Взбесил, в общем, одним своим видом!

— Что тебе нужно? — холодно поинтересовалась я, опустив всяческие приветствия.

Стоящая рядом со мной Ирина положила ладонь на мое плечо, призывая успокоиться.

— Слышал, ты была у Тенгиза, хотел лично узнать, что решила. Согласна ли исполнить долг, как и положено послушной дочери.

Едва не скривилась от такого заявления.

— Хорошо, что я больше не послушная дочь, — не удержалась от сарказма.

— То есть не против, чтобы Ильяс и дальше служил грушей для битья в своей камере?

Сердце противно сжалось и затошнило, стоило только представить нечто подобное.

— Мой муж в состоянии о себе позаботиться, — припомнила боевые навыки того, о ком говорили.

Заодно себя успокоила.

— Против всех даже такой, как Ильяс, не выстоит…

Опять затошнило. И кажется, на этот раз что-то такое отразилось на моем лице, потому что отец обеспокоенно нахмурился, а рядом стоящая Ирина схватила за руку.

— Думаю, вам пора, — обратилась она к нашему гостю с предупреждением в голосе.

— Пожалуй, что так, — согласился неожиданно легко тот. — Подумай над моими словами, дочь. Твоя гордость Ильясу не поможет, — бросил уже на ходу, через плечо.

— Это не гордость, а верность. Если для тебя подобное — пустой звук, то для меня, представь себе, нет, — не смогла я промолчать.

Отец остановился, полуобернулся, разглядывая меня как-то иначе, по-новому.

— Все десять лет будешь хранить ему верность? — поинтересовался через паузу.

Сердце в очередной раз сжалось.

Десять лет? Он сказал… Ильяса что, уже судили?! И приговор вынесли?! От одной подобной мысли затошнило сильнее прежнего.

— Убирайся, — прошипела рассерженно, старательно сдерживая в себе порыв подойти и ударить его.

Чтобы на своей шкуре прочувствовал, как мне сейчас плохо.

— Убирайся! — повторила куда громче. — И никогда больше не возвращайся. Нет у тебя больше дочери, понял? Нет меня! Ни для тебя, ни для мамы. Видеть вас не хочу.

Ответа дожидаться не стала, убежала наверх, в спальню, где, упав на постель, дала волю слезам.

Как же так? За что?

“За твое упрямство”, — прошелестело на краю сознания.

И ведь не возразить. Другая бы на моем месте уже все сделала, чтобы любимый был на воле, а не строила из себя упрямую гордячку. А я до сих пор продолжаю верить непонятно во что, заставляя страдать любимого человека. Вдруг ему и впрямь так плохо, как сказал отец? И я, получается, позволяю такому происходить, хотя одним звонком могла бы все исправить. Я…

— Этери? — отвлекла от самобичеваний Ирина. — Этери, я уверена, он специально нагнетает, чтобы спровоцировать тебя.

— А если нет? — произнесла тихо, не глядя на нее. — Если я и впрямь из-за своей гордости и глупой веры в лучшее заставляю Ильяса страдать?

— Даже если так, думаю, это ерунда в сравнении с тем, как больно ему будет, если ты примешь предложение Тенгиза.

Почувствовала, как Ирина присела на край кровати и под давлением ее веса слегка накренился матрац.

— Зато он будет дома, жив и здоров, — ответила, по-прежнему не глядя на нее.

Девушка вздохнула и промолчала.

— Я не знаю, что тебе посоветовать, Этери.

Утерла слезы и уселась рядом.

— Не надо советовать, скажи просто, как бы ты поступила на моем месте? — посмотрела на нее.

— Тебе не понравится мой ответ, — усмехнулась Ирина.

— Согласилась бы, да? — вздохнула.

— Если бы это был Дамир? Да, я бы без всяких раздумий пошла на что угодно, чтобы вернуть ему свободу. А там бы надеялась, что на свободе он сможет сделать все, чтобы вывернуть ситуацию в нужную для нас обоих сторону. Но это не значит, что мой выбор был бы верным. Дамиру бы он точно не понравился, — хмыкнула. — Припомнил бы мне потом его от всей души.

И я невольно улыбнулась вместе с ней. Все-таки временами это самая идеальная неидеальная пара.

— Это он может, — согласилась.

— Просто помни, что ты не одна в случае чего, хорошо? Дамир может ругаться сколько угодно, но он обязательно тебе поможет, чтобы ты не решила.

— Я знаю, — кивнула. — Спасибо.

