— Я хочу туда съездить, — уставилась она на мужа пытливо, — Отвезешь меня?

Леша как-то успокоившись протянул:

— Конечно, только давай на той неделе, я никак не могу сейчас бросить работу, даже сегодня трудно было остаться.

Сегодня девушка решительно была настроена выяснить максимум относительно безопасной информации. Отчего-то сама «смерть родителей», после вести о том, что Леша не против отвезти ее на кладбище, отошла в сторону и больше не так трогала. Кате было от этого и удивительно и не по себе, будто она бесчувственный чурбан. Списав это на «воспоминание об эмоции», она сосредоточилась на продолжении допроса.

— Леш, а как я оказалась на мотоцикле? Я ведь не умею его водить.

Он устроился на кушетку у ее ног, как вчера вечером, сложил ее стопы себе на колени и начал мять их пальцами. Приятная нега прокатилась по голени, колену, бедру. Девушка не стала отстраняться, подумав о том, что массаж ступней по крайней мере проходит в одежде.

— Умеешь, даже не плохо, я бы сказал.

Он начал разминать основание пятки, Катя совсем расслабилась, обмякая от приятных надавливаний его пальцев. Голос его приобрел размеренный темп, а вместе с хрипотцой, приобретал бархатистый перелив, сродни настоящему мурчанью.

— Мы планировали остаться на островах, медовый месяц, все дела, понимаешь? Но как только узнали о… — он прервался, словно не хотел произносить этого, и аккуратно прощупывая ее реакцию, проглотив неприятную тему, продолжил, — в общем, сразу вернулись, в твой день рождения были как раз дома, ты еще в самолете перебрала, и родители тут и вроде как праздник. Проснулась, закатила истерику, а время было уже под вечер. Мотоцикл мой угнала, распсиховавшись, и унеслась, черт уж знает, куда ты там планировала попасть, куда ты попала мы оба знаем.

Снова мысль на подкорке сознания мелькнула и скрылась. Что-то не клеилось, но что, было не ясно.

— Погоди-ка, — встрепенулась Катя, — а какое сегодня число?

— Двадцать третье сентября две тысячи двадцать первого года, — засмеялся задорно Алексей, — я буду тебя теперь звать Спящая Красавица! Будем считать, я снял с тебя чары поцелуем.

Мужчина с улыбкой потянулся с явным намерением поцеловать девушку, но Катя выставила вперед руки, неожиданно воодушевленно для себя привлекая его внимание с желанием высказать вслух свое свежее открытие.

— Лекс, погоди, я знаешь что сейчас осознала?! — он вытаращился чуть недовольно на нее, остановившись на полпути, — мне не 25, мне 26! Я получается, из комы вышла сразу как мне 26 стукнуло.

Получается, что да, — игриво искривив губу, изображая задумчивость, протянул он и вновь начал наступать, — ты все равно малышка по сравнению со мной, малыш.

У Кати перехватило дыхание, эта магическая притягательность, гипнотический магнетизм Алексея пугал и одновременно приманивал, выветривая все мысли прочь из головы. Когда он так ловил ее взглядом, голова становилась легкой, не думалось ни о чем, вакуум, а тело отвечало, притягивалось. Поддаться? Катя не знала, решая дать себе каплю слабины. Ответить на его чувства было одним из самых безопасных и очевидных выходов в настоящий момент. Ей все равно некому доверять, она совсем одна, она в его квартире, документы подтверждают, он не чужой, страх иррационален, надо продолжать жить, обживаться в новых реалиях.

«Если искать выход, то все постепенно, просто надо быть осторожной, аккуратной, просчитывать наперед. Нельзя ему доверять на все сто», думала Катя, «но и отстраняться от него нельзя, он может быть полезен. Но искренен ли в своей заботе? А зачем еще ему все вот это? Опекать, нежничать, стараться оградить от воспоминаний. Не говоря о том, что он по сути от смерти меня спас, возил по дорогим клиникам, вытащил с того света. Ради чего, если это не любовь? Даже подумать страшно во сколько ему встало мое содержание и это без особых надежд на то, что я когда-либо выкарабкаюсь. Причем я-то проще пареной репы, а у него как в песне Меладзе, папа в посольстве служит дипломатом или служил…» сбилась Катя с мысли, ощутив на губах мягкое касание. И неосознанно ответила на поцелуй.

