За это его товарищи пожертвовали собой. Если он не может предугадать нападение, то просто не должен о нем думать. Пока это старое тело еще способно протянуть немного времени.

Прямо у порога обнаружились пятна крови, а также срезанная прядь волос. Кем бы ни являлся нападавший, Юлвею удалось задеть его напоследок. Жаль, аристократ полностью загораживал проход. Не удалось рассмотреть ни нападавшего, ни самого момента атаки.

"Значит, кинжал не метнули. Его вонзили уже после ранения Чжан-цзы", — Подумал Вань. Он не знал, насколько близок к правде. Сопоставить повреждения Юлвея после взрыва все равно не представлялось возможным.

Темнота вокруг уже привычно окутала старика своим мягким, умиротворяющим саваном. Он помнил это ощущение еще по той демонической поделке, в которой им пришлось искать темные артефакты. Саргон предупреждал о добрых и злых газах. Сначала слабость, потом энергичность, головокружение, что-то еще. Вань никак не мог вспомнить остальные симптомы.

В его глазах плясали яркие всполохи, мысли в голове путались, в ушах звенело. Он перестал чувствовать правую руку. Левая тоже понемногу отнималась от тяжести едва переставляющего ноги Саргона. Ублюдок до сих пор пытался бормотать собственную чушь про роли, предназначения и судьбу. Мелькали непривычные слуху имена, звучали названия дальних стран и народов.

Еще вчера Вань готов был отдать хоть руку, хоть другие свои органы, лишь бы послушать своего соратника немного, хватило бы даже парочку кэ. Теперь ему оказалось все равно. Знания не больше, чем мертвый груз, когда не с кем ими поделиться. К чему сейчас сказания о дальних странах и притягательная, странная, пугающая, чуждая, удивительная сокровищница мыслей других народов? Лишний глоток воздуха куда ценнее, ведь он даст возможность напоследок увидеть лицо мертвого сына.

— "Когда чернь начинает рассуждать — все пропало", — Вдруг засмеялся Саргон чужим голосом. Его хватка на плече старика окрепла, пальцы стальными тисками сжались на сухой плоти. Вань застонал, бросил на своего попутчика ненавидящий взгляд. Чтобы встретиться с белесыми радужками мальчишки.

— И все-таки катализатором оказалась Айра. Какой интересный поворот судьбы! Маленькая дикарка запустила в действие механизмы, о которых не имела никакого понятия. Когда читаешь вашу книгу, разбирает охота побегать на четвереньках, — Прошамкал он ему в лицо, — Так писал Вольтер про Жан-Жака Руссо. Элами же, наоборот, встала на ноги не владея человеческой речью.

Глаза Саргона все еще казались подернутыми дымкой, но сквозь марево проклятия, сквозь совершенную иллюзию бытия проглядывал незримыми тенями реальный мир. Вань понял, что он близок к своей цели.

Старик отвернулся, не стал отвечать глупцу, несчастному самоубийце, погубившему его сына. Тому, впрочем, совершенно не требовалось ни чужое одобрение, ни даже участие в разговоре. Творческий монолог изначально предполагался лишь для себя.

— Благородный дикарь, восхищение чужой отсталостью. Я понял все коварство, весь внутренний нерв этого столетнего спора левых и правых только, когда раскрылся истинный талант Айры. Ах, какая гибкая сила. А ведь все могло быть совершенно иначе!

Четверых было бы вполне достаточно. Она встретила меня на пороге, вместе с Юншэном. Умная не по возрасту девочка ловко воспользовалась единственным возможным союзником, несмотря на все свое незавидное положение. Это отчаяние, эта беззвучная мольба в глазах. Это понимание собственной ценности.

Вернее, полное непонимание. Она искренне стала считать себя обузой. Я взял ее, поддавшись мимолетному чувству жалости. Однако из драмы мы получили трагедию. Словно Аристофан написал "Облака" уже после "Апологии", самоубийства Сократа.

