Она сделала короткую паузу и продолжила:

— Невероятно, Ван! Как же здесь красиво! И всё оно живое!

Про что там девчонка рассуждала, я так и не понял, но желая прекратить странности в её поведении, оборвал:

— Отставить, Воложина! Открыть глаза! Хватит тут чушь молоть.

Девушка дёрнулась как от удара хлыста и тут же команду выполнила.

— Простите, товарищ капитан, виновата.

— Что видела? — уже мягче спросил я.

— Немецкого снайпера.

— Уверена?

— Абсолютно.

— Сможешь достать?

— Думаю да. Но нужен контрольный.

— Действуй. «Паук» обозначит активность.

Пользуясь жестами, я передал бойцу требуемую команду и тот ответил сомкнутыми в круг пальцами.

"Принял".

Вернувшись на лёжку, Оса осторожно, по сантиметру, вернула СВТ на место. Убедившись, что ничего не изменилось, освободила линзу прицела от маскировочной ветоши. Не смотря на все уговоры, процесс ускорить, Воложина поступала именно так. В определённые моменты подобная тактика замедляла действия, однако надежно спасала от бликов.

"Приласкав" приклад плечом, девушка припала к окуляру и повела винтовкой куда-то в кроны деревьев. Остановилась. Исследовала участок, после чего переложила оружие немного выше. И определив для себя сектор стрельбы, замерла.

Едва заметный кивок её головы. Моя дублирующая команда и выстрел «Паука» наобум, в сторону леса. Не знаю, что там, среди сплошной, скрывающей дом "зелёнки", разглядела Оса, но в следующую секунду она мягко спустила курок.

Ломая ветви деревьев, немец шумно полетел вниз. Упав в траву, он больше не шевелился и, дождавшись нашего появления, Маротов осторожно подошёл ближе. Жан не ошибся. На хуторе снайпер действительно был один. Трудно сказать, кого он здесь дожидался. Если нас, то изменись обстоятельства, мы могли бы сюда не попасть. План "Б" предусматривал вариант и без участия партизан. Сложно, конечно, но, что делать.

Пуля Осы угодила точнёхонько фрицу в висок. Зная её незаурядные способности, я всё равно искренне этому удивился. С 500 метров, конечно, можно попасть противнику в голову, дистанция для профи рабочая. Но, спрятавшемуся на дереве. Да ещё и в густой листве. Это выглядело невероятным.

— Вот, мразь. Ещё и "мосинкой" нашей работал, — подойдя к поверженному немцу вплотную, сказала Оса.

Убедившись в результате выстрела, она только сейчас положила в карман пустую гильзу. По традиции, возвращаясь с задания, снайпер приносил с собой горсть стреляных гильз, как показатель выполненной работы.

Девушка подняла с земли карабин, проверила ход затвора, затем люфт барабанов поправок, но особое внимание уделила прицелу. Оптика здесь была ещё старой. Обычный ПЕ образца 1936 года, правда, на доведённом до ума кронштейне от Geko. В 1939 мне приходилось с такими работать. Чего у СВМ реально было не отнять, так это надежности. Винтовку использовали действительно в адских условиях, при этом процент отказа оружия по-прежнему оставался минимальным.

— Отличное состояние. Механизмы отлажены. Линзы как новые, люфты в пределах нормы. Вращай, как обычно, через ноль и проблемы уходят, — Оса осталась, осмотром довольна, — чего же, ты сука, 98-ой то свой не использовал?

Она неожиданно повернулась к немцу, словно тот всё ещё мог её слышать.

— «Маузер» ваш хвалёный? А-а, тварь? Пришли нелюди на русскую землю, так ещё и оружие наше мараете!

— Успокойся, Лиза. Не слышит он, мёртвый уже, — "Паук" осторожно взял девушку за руку.

— Успокоиться? — она одним движением освободила локоть, — а кто мать мою успокоит? За четверых детей и отца в придачу? Кто?!

Тимановский понял, что встрял в разговор зря, отступил в сторону.

— Нет, Андрей, ты скажи, раз взялся. — Воложина посмотрела ему прямо в глаза. — Кто Петра родителей теперь успокоит? Её вон кто к жизни вернёт?

Оса кивнула в сторону Даши.