Ира повторила мой жест, после чего все-таки покинула мою спальню, оставив меня одну решать, как быть дальше. Вот только нечего решать. Даже к концу дня я так и не нашла решения, как лучше поступить. Только до нервного истощения себя снова довела. Весь вечер провела в общении с унитазом, но легче не стало. Так и не надумав ничего, решила лечь спать. Говорят утро вечера мудренее, вот и проверим.

Само собой утро ничего нового не принесло. Ни оно, ни следующее за ним, ни остальные десять. А день нашей с Тенгизом свадьбы, которую никто и не подумал отменить, все приближался. Нам даже ни одной встречи не удалось добиться для меня с Ильясом. Самочувствие тоже оставляло желать лучшего, хорошо рядом постоянно была Ирина, которая если и оставляла меня, то совсем ненадолго. Она же первая и предположила, чем вызвано мое плохое состояние, которое вскоре подтвердилось двумя полосками на тесте.

Кажется, я никогда еще так много не ревела как в тот день. Стоило только представить, что из-за моего упрямства ребенок никогда не увидит своего отца… раненой волчицей выть хотелось. А еще — пойти к Тенгизу и сказать, что я теперь никак не могу исполнить его желание, пусть придумывает новое. Остановила все та же Ирина.

— Ага, а если ему плевать? Или того хуже, на аборт отправит?

Я уже говорила о том, какая у меня названная сестра оптимистка?

Просто отвратительная!

Прям как моя тошнота в течение всего дня.

Раздражает и бесит. Мне кажется, я саму себя уже бесить начинаю. Однажды поймала себя на том, что хочу переколотить всю посуду, только бы она перестала издавать эти ужасные звуки, когда из нее ешь или просто ставишь на стол. Бульканье воды тоже бесило. Настолько, что я перестала пить чай. Пила исключительно воду из бутылок через соломинку. Дамир с Ириной на мои заскоки только улыбались, чем тоже бесили. Невыносимо трудно было сдерживаться, чтобы не сорваться еще и на них. Вот чего, спрашивается, веселятся, когда вокруг столько несовершенства?

— Все, надоело, — не выдержала по итогу за день до свадьбы и направилась на выход.

Сидящая в стороне Ирина, что-то делающая за ноутом, тут же подскочила и направилась следом. Чем только больше подогрела мое раздражение.

— Ты куда?

Куда, куда…

— А что, есть варианты? — все-таки не сдержалась и огрызнулась. — Съезжу к Тенгизу, выскажу ему все, что о нем думаю, потребую вернуть мне Ильяса.

— А если откажется? — полюбопытствовала Ирина.

— У меня как раз уже который день ручки чешутся что-нибудь разбить. Вот об его голову и разобью.

— Знаешь, я, пожалуй, с тобой схожу. Хочу на это посмотреть, — не долго думая присоединилась к моему походу девушка.

По пути явно успела с десяток сообщений брату отправить, но отговаривать не стала и на том спасибо. Я сейчас была не в том настроении, чтобы быть любезной. В офис и тот прошла, игнорируя административную стойку, выбрав уверенное направление сразу к лифтам. Ирина не отставала.

— Этери, может притормозишь? — все же подала голос уже в кабине.

— Надоело тормозить. Я уже несколько недель торможу. И до этого месяц почти тормозила. Да мне вся моя жизнь уже кажется тормознутой, если честно. Сперва воля родителей, потом собственные страхи, затем упрямство… И ни разу мне это не принесло ничего хорошего. Если бы Ильяс не решился на похищение, я бы так и готовилась сейчас к свадьбе с Тенгизом, наплевав на свои желания. И я устала от бездействия. Тенгиз либо вернет мне мужа, либо я не знаю, что с ним сделаю. Но ждать у моря погоды точно больше не буду.

Девушка на мои слова только вздохнула, но, спасибо, отговаривать больше не стала. Да и лифт приехал, створы раскрылись, и мы оказались в ярко освещенном коридоре с многочисленными дверями. Мы прошли по темному паркету до самого его конца, пока не остановились возле двери с табличкой приемная директора. Толкнула ее без раздумий. На возмущенный возглас секретарши, когда я также нагло вломилась в личный кабинет директора, не обратила никакого внимания. Сидевший за столом брюнет оторвался от изучения монитора ноутбука, переведя взгляд на меня. По его губам скользнула довольная усмешка. Я и без того вся на нервах пребывала, а теперь окончательно растеряла всю свою сдержанность.