- Я не хочу! Моё самочувствие уже пришло в норму, не нужна мне никакая сиренотерапия, - начала я отнекивался от такой сомнительной дружбы.

-А ты умнее, чем кажешься. - вдруг подала голос эта певичка. - Я, даже если бы захотела, не смогла причинить тебе вреда, - и по ее глазам было видно, что ещё как захотела бы! - Я давала клятву императору, что никогда не сделаю больно его родным, близким и любимым. 

- А я здесь при чём? - уставилась на неё с непониманием.

- Она не знает? - выдохнула Даноли. И даже подползла поближе, чтобы лучше видеть лицо мужчины.

- Не смей! - предостерегающе проговорил император.

- А-ха-ха-ха-ха! А Дариус, твой лучший друг, соратник, брат по духу? 

- Догадывается, - зло бросил Вильгельм.

На этих словах Дариус дернулся, как от пощёчины.

Вот и момент истины настал для него. Император даже не отрицает, что вознамерился уничтожить его своим поступком, своей любовью к чужой женщине. Ведь он, как никто знает всю серьезность ситуации с проклятием.  

- Да о чем вы говорите? Я ничего не понимаю! - сколько можно слушать это испорченное радио. - Объяснит мне кто-нибудь, что происходит?

- Эва, дорогая! Это недоразумение, не обращай внимания. Я всё улажу. Тебе не о чем волноваться. Пойдем обратно, уже давно пора обедать, ты ещё слишком слаба. Пошли в зеркальце заглянем, проверим, как твои дети, - Дариус покрепче прижал к себе, и стал уводить подальше от этого жуткого озера, от мрачного императора и от хитро улыбающиейся русалки. И знает же, на что давить. Дети. Да, я ради них в одну секунду забуду и о чудесной женщине-рыбе, и о императоре, и о тебе, милый Дариус. Но с этой озёрной оперной дивой, я ещё поговорю, раз уж она все равно по каким-то таинственным причинам не может причинить мне вред.

Пока мы шли длинными живыми лабиринтами через чудо-парк, мой галантный спутник вел светскую беседу:

- А что говоришь, у тебя секса не было больше года? А я стесняюсь спросить, твой муж - импотент? - стесняется он, как же!

- Просто мой муж любит женщин очень стройных, и не надо на меня так смотреть. Я во время второй беременности сильно прибавила в весе. Пришлось даже после родов  записаться на танцы, чтобы сбросить лишний вес, - я конечно же не стала доносить до совершенно постороннего мужика все свои обиды и разочарования в собственном муже. Как мне было тоскливо одинокими днями и ночами в нашей с ним общей холодной постели, пока он спал в гостевой. Как мне было горько осознавать, что любимый человек теперь меня совершенно не желает, как женщину. Я чувствовала себя никчемной, забытой, некрасивой и ненужной поломанной игрушкой, и все чаще задумывалась о наличии любовницы у мужа. Но не может такого быть, чтобы у нормального здорового мужика не было женщины больше года! 

- Да, ты совершенно права, не может этого быть! Я вот и дня прожить без жарких объятий и страстных поцелуев, со всем вытекающим продолжением, не могу. Это тебе на будущее, милая, - вывел меня из раздумий мой интересный собеседник. 

- Я, что рассуждала вслух? - ужаснулась. - И ты всё слышал? Что за запрещённые песни поет эта болотная кикимара?

- Эй-эй, ты чего? Девочка моя, родная, перестань, не надо грустить и расстраиваться. Твой бывший муж, бывший я сказал, просто козел! Я буду любить тебя любую! Всегда! А какими танцами ты занималась? 

- Все вы так говорите, а потом заводите себе молодых, подтянутых, накачанных силиконом любовниц. Стрип-пластикой я занималась, - ответила грустно.

- О-о-о, покажешь, что это за танец? Название мне уже нравится! - раскатал свою губу этот ценитель искусства.

- К своим любимым наложницам иди, пусть выучат для тебя новое направление в танцах в вашем мире, порадуют своего падишаха. 

- Не могу, - печально вздохнул мой личный уничтожитель нервных клеток. - Пришлось его распустить, для твоей безопасности. Оказывается, женщины такие коварные! 

-Да, ну! Впервые слышу. О, пришли. Всё, до свидания. В смысле прощай!

- Даже и не мечтай, любовь моя! До следующего свидания, завтра вечером. На сегодня у меня ещё много дел, но ночью я весь твой, как обычно. 

