— Да. И избавься от этого. — Она указала пальцем на его пах.

Он опустил взгляд на то, как его член натянул спортивные штаны и усмехнулся.

— Я не могу его контролировать. Он встаёт, когда захочет.

— Тогда, наверное, недостаток крови в мозгу объясняет твою глупость. Я никогда не встречала человека тупее.

На оскорбление он разинул рот. Кроме того, это лишило его эгоизма ниже пояса

— Я не тупица.

— Уверен? Ты мне ещё ни одной умной вещи не сказал.

Сначала она отвергла его ухаживания, а теперь поставила под сомнение его разумность. Хватит.

— Хочу, чтобы ты знала, мне уготованы великие дела.

Она огляделась по сторонам, не скрывая пренебрежение.

— Да, вижу.

Впервые, он густо покраснел от… от… от смущения? Это взбесило.

— Ты ужасно груба и осуждаешь того, к кому приползла за помощью.

— Приползла? — Слово приобрело определённый оттенок. Она выпрямилась во весь рост, и прямо достала ему до подбородка.

— Я подумала, что, возможно, тебе захочется заняться чем-то другим, а не чахнуть здесь, на кладбище

— А кто сказал, что я чахну? У меня тут светская жизнь бьёт ключом, и я сам составляю свой график. Да и отчитываюсь сам перед собой.

— Ты — могильщик.

— Я гораздо больше. Я… — «Не говори этого! Не говори». Да к чёрту. Ему не стыдно. — … Антихрист.

Она не округлила глаза от удивления, и не убежала, осенив себя крестным знамением. А рассмеялась. И громко. И смеялась, пока слёзы не полились из глаз. В такие моменты ему хотелось пошевелить пальцами и доказать это.

— Перестань. Я — Антихрист, тот, кому предсказано покончить с миром, — настаивал он.

— О боже, — выдохнула она между смешками. — Я верю, что ты в этом убеждён. Как грустно.

— Нет, потому что это правда. Я — Антихрист, Кристофер Люциус Бафомет первый.

Она продолжала хихикать.

— Первый? О, прошу. Сейчас ты ведёшь себя глупо. Знаешь, сколько антихристов уже уничтожили мир?

— То фейки, а я самый настоящий.

— Ну, конечно. — Она покачала головой. — Не успею я оглянуться, как ты заявишь, что, будучи наполовину демоном, любишь пить кровь и приносить в жертву девственниц.

— Вообще-то культ, в котором я вырос, предпочитал лишать их девственности. — Они действительно наслаждались оргиями в ритуалах.

— Причудливая фантазия, которую ты соткал, но думаю, что знала бы, будь ты потомком владыки Ада.

— С чего ты так уверена?

— Потому что от тебя не воняет серой, — сказала она с предельной серьёзностью и рассмеялась. — Демоны не могут долго быть среди нас из-за запаха, который каждый раз их выдаёт.

— Похоже, ты слишком много знаешь о демонах.

— У моей высокообразованной семьи хорошие связи.

— Ну, теперь, когда ты меня знаешь, связи ещё лучше. — Он мог бы встать в царственную позу, настолько изящную, что достойна оказаться запечатлённой в статуе, которой поклонялся бы весь мир.

Она хохотнула.

— Ах, бедняжка. Кажется, почти позорно лопнуть твой пузырь, но у Люцифера нет сына.

— Откуда тебе знать.

— Мой дед играет с ним в шахматы. Правда, не часто, потому что они оба жульничают.

Подумать только, она обвиняет его в том, что он живёт в мире фантазий, а послушай её, притворяющуюся знатоком религиозных икон, так обалдеть.

— И кто же теперь лжёт? Мы оба знаем, что Люцифера не существует.

Она перестала хохотать и склонила голову набок.

— Как ты можешь такое говорить, и при этом называть себя Антихристом?

— Антихрист — это скорее состояние бытия. Полная анархия и всё такое.

— Нет, быть Антихристом означает, что твою мать оплодотворил Люцифер.

— Люцифера не существует. Он просто религиозный миф.

Она моргнула.

— Не хочу тебя огорчать, но он очень настоящий.

