Поднялся на ноги, перехватил за руку и притянул к себе. Мгновение глаза в глаза, прежде чем он осуществил давно желаемое. Впился в ее губы со всей жадностью. На нежность просто не осталось ни сил, ни желания. Кажется, вместе с признанием в нем сорвало все клапаны, уничтожились все барьеры, вынуждающие вести себя примерно рядом с ней. Теперь же…

Ильяс пил ее дыхание, улетая на волнах эйфории от того, как она понемногу сдается, робко отвечая на его действия. Совсем не умело. И есть в этом что-то особенно кайфовое — знать, что до него к ней никто не прикасался подобным образом. Даже ее идиотский жених. Только его. По полной. И так останется до конца их общих дней. Не отпустит. Ни за что. Не теперь.

— Плевать, что будет потом, если ты будешь рядом.

Да, именно так.

Он обязательно все решит.

Пусть только не оставляет его.

— Папа тебя уничтожит, — прошептала она все также испуганно. — И братья. И Дамир. Ты друга потеряешь. Из-за меня. Вообще все. Ты…

— Люблю тебя, — перебил он ее повторным признанием.

Чтобы уяснила уже себе наконец раз и навсегда — не откажется он от нее. Поздно. Рубеж перешагнут. Нет пути обратно. Для них обоих.

Этери

«Люблю тебя», — безостановочным эхом билось в разуме.

Так оглушительно громко, что едва ли можно было сделать вид, будто не услышала.

Вот зачем он так?

И что мне ответить?

Когда и сама не уверена ни в чем.

А Ильяс, ко всему прочему, замуж за него предложил выйти.

Мне! Замуж! За него!

Не верилось.

Что он серьезно.

Но и на шутку не тянуло.

Особенно, когда он курьера отослал.

Родители точно его убьют, когда узнают.

И даже хуже.

А Ильясу все равно.

— Люблю, — сказал.

И поцеловал.

Он. Меня. Поцеловал.

От неожиданности растерялась. В первое мгновение. А потом… произошло что-то совсем странное.

Он был так близко.

Целовал так сладко.

С каким-то затаенным трепетом.

Пробуждая во мне ответный.

Его губы были мягкими и упругими. Опьяняющими, как самое коварное вино. Вроде в голове ясно, а ноги не держат.

Он трогал губы, а мне опять казалось, что души касается. Так обжигающе-остро ощущались его действия. До темных пятен перед глазами. Или это из-за нехватки воздуха, о котором я банально позабыла. Вдохнуть снова смогла, лишь когда он оторвался от меня. Но не перестал смотреть своим глубоким взглядом. И я не знала, что на меня влияло больше: поцелуй или этот взгляд. Так много во всем этом было тайного и сокрытого. Предназначенного им для меня одной. И я цеплялась за мужские плечи, как можно крепче, чтобы на подольше удержать в груди это ощущение безграничного счастья. Одного на двоих. Опасного. Жгучего. Запретного. Но самого желанного. Такого, от которого, как в старом фильме, душа сперва сворачивается, а потом обратно разворачивается. Ширится до самых дальних закоулков сознания, топит в своей нужности, заполняет всю тебя от макушки до пят и не покидает больше. И хочется смеяться и танцевать. С тем, кто подарил тебе эти невообразимо прекрасные ощущения.

Жаль, на деле все далеко не столь же радостно. Потому что:

— Я не могу, — прошептала, чуть ли не плача. — Не могу…

Так подставить Ильяса.

Потому что знаю, что он пойдет на все и до конца, ни перед чем не остановится, а я не хочу видеть, как моя семья его уничтожает. За мою слабость перед ним. И не только моя. Слишком важна эта свадьба для обеих сторон. Слишком большую прибыль принесет всем. Может я и не сильна в их мужских делах, к которым меня не допускают, но не дура, чтобы не понимать истинную подоплеку этого брака. Что я — гарант этих взаимоотношений. И мой побег обернется крупными неприятностями для всех. А обвинят в этом Ильяса. И я просто не могу на такое пойти.

— Прости…

Я первая отступаю.

Ильяс и не держит меня больше. Но и с места не двигается. Просто стоит и смотрит своими нереально темными глазами, в которых сейчас отчетливо читается боль. Она и еще что-то мрачное. Кажется, мужчина злится. И я его понимаю. Но иначе не могу. Пусть и сама себя ненавижу в этот момент. Это будет слишком эгоистично с моей стороны.