Вань уже не видел ничего вокруг. Последние силы ушли на то, чтобы открыть проклятую дверь, а затем он по стеночке, на ощупь двинулся вперед. И молился про себя всем Богам разом, чтобы следующей неровностью оказался спуск в подвал. Он не выдержит блуждания по коридору, сколько бы не твердил обратного купающейся в эйфории кислородного голодания мозг.

— "Вы заставите меня умереть на чужбине, лишенным всех утешений и, вместо всякого почета, брошенным в помойную яму, в то время как вас на моей родине будут сопровождать все возможные почести", — Продекламировал Саргон уже более внятным тоном прямо на ухо Ваню.

— Крик души Руссо к Вольтеру. Такова судьба всех людей, борющихся с неравенством во имя равных людей, выясняющих, кто же из них равнее, — Оруэлл должен был написать "ферму животных" лет на пятьсот раньше.

Он засмеялся безумным смехом, а затем продолжил:

"Я доказал, что ни один из пороков, приписываемых сердцу человеческому, исконно ему не свойствен". Знаешь, что ответил на это фернейский отшельник? Ха! "Ты этого отнюдь не доказал". Если это не так, то почему все вывернулось маленькой трагедией?

— В этом вся проблема и все спасение. Да… — Тише повторил он, — Вся проблема и все спасение.

Ноги окончательно отказали старику уже у порога, на спуске. Они рухнули вниз по ступенькам, покатились по лестнице в зал. Как ни странно, внутри еще оставалось достаточно кислорода, чтобы старик мог вдохнуть побольше воздуха, осторожно завозиться на полу. А потом отпрянуть в сторону, когда его глаза поймали на себе пустой взгляд хихикающей, совершенно целой и невредимой элами.

Она оказалась безумна. Окончательно и бесповоротно. Краткий контакт с душой Саргона позволил их разумам соприкоснуться, обменяться знаниями. Не более, чем одной десятой, но Айре хватило и этого. За короткое мгновение она успела осознать весь масштаб не только личности перед ней, но и бесконечного превосходства потока информации иного мира над ее собственным убогим существованием лягушки в колодце.

Милосердное тело моментально погасило ее разум.

— Вот поэтому, счастье — в неведении, — Саргон сказал это еще в полузабытье, не осознавая толком, что он делает и где находится. Лишь потом дымка перед глазами начала постепенно рассеиваться, очертания просторной гостиной, книжных стеллажей и кресла перед камином начали уходить, распадаться на отдельные не связанные между собой фрагменты. Пока его взор окончательно не прояснился, не окинул взглядом подвал с телами его друзей и соратников.

Осознание ударило по телу душной волной, слезы сами брызнули из глаз, горло сжал горький, отчаянный спазм.

"Снова. Я подставил, убил, позволил им погибнуть. Снова".

Крик не успел вырваться из раскрытого рта, когда милосердный удар кинжалом оборвал жизнь Саргона.

Темно. Темно и душно. Первые ощущения, которые он испытал после истощающего забвения Time is Alter. Его непонятная способность всегда оставляла после себя усталость, опустошенность, пугала и путала мозг сумбурной двойственностью. Приглушались эмоции, накатывала хандра пополам с черной меланхолией, тянула горечь на корне языка.

Однако сейчас упадок сил вместе с негативной разрядкой являлись настоящим спасением. Злость, раздражение, непонимание, обида и тянущая желудок тревожность уходили, заменялись более привычным ощущением разбитости. Но и оно не держалось долго, изгонялось гормонами свежего, отдохнувшего тела новой временной линии.

Негатив словно растворился в окружающей темноте, выходил из него вместе с каждым выдохом, вытеснялся из организма порцией морозного воздуха казарменных сквозняков. Бегающие мысли обрели структуру, сердце вернуло привычный ритм. Следом накатило облегчение от спокойной, неторопливой тишины. Место за закрытыми глазами отличалось перечной сентиментальностью, словно старый, покосившийся дом из детства.

Он потянулся за этим ощущением, сделал глубокий вдох, будто перед погружением в холодную воду, а затем открыл глаза. Серые тона барака разбавлялись слабыми проблесками света, бликами на стойке с оружием, темнеющими силуэтами спящих сокомандников.