— Я называю это чушью, потому что, если бы дьявол существовал, разве не думаешь, что он уже признал бы меня? Ну, я достаточно согрешил, чтобы мой предполагаемый демонический отец заметил меня сто раз. — Психиатры утверждали, что поведение Криса — вызов его предполагаемому отцу, который никогда не пытался связаться с ним. — Я не скрывал своего происхождения, но сероносец ни разу не появился и никогда не поддерживал.

— То есть, Тёмный Повелитель к тебе не приходил, поэтому ты в него и не веришь. — Она сморщила нос. — Можно понять. Но вот почему ты называешь себя Антихристом непонятно. Какой в этом смысл?

— Меня так мама называла.

— Но ты в это не веришь.

— Нет. — Но верил в то, что его отец нечто большее, чем человек. Как ещё объяснить это долбаное дерьмо? Если только психиатры не были правы. «Может, всё это у меня в голове».

— Если не веришь, зачем поддерживать историю?

В самом деле, зачем? Она точно определила проблему с его существованием. Если он верил своей матери, когда та говорила, что он сын дьявола, то почему Дьявол никогда не утверждал этого? Если только Дьявола не существует. Но если Дьявола не существует, то кто же Крис тогда?

— Если бы я не называл себя Антихристом и не верил в грандиозную судьбу, то вынужден признать, что я всего лишь обычный парень, так и не достигший ничего стоящего.

От отвратительной правды во рту появился неприятный привкус. И эта правда пугала его так сильно, что он пил, пытаясь похоронить сомнения. Открывать её кому-то было неприятно. Крис признал свою слабость. От этих жалких слов ему захотелось сунуть голову в унитаз и спустить воду.

И все же девушка, казалось, не возражала против того, что его мужское достоинство съежилось. Она шагнула ближе, положила руку ему на грудь и сказала:

— Я хочу раздеться и доставить тебе удовольствие. Наклонись, чтобы скакать на мне, как жокей, приближающийся к финишу.

А, нет, на самом деле она сказала:

— У нас гости.

Проклятье! Опять член приходится прятать.

Изобель повернулась лицом к двери за мгновение до того, как та распахнулась, и внутрь ворвался порыв ветра, принеся с собой запах свежевырытой земли и… её долбаной сестры.

— Эва, что ты здесь делаешь? — спросила Изобель сестру, которая, как всегда, великолепная в тонкой чёрной юбке-карандаше, доходящей до лодыжек, модных маленьких чёрных сапожках и облегающем шелковистом красном топе, стояла в дверях. В одной руке она держала старомодную метлу с жесткими соломенными прутьями, привязанными к длинной толстой рукоятке. Неужели грязный дом слегка съёжился при виде грозного противника-уборщика?

— Вот ты где, сестрёнка, — протянула Эва.

— Сестра? Ты знаешь эту девчонку? — Он ткнул большим пальцем в сторону Эвы.

— Да, знаю, это Эванджелина, моя сестра.

— Ну, привет систер. — Кристофер ухмыльнулся, но Эву это не впечатлило.

— Называй меня как угодно, только не «мэм», иначе вырву тебе язык. — Она изогнула накрашенные губы в злобной ухмылке неодобрения.

— Какая прелесть, — проговорил он с мужским сарказмом, не понимая, что его могут превратить в жабу.

Эва улыбнулась холодной улыбкой акулы, которая вот-вот набросится на свою жертву.

— Продолжай говорить, красавчик. Я не побоюсь заставить тебя плакать.

Погодите-ка, её сестра только что назвала его красивым? Он нахмурился.

— Ты не говорила, что твоя сестра увлекается садомазохизмом. — Кристофер вырыл себе могилу глубже.

— К-хм, ты не хочешь её раздражать, — пробормотала Изобель.

Эва отмахнулась.

— Нет-нет. Пусть мальчик скажет, что думает. Пусть наслаждается наличием языка.

— Ты не должна вырывать ему язык. — Изобель встала перед Кристофером и пристально посмотрела на сестру.

— Я сама решу, что с ним сделать. И это будет зависеть от его ответов, начиная с того, что делаешь с Изобель.

— Изобель? Тебя так зовут? — спросил он.

Она посмотрела на него через плечо.

— Да.

— Мне больше нравится Уточка.

Как ни странно, ей тоже. Но вернёмся к её сестре.

— Зачем ты пришла?

— У мамы припадок. Говорит, что ты исчезла.