Нет, сначала она не хотела, но он сама не поняла, как нежные поглаживания кончика его языка увлекли ее. Невесомые касания огладили сначала верхнюю, а следом и нижнюю ее губу, ожидая, когда створки приоткроются, ненавязчиво и галантно приглашая к продолжению трепетной ласки. Голова и так будучи легкой, подалась, девушка чуть приоткрыла рот, и он моментально проскользнул внутрь, так же нежно, почти робко продолжая свое исследование.

Благодаря своему росту и невероятной гибкости он чуть сгорбившись навис над ней, захватывая в большие прохладные ладони ее щеки. Пальцы заскользили оглаживая шею и стремясь к груди, но мужчина не двигался с места и не разрывал поцелуя. Он не давал сосредоточиться, приостановиться, задуматься, он увлекал в свою игру.

Катя попыталась неловко отстраниться, но он в такт приблизился так, что отступать стало совсем некуда, а само движение вдруг вписалось в общий танец, да так, что даже Кате уже не казалось, что она сопротивляется. Он перевернул это так, что она сама верила, это часть прелюдии. Неожиданно девушка осознала, что он подобно волне перетек и стоял на коленях у ее ног, а она между пальцами пропускает его локоны, сама смакуя вкус его поцелуя.

Было в этом что-то неправильное. В голове всплыл образ парня из сна, Катя ойкнула.

Мужчина отстранился окинув ее вопросительным взглядом.

— Мне нельзя пока, — Катя оправила задранную кофту от пижамы, натягивая ее ниже на явно торчащий не от холода сосок. Он сверкая глазами, оправил свое возбужденное достоинство, взмахнул растрепавшейся прической:

— Отчего же, — облизнул припухшие от недавних поцелуев губы, — я уточнил, когда спрашивал о кофе, тебе даже нужно, чтобы возвращались приятные воспоминания и как легкая физическая нагрузка.

Катины глаза расширились, она совсем не была готова к такому напору и такой динамике в их отношениях.

— Но я не готова, так рано, — она сбивчиво заикаясь часто заморгала, чувствуя как заливается краской.

Он ехидно улыбнулся:

— Раньше ты не была такой трусихой, не бойся, — он протянул руку и потянул ее ладонь на себя, усаживаясь на оттоманку напротив. — я не буду торопить тебя, но предлагаю невинное исследование.

— Какое-то оно не невинное, — буркнула Катя.

Он снова улыбнулся, располагая ее руку на своем остром колене.

— Доверься мне, — вкрадчиво проворковал мужчина, снимая через голову фуболку. Он опустил руки на Катины колени и в рывке придвинул оттоманку, так, что она оказалась у девушки между ног. Теперь сам мужчина был не дальше чем в 40 сантиметрах. Он снова взял ее ладонь и положил к себе на грудь, управляя ею. — Все это твое, исследуй, я подожду. пока ты позволишь прикоснуться к себе по настоящему, — он говорил полушепотом, так, что хотелось поверить, но слишком красиво и в приторности Кате мерещилась фальшь.

— Нет, Лекс, это пока слишком для меня, — Катя снова отстранилась. Алексей вздохнул, соглашаясь.

— Хорошо, тогда просто не отстраняйся, малыш. Я вижу, тебя что-то тревожит, но ты молчишь, а я места себе не нахожу оттого что не могу помочь.

Девушке вдруг стало его невероятно жаль, она постаралась влезть в его шкуру. Как она вела бы себя, если бы женщина, которую она лечила и ждала с того света столько лет, истерично шарахалась от нее. Наверное, тоже бы не понимала как быть и что делать дальше.

— Я хочу принять ванну, если честно, после больницы так и не удалось. А еще хочу осмотреться, перебрать личные вещи, они ведь у меня есть?

Лекс грустно вздохнул, протягивая:

— Тогда, я пойду набирать ванну, а ты осмотри гардеробную, там большинство вещей, — и с этими словами, скрывая стояк, пронесся в сторону уборной.

Катя облегченно выдохнула, и почему-то в голове прокатилось «Сумасшедшая!».

Всю ночь Владимир Викторович не спал, все ворочался, вспоминая слова лейтенанта. Из кухни доносился запах выпечки. Он довольно потянулся, вспоминая, что жена обещала пирожки. Сегодня возвращался из командировки сын. Влад давно не жил с ними, но обещал заехать переночевать после самолета. Спешить ему было не к кому. Радости у Владимира резко поубавилось, едва тот зацепил эту мысль. Снова забрезжила ночная тревога.