— Пошёл вон!!! — обернувшись, заорал на брюнета Василеск.

— Как прикажет мой полоз, — поклонившись, Михаил вышел из комнаты, оставив Лекса одного.

Если он думал, что одиночество ему чем-то поможет, то явно заблуждался. По его лицу и напряжённо сжатым в кулаки рукам, я это отчетливо понимала. Но самое страшное было в его глазах.

Правду говорят, что глаза — это зеркало души. Сейчас я не только увидела все его чувства, на какой-то миг мне показалось, что я сама их почувствовала. Боль от невосполнимой потери. Отчаянье, которое, кажется, никогда не пройдёт. Страх, безумный шальной страх за мою жизнь, который по идеи должен уже был пройти, ведь я выжила, но не проходил. И любовь… я чувствовала её. Так странно, в его эмоциях я увидела отражение своих чувств. Неужели это и есть та самая связь, про которую упоминал леший? Как в сказках — с первого взгляда и до последнего вздоха.

— Прости меня, — на грани слышимости произнёс Лекс, глядя в пустоту, — нужно было сразу всё рассказать. С первого дня быть рядом с тобой, лично охраняя, вместо всех этих предосторожностей.

В моих глазах помутнело, немного размывая и без того странно выглядящее окружающее пространство. Я и не знала, что змеи умеют плакать. Мне тоже очень жаль, Лекс, правда. Но я не знаю, как сейчас всё исправить. Да что там, я уже и про себя мало что знаю. И хоть ты меня не слышишь, знай, я рядом, я обещаю что-нибудь придумать, чтобы хотя бы ещё раз с тобой встретиться. Только не во сне, или что там у нас было, а в реальности. И всё равно, в каком мире это произойдёт. В моём мире, или в твоём подземном, совершенно не имеет значения! Осталось прояснить лишь несколько моментов — давно я не говорила по душам с родителями.

С волками жить, по-волчьи выть,

или немного о полезных знакомствах.

Проснулась я от непередаваемого аромата свежих пирогов. Мама очень часто по воскресеньям готовила завтрак, как она сама называет, в лучших деревенских традициях. В детстве нам всегда это нравилось, со временем превратившись в своеобразный семейный ритуал, делая ожидание выходных ещё более долгожданным. Да и не только в детстве, в более старшем возрасте мне пирожки по выходным не перестали нравиться. Да и теперь, живя отдельно от родителей, периодически тоскую по этой небольшой семейной традиции. Сейчас же остаётся только решить — поваляться ещё немного в дремоте, пока мамуля лично не придёт вытаскивать из объятий Морфея, или же вставать самостоятельно, идти умываться и завтракать?

Стоп! А как я вообще оказалась у родителей?!

Распахнув глаза, я увидела всё тот же дом, в котором вчера и заснула. У печки суетился Митрич, выкладывая пирожки с противня на стол, где лежало подготовленное для них полотенце. В голове тут же пронеслись воспоминания о последних событиях, включая сон с Лексом. Срочно нужно домой, кажется, у меня назрел серьёзный разговор с родителями.

— Доброе утро, Акулина! — раздался звонкий женский голос рядом со мной, и я, подскочив от неожиданности, чуть не скинула с лежанки его обладательницу, которая сидела почти у меня в ногах. — Вижу тебе уже лучше, раз скачешь так!

— Доброе, — немного нервно ответила я девушке, с укором смотрящей на меня не по-человечески яркими зелёными глазами. На вид ей было лет двадцать, максимум двадцать пять. Миловидное личико, которое обрамляли русые мелированные черными прядями волосы, подстриженные под удлиненное каре. От обычной девушки её не отличала даже одежда — джинсы, забранные в замшевые полусапожки на шпильке, расстёгнутая кожаная куртка с чёрным свитером под ней, сумочка клатч в руках. Дополняли образ простой городской жительницы нарощенные ногти под френч и лёгкий дневной макияж. Но цвет глаз выдавал её с потрохами — не бывает такого у людей. И сейчас я почему-то на уровне интуиции понимала — это точно не линзы. — Ты кто?

