Недовольство, нервозность и желание вернуть мишень в окуляр как можно скорее. Ну, пусть подёргается. Либо решит, что ликвидировал обоих. Бывали на моей памяти случаи. Если цели грамотно в линию свести, две гарантированно снять можно, тем более, одну он уже считает практически уничтоженной.

При первой же попытке двигаться Лиза тихонечко застонала.

— Ничего-ничего, милая. Ещё пару метров. Ты уж потерпи, я аккуратно.

Девчонка открыла глаза и вновь попыталась мне улыбнуться. Вымучено. Через силу.

— Милая… как приятно … звучит, — едва слышно сказала она, — словно… ручеёк весенний…

Договорить "медведица" не смогла. Её лицо перекосилось от боли, а на губах появилась пена, первый признак худого финала. Наполняясь кровавыми пузырями, с каждой секундой она становились всё гуще.

— Жить-то… как… хочется, — слабея, прошептала разведчица, — чтобы семья… дети…

Отяжелевшие её веки на миг сомкнулись. С трудом пошевелившись, Лиза отыскала мою руку и вложила в неё свою узенькую ладонь.

— Как ты? — я сжал немеющие пальцы.

— Терпимо, — соврала та и виновато отвела взгляд. — Ждала ведь… Думала, обнимешь… Шепнёшь… первым… что люба тебе. Не судьба… выходит.

Превозмогая боль, девушка вздохнула, и вдруг посмотрела мне прямо в глаза.

— Поцелуй меня… Ильюша. Пожалуйста, — Лиза снова прикрыла веки и приподнялась на локте в немом ожидании.

Сердце тоскливо заныло. Понимая безвыходность ситуации, оно готово было разорваться на части. До последнего надеялся, что жизненно важные органы не задеты и Воложину всё ещё можно будет спасти. Однако пузырящаяся во рту кровь, шансов практически не оставила. С такими ранениями счёт шёл в лучшем случае на минуты.

Подложил ладонь девчонке под голову и бережно притянул к себе. Даря прощальное удовольствие, наши губы соприкоснулись. Лиза напряглась всем телом, вкладывая в поцелуй оставшиеся силы. Её ладонь на мгновение приобняла меня за шею, коснулась лица, а затем безвольной плетью упала вниз.

Горло сковало спазмом, и я почувствовал, что на глаза вдруг навернулись слезы. Не в состоянии сдерживать саднящую боль души, внутри меня погребальным воем взвыл Хищник.

Дикий.

Неукротимый.

Голодный.

Я знал его. Не ведающий сострадания Зверь, завладел сознанием в самом начале войны, когда я впервые увидел, на что способны фашисты. С тех пор он не покидал мой разум. Требуя всё новых и новых жертв, монстр оказался на редкость ненасытным.

И я кормил его. Так часто, как только мог. Местью. Жестокостью. Хладнокровной расправой над пришедшими в наши земли извергами. Настолько обильно, словно это способно было хоть что-то теперь исправить, либо как-то помочь вернуть павших.

Уничтожая карателей, чудовище во мне насыщалось лишь временно, на завтра требуя очередную добычу. Жертву во имя мщения.

Разум понимал, что это безвыходный, замкнутый на бессмысленном уничтожении друг друга круг, однако остановиться был уже не в силах. Несведущему сложно судить. Ибо однажды начавшись, война завладевала сущностью миллионов, с каждым днём всё больше лишая людей рассудка.

И сейчас Зверь отдавал последние почести близкому ему человеку. Той из немногих, кто был безгранично дорог. Той, кого он любил.

Внезапно сознание изменилось. Картина окружающего расплылась, и перед глазами возник осуждающий образ Гулычева. Неодобрительно качая головой, Пётр стоял передо мной словно живой. Явно противясь происходящему, разведчик поманил меня пальцем, а затем указал рукой куда-то в сторону ближайших домов. Ласково посмотрел на Лизу, по-доброму ей улыбнулся, и мир вокруг вновь стал прежним.

Сбрасывая видение, я мотнул головой, убрал свободной рукой прядь волос со лба девушки и решительно выдал:

— Всё, Воложина. Без смысла тут валяться. Мне ещё замуж тебя выдавать. Потерпи, скоро выберемся.

Перехватил "медведицу" по удобнее и совершил очередной рывок. Пребывая в обессиленном состоянии, девчонка даже не застонала. Видимо энергии на это попросту не осталось. С каждым новым движением спасительные стены становились всё ближе. По пяди отвоёвывая расстояние, я вдруг отчётливо осознал, что не сдамся. За жизнь Лизы стану бороться, даже рискуя собственной.

