Значит я здесь уже неделю. Хорошо, конечно, что не месяц, но проблем от этого меньше не становится.

— Но ведь по пути сюда не растворилась, — не желала я покорно смиряться с происходящим, — почему мне не пережить переход обратно? Вы сами сказали, что я выносливая, раз пришла в себя всего лишь за неделю…

— Сюда тебя переносил полоз, — перебил меня царь, — скорее всего, взял большую часть удара от перехода на себя. Обратно он тебя не поведёт, даже не думай об этом. Так что, если хочешь жить, белые ворота слева от двери, дальше по коридору, — он махнул рукой в сторону двери между зеркал, — обходи стороной. Если, конечно, я повторюсь, дорожишь своей жизнью.

В горле встал ком, а на глаза навернулись слёзы безысходности. В правдивости слов царя я ни капли не сомневалась. Нет смысла ему мне врать. Кто я, и кто он, да и зачем? Если бы он желал мне плохого, то, во-первых, не прогнал бы Пелагею из комнаты, а во-вторых не стал бы предупреждать о смертельной опасности перехода обратно. Просить Лекса вернуть меня в мой мир просто бессмысленно. Нет, я, конечно же, попытаюсь, но сомневаюсь, что он так легко меня отпустит обратно.

— Я никогда не вернусь домой? Никогда больше не увижу родителей? — перейдя на шёпот, я подняла полные слёз глаза на царя. — Должен же быть какой-то способ!

— Странная ты, — не обращая ровным счётом никакого внимания на мои терзания, обратился ко мне Святослав. — Сама полоза позвала, сама согласие дала, дары приняла. Теперь отходные пути ищешь. Неправильно это.

— Я не знала, что он настоящий! — попыталась объяснить свои поступки царю, но наткнулась лишь на скептичный взгляд. — Я не знала! И Лекс мне ничего не объяснял! Хотя, что я вам объясняю, вы всё равно останетесь при своём мнении. Зря только воздух сотрясать буду.

— Говорю же, странная ты, — задумчиво продолжил царь, не отрывая от меня пристального взгляда. — Дерзишь, в глаза смотришь, а ведь должна была от страха забыть, как дышать. Если бы Василеск не проверял тебя изначально, то я бы засомневался, а человек ли ты вообще.

— Почему? — сама мысль бояться царя, мне показалась абсурдной. Фразу про мою человечность, я пропустила мимо ушей.

— Люди, оказываясь здесь и встречаясь с нами, — царь многозначительно показал рукой на себя, подчёркивая, что он не человек, — на уровне интуиции чувствуют угрозу, и, повинуясь заложенному в них инстинкту самосохранения, испытывают настоящий первобытный ужас. А ты сидишь, спокойно, не ощущая никакого дискомфорта, на мой взгляд. Хотя должна была забиться в угол, иногда оттуда попискивая.

— Да? — кинула я на него гневный взгляд. — И кто же вы такой, что я, со всей моей человечностью и инстинктами, должна так реагировать?!

В ответ он лишь ухмыльнулся, немного подавшись вперёд, облокотившись руками об стол. С его глазами в это время начали происходить метаморфозы. Изначально серый цвет начал мерцать, постепенно сменяясь ослепительно золотым. Радужка пылала, переливаясь лавой, заполняя собой весь глаз, а зрачок в это время начал удлиняться, в итоге став ромбообразным! Испугало меня это? Нет! Наоборот, я с любопытством, и с каким-то жадным нетерпением, наблюдала за происходящим, украдкой подмечая удивление царя на мою реакцию!

— Мой царь, Василеск сейчас на дальних границах, занят закрытием проходов, он попросил меня помочь ему здесь, в период его отсутствия, — прервал нашу игру в гляделки знакомый мне голос брюнета, который бесшумно вошёл в кабинет. Обернувшись, и увидев его, я просто потеряла дар речи. — О, невеста уже очнулась? Поразительно.

Михаил!!! Это был тот самый Михаил, с которым нас с девочками знакомила Юлька! Тот самый, после встречи, с которым она пропала! Жених, чёрт его возьми! Вот почему мне был знаком его голос! Но если он здесь, значит он тоже, один из этих, полозов? И где тогда Юлька?! Неужели тоже здесь?!