— Владимира, можно просто — Мира. Приятно познакомиться! — девушка протянула мне руку, ехидно улыбаясь, явно понимая, что мой вопрос был направлен не столько на её имя, сколько на всё остальное. Руку я пожала, ответив ей скептичной улыбкой, в ожидании заломив бровь. — Я твой персональный волкодлак, — рассмеявшись на мою, по всей видимости, слишком громко говорящую мимику, девушка помогла мне встать с кровати. — Ну, или волколак, вурколак, в крайнем случае — вервольф или оборотень. Только чупакаброй не называй никогда, — тон девушки резко стал серьёзным, — голову отгрызу.

— Понятно. — На автомате уверила я собеседницу, ничего на самом деле совершенно не понимая.

Владимира проводила меня к умывальнику, где, поздоровавшись с Митричем, я была вознаграждена полотенцем и мылом, дабы привести себя в порядок.

— Давай девонька, умывайся, завтракать надобно, — причитал Леший, разливая чай по кружкам, — время уже за полдень перевалило. Негоже, чтобы у лешего в доме гости голодными долго были.

— Я у тебя с ночи без маковой росинки сижу, — укорила его Владимира, — мог бы и не ждать, пока Акулина встанет. Гостей можно и по очереди кормить.

— Поговори мне тут ещё! — беззлобно отмахнулся от неё Митрич. — Тебя, бестия, сколько не корми, всё одно — голодная ходишь. Продуктов не напасёшься.

— Да я ем как котёночек! — устраиваясь за столом, девушка осторожно пододвинула пирожки к себе поближе. — И совсем по чуть-чуть! Иначе разнесло бы меня давным-давно. Не наговаривай на меня, Митрич, просто признай, что с возрастом стал скрягой!

— Тьфу ты, бестия! — леший в сердцах топнул ногой. — Когда же это я жадничал то?

Их перепалку я слушала в пол уха. Она, может быть, могла мне показаться забавной, если бы не одно «но». Над умывальником висело небольшое старенькое зеркало, и вот ЧТО оно отражало, мне категорически не нравилось. Свои претензии к лицу, синякам и мешкам под глазами, ссадине на лбу и синяке на скуле — я опущу. А вот остальное… Мало того, что с моими глазами сейчас происходила какая-то чертовщина, а именно — зрачок изменил цвет на искрящийся золотой и постоянно менялся в размерах, хаотично пульсируя, периодически закрывая собой радужку, так и на волосах появилась седина!!! С левой стороны от пробора у меня теперь красовалась серая прядь толщиной сантиметров пять, не меньше!

— А чего ты думала, девонька, переход между мирами убивает, радуйся, что хоть так отделалась, — обратился ко мне леший, заметив зарождающуюся панику.

— Митрич прав, — отложив наполовину съеденный пирожок, Владимира подошла ко мне, забрав из дрожащих рук полотенце, которое я нервно перекручивала, смотря на своё отражение, и подтолкнула ближе к умывальнику. — Переход силы жизненные высасывает, поэтому люди редко, когда выживают. Ты осталась относительно в порядке только благодаря тому, что, ужиная сущность в тебе начала просыпаться. Странно, конечно, что царь тебя сразу не признал. Скажи, ты ведь когда с ним лично говорила, там ужи рядом были?

— Вроде нет, — отфыркиваясь от ледяной воды из умывальника, я взяла из рук девушки полотенце. — А что?

— Змейки своих сразу чувствуют, если бы рядом были, нашептали царю. Вернее, прошипели бы, — хихикнула Владимира, потянув меня за руку в сторону стола, — а сам Святослав мог и не присматриваться к твоей сущности. Давай, садись.

— А глаза? — не обращая внимания, как ко мне тут же придвинули чай и пирожки, задалась я второй проблемой. Волосы можно покрасить, и, конечно, навсегда проблему это не решит, но какой никакой, а выход. Или вообще так всё оставить, свалить на креатив, или новое веянье моды, и жить спокойно. А вот с такими зрачками просто так на улице не походишь, только если в очках или линзах постоянно ходить. — Это пройдёт?

— Ага, — уплетая очередной пирожок, начала кивать мне Владимира, — потом управлять ими научишься, не переживай, ешь лучше! Митрич, пирожки сегодня выше всяких похвал!

— Да полно те, — пробурчал леший, но по нему было видно, что похвала пришлась ему по душе, — пирожки как пирожки, не диво же, какое неслыханное.