Когда до заветного дома оставался какой-нибудь десяток шагов, рядом с головой вздыбился фонтанчик земли. Засыпая лицо, песок на мгновение лишил меня зрения. Немец, похоже, нас всё-таки обнаружил и всеми силами пытался теперь не дать возможности нырнуть в укрытие. Однако даже с такой оптикой, как у него сделать это здесь было сложно. В месте, где сейчас находились, овраг имел высокие склоны, поэтому снайпер мог ориентироваться разве что на случайно обнаруженное движение. На каком-то, из участков я видимо засветился, приподнял голову над землёй выше обычного.

— Ван, — позвала вдруг Лиза, — не выбраться… мне. В глазах темнеет… Один иди… Ты… справишься.

Она облизала потрескавшиеся от сильного обезвоживания губы.

— Спасибо тебе… командир. Хороший ты… Настоящий… Нашим… там… передай… от пчёлки.

Последние слова "медведицы" перешли в глухое сипение. Я отряхнул с её лица землю и шепнул в самое ухо девушки.

— Прекратить, Воложина! Ясно тебе! Это приказ. Помрёшь здесь, под трибунал отправлю! Ты меня знаешь. Зубы сжать и дальше задницы свои двигаем! Вон они стены то наши. Всего ничего осталось.

Оса хотела ещё что-то сказать, но слушать я больше не стал.

Рывок — Отдых — Рывок.

Ещё и ещё раз.

Не обращая внимания на всё новые, вспарывающие землю над головой выстрелы, теперь я различал впереди лишь одну цель — наполовину разбитый, выделяющийся среди прочих рухнувшей внутрь крышей, дом. И чем ближе тот становился, тем всё более, остервенелыми были мои попытки.

"Врёшь, тварь. Раньше дёргаться надо было. Просрал ты момент, — с издевкой подумал я об охотящемся за нами снайпере. — Теперь уже не возьмёшь".

Новый рывок.

И ещё один.

За ним финальный.

Протиснувшись сквозь разрушенные прямым попаданием снаряда стены, я втащил за собой Лизу и тут только обессилено рухнул на пол.

С этим заданием с самого начала всё пошло не по плану. Ошибка при выброске, потеря связного, затем гибель Гулычева, мёртвые сотрудники "Аненербе". Ранение Воложиной стало последней каплей. По всем расчётам на подавление снайпера патронов в рожке должно было хватить.

Но даже сейчас, очутившись в здании, я понял, что череда преследующего нас невезения продолжилась. Дом, в который мы так стремились, оказался лишь видимостью защиты. Рухнувшая внутрь крыша потянула за собой одну из опорных конструкций. Поэтому часть боковой стены в том месте, где та крепилась, напрочь отсутствовала, и, стоило немцам сменить позицию, мы явимся им как на ладони.

Мысли о передышке необходимо было оставить, собрать волю в кулак и двигаться дальше. Найти убежище получше, а там уже обустроить оборону. Только сначала рану Лизе перевязать. Остановить, наконец, сочащуюся оттуда кровь.

— Ну, всё, пчёлка, теперь в безопасности, — ей не обязательно знать подробности, — сейчас починим царапину твою.

Достать из внутреннего кармана тонкую коробку с НЗ не трудно. Трудно сделать то, что должен. Пальцы отыскали внутри аптечки рыболовный крючок, привычно проверили на прочность, привязанную к нему лесу. Часть стандартного набора диверсанта, в трудные времена позволяющая себя прокормить.

Снасть, правда, не простая, не только чтобы рыбу ловить. Те, кто в теме, знают, что цевьё здесь плоское, особым образом загнутое, не создающее препятствий в таких случаях, как наш.

— Потерпеть нужно, — я склонился к самому лицу девушки, — ты сильная у нас. Справишься. На вот, возьми, всяко, лучше, чем ничего.

Я поднял с земли прочную, обломанную взрывом ветку, очистил её от пыли и поднёс ко рту раненой. Когда требуется по-настоящему собраться, выдержать нечто невыносимое, подобные вещи здорово помогают. Закусываешь древко до хруста в зубах и та, основная боль, на миг стихает. Мозг видимо на новый очаг реагирует, переключается как-то. Обман, конечно. Только в подобные минуты, на что угодно пойдёшь, лишь бы мучения свои уменьшить.