— Михаил, будь добр, объясни мне, как так получилось, что наречённую твоего брата чуть не отправила к праотцам Пелагея? — не видя мою реакцию на подошедшего к столу и склонившемуся в поклоне перед ним Михаила, начал отчитывать его Святослав. — Как думаешь, Василеск обрадовался бы трупу Акулины в своей спальне?

Брата? Царь назвал его братом Лекса?! Вот действительно — в семье не без урода!

— Пелагея? — выпрямившись, Михаил шумно выдохнул. — Мой недосмотр. Не ожидал подобного от минары. Полозу будет доложено об этом инциденте, от его имени приношу вам, мой царь, извинения за ситуацию. Подобного больше не повториться, — после этого он развернулся ко мне лицом, и не сдержал удивлённое восклицание, — ты?!

Узнал. Все слова, что крутились у меня на языке, всё, что я хотела ему высказать сейчас, глядя в глаза, пропали в один миг. Словно по щелчку в моём горле резке пересохло, а в ушах застучало от прилива крови. Страх. Животный, настоящий страх, начал меня накрывать с оглушающей быстротой, стоило мне посмотреть в глаза Михаилу. Не помня себя от ужаса, я вскочила и побежала к двери на выход из кабинета!

— Стой, идиотка! — заорал мне в спину Михаил, добившись совершенно противоположного эффекта. Я лишь ускорилась, наотмашь открыв дверь и выскочив наружу. — Взять!!!

— Действительно странная… — донёсся до меня голос царя, когда я уже неслась по незнакомому мне коридору.

Со всех сторон на полу слышалось шипение гадюк, но я не обращала на них ровным счётом никакого внимания. Страх закрыл собой все мысли и чувства, оставив мне лишь одно желание — спрятаться! Впереди показалась какая-то белая арка, выделяющаяся на фоне чёрной стилистики коридора. За ней явно что-то находилось, но обзор закрывал клубившийся внутри её сводов серый туман. Ни раздумывая не секунды, я продолжила бежать прямо в него.

— Нет!!! — услышала я за спиной вопль Михаила, потонувший в этом мареве, смешавшись с моим собственным криком.

Моё тело пронзила вспышка боли такой силы, что уже через несколько мучительно долгих секунд я потеряла сознание.

Прошедшего не возвратить, а думай, как наперед жить,

или за поступки родителей дети расплачиваются.

— Давай-ка, девонька, выпей ещё, — старческий голос настойчиво пробивался сквозь затуманенное сознание, — вот и умничка…

Боль в теле не позволяла расслабиться и сконцентрировать внимание на чём-либо, кроме желания провалиться в спасительные объятья забытья. Никогда в жизни мне не приходилось испытывать ничего похожего! Казалось, болят даже волосы! В голове судорожно бились обрывки мыслей, которые, казалось, лишь усиливали болезненные ощущения. Спасение виделось лишь во сне, но кто-то настойчиво не давал мне уснуть, приподнимал меня, вливая сквозь крепко сжатые зубы в рот питьё, вязкое и горькое на вкус.

— Знаю, не сахар, но легче станет, — продолжал уговоры неизвестный, заставляя меня пить новую порцию горечи.

Отмахиваться сил не было, поэтому я смиренно глотала жидкость, с трудом открыв глаза. Сфокусировать зрение удалось далеко не сразу. Всё вокруг кружилось, расплываясь перед взглядом разноцветными кругами.

— Ты чего удумала? — остановив мою попытку принять сидящее положение, обладатель голоса заставил вновь лечь, надавив руками на плечи, неодобрительно цокая языком. — Тебе, девонька, восстановиться сначала надобно, на вот, выпей.

И снова к моим губам была прижата кружка с отвратительным питьём! Делая маленькие глоточки, я начала осторожно коситься, оглядывая помещение, более-менее вернувшимся зрением.

— Где я? — сиплым голосом поинтересовалась у незнакомца, мельком осмотрев деревянную избу, в которой я находилась.

С виду обычный маленький деревенский дом. Белёная печка, с придвинутой к ней лежанкой, которую я сейчас занимала, напротив стол с тремя табуретками. В другом углу рукомойник, с перекинутым через него полотенцем. Рядом тумбочка, как я понимаю с посудой и прочей домашней утварью. Повсюду висят пучки высушенных трав, разнося по дому специфические ароматы. Два маленьких окошка с цветастыми занавесками, за которыми непроглядная тьма. Видимо ночь сейчас, или поздний вечер. Освещение в доме даёт десяток зажжённых свечей, расставленных по комнате.