И ушёл. А нет, притянул к себе, поцеловал крепко в губы, запихнул в спальню, захлопнул дверь и теперь уже ушёл.

- Папа, папа, а куда всё-таки делась наша мама? - вопрошал Майкл у хмурого отца.

- Бросила тебя и Лео, ваша мамочка! Не нужны вы ей, забыла давно о вашем существовании, а ты всё надеешься, что она вернётся. Три года прошло, пора повзрослеть, сын! 

Майкл надулся, брови сдвинулись в одну сплошную полоску, губы поджал, хочет заплакать, но не будет. Сдержится, он же мужчина. Ничуть не изменился...

В кухню забежал Лео, и было ему отнюдь не девять месяцев, как должно, а целых три года. Как такое возможно? Я всё пропустила. Первые несмелые шаги, первые слова, он наверное уже и в садик пошёл. И меня совершенно не помнит. Если здесь время течет с такой большой разницей, то я оглянуться не успею, как мои сыновья превратиться во взрослых мужчин, и на протяжении всей своей жизни будут думать, что я их бросила. О, что же делать? 

Ладно сам зол на меня, так зачем же на детей своих выплескивать свои никчемные обиды и нелепые домыслы. Невысокого же он обо мне мнения. Обидно. Его усилиями, сыновья могут возненавидеть не только меня, но и весь женский род будут считать ненадежными, изменчивыми и ветреными. Это мягко говоря. 

Тем временем вслед за Лео пришла немолодая симпатичная женщина, подхватила его на руки и пошла умывать в ванную. 

- Не говори ерунды, Жан. Майкл, а ты не слушай отца. Мать никогда бы не бросила вас по своей воле. Я точно в этом уверена. Давайте быстренько мыть ручки и садиться обедать, - строго проговорила, с укором поглядывая на моего недалекого мужа. 

Она аккуратно посадила Лео рядом с собой, заботливо его обняла и стала что-то тихонько нашёптывать на ушко. Мой маленький малыш тут же заулыбался... какая же красивая у него улыбка. А Майкл бросал сердитые взгляды на отца и в его глазах было столько обиды, ненависти и неприкрытого презрения, что мне стало безумно жаль этого одинокого, непонятого и во всем сомневающегося подростка. Бедный Майкл, он уже слишком взрослый, чтобы понять и слишком мал, чтобы простить. Лео значительно легче будет смириться с отсутствием матери, которую он даже не помнит. А вот старший меня прекрасно помнит, и очень переживает. Никогда он не поверит, что я его могла бросить. И всю жизнь будет мучиться загадкой моего исчезновения. Сможет ли он спокойно жить с такой ношей на своих, пока ещё таких хрупких плечах. 

Женщина повернулась к Майклу и сказала очень строго:

- Мама тебя всегда очень любила. Но никогда она не сможет вернуться. Не жди её. Смирись и живи дальше, сохрани в памяти ее образ, лелей его и никому не позволяй посеять в своей душе ростки сомнений в ней. Запомни мои слова. Больше я тебе этого никогда не скажу. Не имею права. 

О, спасибо, добрая женщина! Я так, понимаю, это та самая профессиональная нянечка для моих детей. Как печально, что им придется довольствоваться всего лишь чужой тёткой, вместо родной матери. 

Я с грустью отложила зеркало и зарыдала. Это выше моих сил, это рвет мое сердце на части. Так и заснула не раздеваясь, свернувшись калачиком, поверх покрывала. И снился мне красавец Ален Делон, будто нёс он меня куда-то, утешал, вытирал слёзы, и уговаривал потерпеть ещё совсем чуть-чуть. А потом мне снилась Даноли, что пела свою волшебную песню. Но в этот раз она была совсем не грустная, а какая-то завораживающая, погружающая меня в гипнотический целебный транс, словно в чистую, прозрачную, теплую воду. И так хорошо было мне в этом сне, так спокойно и умиротворяюще, что от одной только мысли о возвращении в реальность, начинало мутить. Проснулась я как ни странно отдохнувшей, бодрой и полной сил. Проснулась под одеялом, в пижаме и с Дариусом в ногах... и с императором в кресле возле моей постели. На улице уже во всю светило Маро, слышны были трели каких-то неведомых мне птиц, а эти двое друзей оккупировали мою спальню и дрыхли без задних ног. Чем же надо было заниматься всю ночь, чтобы теперь так крепко спать в столь неудобных позах.