Да, я помню, мужчина на то и мужчина, чтобы улаживать все проблемы в семье. Это правильно. Так и должно быть. Но… я так не могу. Не получается. Кто-то назовет дурой и, наверное, будет прав, по-своему. Я же считаю это благоразумием. Когда любишь, если любишь, ты ни за что не позволишь сделать любимому человеку плохо. Даже если это принесет вам обоим боль. Зато так он точно будет жив, здоров и… просто будет. Пусть если уже и не рядом.

— Мне нужно позвонить Тенгизу, извиниться за недоразумение с цветами. А тебе — уйти.

Последнее я прошептала почти не слышно. Отвела взгляд от Ильяса, а затем вовсе поспешно направилась наверх, в комнату, где оставила утром телефон. На дисплее которого уже значилось несколько пропущенных от Ахалая.

Ненавижу!

Но вынужденно перезваниваю.

— Да?

Судя по повышенному тону Тенгиз явно не в духе. И раньше бы я непременно растерялась и принялась извиняться за несвоевременный вызов, но за прошедшие минуты во мне будто что-то сломалось. А может, это всегда во мне было, только раньше не было повода для такого поведения. Не знаю и знать не хочу.

— Это Этери, — произнесла безучастно, уставившись в окно.

Там, за стеклом, ярко светило солнце. Оно красиво отражалось от стен соседних домов. И раньше я бы непременно улыбнулась такой картине. Раньше. Не теперь. Сегодня, сейчас меня травила выжигающая душу ненависть, и прекрасная погода казалась настоящей насмешкой надо мной и моими чувствами.

— Этери, — выдохнул Тенгиз на том конце связи. — Я тебе звонил.

— Да, знаю, поэтому и перезваниваю. Прости, я готовила, а телефон в спальне оставила. Ты что-то хотел?

Вышло довольно холодно и равнодушно. Совсем на меня не похоже. Но да ладно. Тем более Тенгиз не заметил. А тот, кто мог бы, не слышал.

— Да. Хотел предложить встретиться сегодня вечером.

— Хорошо, — согласилась, отгоняя мысли о неразумности своего решения.

Но раз уж приняла его, стоит придерживаться выбранного курса. Заодно — показать Ильясу серьезность своего заявления.

— Отлично. Тогда заеду за тобой в шесть. Подойдет?

— Вполне.

— Тогда до встречи.

— Да, до встречи.

Отключилась я первой. Еще с минуту простояла, глядя перед собой, после чего выдохнула и уселась на постель.

Не знаю, ушел ли Ильяс, но испытывать судьбу новой встречей с ним мне совсем не хотелось. Честно говоря, вообще ничего не хотелось. Только свернуться калачиком на кровати и поплакать над своей несчастной судьбой. Да только слезы не помогут. Сама ведь сделала такой выбор. Если кого и винить, то лишь себя одну.

К шести вечера я уже была при параде. Приняла душ, уложила волосы в красивую волну, сменила домашнее платье на коктейльное: голубое, с короткими рукавами, пышной юбкой длиной до колен и черным поясом вокруг талии. Макияж выбрала самый естественный, с акцентом на глазах в виде аккуратных стрелок. Просто, изящно, без излишеств. И почти пожалела, что Ильяс к этому времени ушел и не может видеть меня такой.

Красивой…

Глупая мысль, после содеянного мной. Вот и отмела ее почти сразу же. Подхватила клатч в тон к поясу, куда сложила телефон, ключ-карту от пентхауса, таблетки, еще парочку-другую важных женских штучек и направилась вниз.

Да и к чему ему меня ждать?

Не за чем больше.

Первое, что бросилось в глаза, на первом уровне — пустой обеденный стол и полная чистота на кухне. О присутствии мужчины напоминал лишь одинокий желтый стикер на месте нашего несостоявшегося обеда с единственным словом на нем: «Спасибо».

Коротко и емко. Красивым каллиграфическим почерком. Совсем не похожим на мужской.

Даже в этом идеален…

Сама я такой аккуратностью в письме похвастаться не могла. И мои буквы более округлые, чем у Асатиани.