут счастливы.

«Ты не будешь счастлив, тупица».

Это было на самом деле так, но даже если он оставит её и уйдет, его всё равно будут пытать, не говоря уже о том, что Долофонийцы убьют его в любом случае.

Так почему бы не позволить им заполучить его и не покончить с этим?

«В жизни должна быть цель».

Арик удивленно моргнул, так как эти слова всплыли из далекого прошлого, чтобы преследовать его сейчас. Они возвратились из тех воспоминаний Онероя, когда он, по иронии судьбы, пошел помочь Трегу. Ашерон, лидер Темных Охотников, вызвал Арика, чтобы обсудить проблемы Трега из-за смерти его семьи, выяснить, как лучше помочь мужчине справиться с этим.

Высокий и черноволосый Атлант был мудрее самой Афины. Он пытался научить Арика понимать человеческую психику и сущность.

«Помни, Арикос, ключ к человечности прост. В жизни должна быть цель. Людям нужно к чему-то стремиться. Семья Трега была отнята его врагами, так что нам нужно заменить её теми, кто ему важен. Без цели человечность утратится, а одинокий человек не сможет функционировать».

Ашерон был неправ в одном. Без цели любой пропадет. Даже боги.

До сих пор цели Арика были эгоистичны по своей природе. Как у Скотоса, его целью было найти наивысшее удовольствие. Как у Онерои — делать только то, что ему скажут, чтобы не быть наказанным. Он никогда раньше не считался ни с чьими-нибудь чувствами, ни с чужой жизнью.

Но теперь Арик понял, как нужно жить с целью. Он осознал жертвенность. Были вещи, за которые стоит умереть. Его выбор прост. Мегеара. Его единственным сожалением было то, что он не наслаждался их прошлым еще больше. Ему следовало смаковать каждую секунду проведенного вместе времени.

Тем не менее, у него было еще несколько дней. Которые он ни за что не упустит. И когда придет время, Арик сунет голову в петлю без всяких сожалений.

«Ага, конечно».

О'кей, у него останется одно — Арик никогда больше не увидит и не прикоснется к Мегеаре снова.

Он может умереть с этим.

А на задворках его сознания тот же саркастический голос смеялся над Ариком:

«Поверь мне, парень, так и будет».

— Хьюстон, у нас проблемы.

Обернувшись, М'Адок, который в эркере смотрел на водопад за их дворцом, увидел Деймоса, без приглашения входящего в его личные апартаменты. М'Адок медленно и беззвучно выдохнул, моментально принимая бесстрастный вид.

— Ты прямо как американец, Демон, — он окинул полубога отработанным издевательским взглядом, который не показался бы наигранным только М'Орданту или Д'Алериану, и заставил свой голос звучать ровно и вежливо. — По отсутствию на тебе крови я понимаю, ты не смог убить его… снова.

Глаза Демона сузились.

— Я могу обойтись и без этого снисходительного тона.

Заложив руки за спину, М’Адок прошел половину расстояния между ним и Демоном.

— Мы оба знаем, что я не чувствую ничего подобного. Но, чтобы быть честным: я не могу иметь дела с некомпетентностью. Неужели настолько трудно выманить бога с ограниченными возможностями?

— Чертовски маловероятно, если он под защитой бога Атлантиды и владыки преисподней.

М'Адок с трудом скрыл своё замешательство.

— А Ашерону какое дело до всего этого?

— Тут замешан не он, а его мать. Помнишь её? Высокая злющая блондинистая стерва, которая реально довела всю свою семью до уничтожения из-за заусенца?

Губы М'Адока дрогнули в улыбке, но он так привык сдерживать себя, что это осталось незамеченным.

— Это было больше, чем заусенец. Но она сейчас заперта в Калосисе, так как она могла доставить проблемы?

— Это не совсем она. Кто-то откопал один из её особенных священных медальонов, и теперь он в руках женщины, которая весьма заинтересована в том, чтобы мы не навредили ни ей, ни её любовнику. Кажется, у неё проблема с преждевременной смертью. Разберись.

М'Адок был явно не в восторге от слов Демона.

— Это хреново для тебя, не так ли?

— Это неприятно для всех нас, Онерои. Если ты хочешь покончить с этим, я советую сделать это самому.

М'Адок даже не сделал усилия, чтобы сдержать свой саркастический тон:

— Никогда не думал, что доживу до того дня, когда смертный сможет напугать Долофонийца. Вы, ребята, действительно стали мягкими со временем, не так ли?

Демон скривил губы.

— Называя меня трусом, ты все равно не сможешь склонить меня к самоубийству. Как я уже сказал, у нас есть смягчающие обстоятельства. Ты единственный, кто утверждал, что его легко убить. Тогда почему бы тебе не попытаться самолично испачкать руки кровью?

Мало кто знал, что руки М'Адока покрыты кровью больше, чем у хирурга со стажем работы в семьдесят пять лет. У него не было никаких проблем с доставкой неприятностей, ему просто нужно быть осторожным, чтобы другие боги не прознали об этом. Намерения Онерои уничтожать кого-либо без их согласия заставит их поволноваться.