— Столько видать, девка пережила, что разговаривать разучилась. По ночам конвульсии бьют, едва справляется. Кто нас всех теперь успокоит? — Лиза коснулась век краем маскировочного халата, — Не лезь лучше, Андрей. Не береди душу. Не успокоюсь я, пока мразь эту фашистскую не перебью. Всю до ублюдка последнего. Не я к ним с войной пришла. А они ко мне. Поэтому кормила их свинцом калённым, и дальше кормить буду. Такая уж я в своём доме хозяйка.

Девушка развернулась и, не оборачиваясь, пошла в сторону леса. Я не остановил. Нужно было дать человеку время. Перегорит пусть. Тем более, когда так накипело.

Гулычева и Фомича похоронили рядом. Выбрали им на возвышенности место. Пускай теперь вместе смотрят на бескрайние наши просторы. Да и фрицы сюда не полезут, высоко больно. А «егеря» за сараями закопали. Тщательно старой листвой следы приложили. Если не знать, вовек не подумаешь, что тут и было что-то.

— Странный немец. Не логичный, — подошёл ко мне Маротов, — как будто не нас он здесь дожидался. Гулычева убрал, только когда тот его обнаружил. Меня минимум дважды мог ликвидировать. Я это и сам почувствовал, когда "маятник качал".

— Может, выжидал, пока вместе соберёмся?

— Не исключено. Но всё равно странно. «Стрелки» обычно так не действуют.

Он озадаченно почесал переносицу.

— Ладно, бес с ним, с фрицем. Что делать-то теперь будем?

"Хороший вопрос", — едва не произнёс я, но внимание неожиданно привлекла нарисованная над входом в дом картина. Летящая куда-то вдаль пчела с маленьким ульем в лапках.

И всё бы ничего. Мало ли подобных бесхитростных рисунков люди делают? Но этот почему-то не оставлял меня равнодушным. Будоража мысли, ощутимо сознание напрягал. Имелось в нём что-то неестественное, не логичное я бы даже сказал. Но что конкретно с пчёлкой не так, понять, пока было сложно.

— Жан, она тебе ничего не напоминает? — указывая на дом, спросил я.

— А что должна? Пчела, как пчела. Улей куда-то тащит. — Он неопределённо пожал плечами, — разве что, морда у неё сильно довольная?

"Точно! Улей!"

На рисунке он изображён полностью закрытым. "Летки" на передней части наглухо закупорены округлыми колышками, а крыша монолитна с корпусом. Много ли вы видели подобных пчелиных домиков?

Даже не будучи пчеловодом, я понимал, что вход и выход из ульев априори должны быть свободными. Именно беспрепятственное проникновение внутрь и требуется насекомым. Причём, как заметил Маротов, морда у пчёлки выглядела действительно очень довольной. То есть та откровенно радовалась тому, что не могла попасть в собственный дом? Или? … что другие туда до сих пор не попали?

"Так. Стоп!"

— Жан, возьми "Паука" и мигом за мной.

— Куда, командир?

— Мёда наберём.

— Мёда? — сержант оторопел, — а на хрена, нам теперь мёд?

— Что-то мне подсказывает, такого ты ещё не пробовал. Бегом давайте.

Нужный улей отыскался в самом конце пасеки. Стоя чуть в стороне, домик был практически не заметен. Старый, местами с растрескавшимися, потемневшими от времени досками по бокам, он действительно оказался наглухо закрытым. Стараясь не привлекать внимания пчёл, мы подошли к нему со стороны яблоневого сада.

— Помоги, Жан, — попытался я приподнять тяжёлую крышку.

Изрядно промучившись, в конце концов, нам это удалось и, сместив её в бок, мы изумлённо выдохнули.

На дне ящика, в котором похоже никогда мёда и не было, лежали какие-то старые вилы без черенка, пять комплектов практически новой немецкой формы со знаками различия, документы на имя оберштурмфюрера СС Ральфа Глаубера, гаупштурмфюрера СС Герберта Кромбергера, а также их помощницы Урсулы Майер. Три пистолета «Люггер», пара пулемётов МР 40 и поверх оружия пустая пчелиная рамка. Вытащив лоток наружу, я разглядел на нём какую-то схему с помеченной приклеенной (высохшей до основания) пчелой точкой.

— Командир, это же карта Суража, — едва взглянув через моё плечо, сообщил Тимановский, — я её хорошо запомнил, ещё, когда с Петром детали разбирали. Вот здесь дорога сквозь овраг, за ним склады железнодорожные, а это станция.