Я полулежала на склоне, прямо на тропе… вернее, на том, что было тропой ещё два шага назад. Сейчас вокруг меня топорщились мясистые стебли отцветшего летучемышника, одна нога мокла в ручье, тёкшем поперёк склона, а вторая застряла в чём-то впереди. Я осторожно села и пригляделась. День только-только начал уступать вечеру, так что видно было хорошо. Ниже меня по склону были только ручей и трава. Моя нога висела в воздухе!

Опомнившись, я призвала немного махары и заморозила барьер, в который попала ногой. Дождавшись, пока он перестанет меня активно удерживать, я приноровилась и выдернула ногу вместе с сандалией – не хватало ещё её оставить висеть в воздухе. Ослабить этот барьер настолько, чтобы просунуть в него руку и забрать сандалию, я бы не смогла, не говоря уже о том, чтобы пройти насквозь. Значит, это и есть край резиденции… Они бы хоть табличку повесили. Хотя теперь я видела, что за барьером начинались обычные деревья, растущие плотно и различимые с трудом из-за зелёной дымки подроста и косых черт валежника. Проще говоря, нормальный лес.

Я поднялась и отряхнулась, быстрым словом высушила намокшую штанину и прошла пару шагов назад по склону. Стоило моргнуть – и трава под ногами заменилась белым гравием, а когда я обернулась – ни ручья, ни деревьев там больше не было, только бесконечные лиановые каркасы и их непроницаемые кроны. То есть не только табличку не повесили, но и примаскировали. Зачем так делать?

Однако это означало, что в произвольном месте я из резиденции не выберусь. Придётся просачиваться сквозь главный вход, и желательно подгадать момент, когда там будет проходить какой-нибудь караван – или как они сюда еду привозят? Размышляя об этом, я прошлась нижней тропой до ворот, через которые меня саму вчера внесли на гору. Я их помнила плохо, но Чалерм во время экскурсии говорил, что прямая аллея от дома главы клана ведёт к воротам. По дороге время от времени попадались слуги, и я им приветливо кивала – по привычке и потому, что сейчас я не делала ничего предосудительного, всего лишь гуляла.

Но когда я дошла до главной аллеи и спустилась по ней за дома слуг… там обнаружилось всё то же самое. Глухой замаскированный барьер, из которого я с трудом выдернула руку.

Я почувствовала что-то среднее между опьянением и морской болезнью. Получается, я не смогу по желанию отсюда выйти?.. Обернувшись, я окинула взглядом нависший надо мной в сумерках тёмный полог переплетённых лиановых крон. Я заперта в этом царстве древесных остовов?..

– Буппа, – сказала я, едва войдя к себе и увидев служанку, суетящуюся вокруг столика с мисочками и тарелочками, – мне кажется, отсюда невозможно выйти.

– С горы-то? – рассеянно переспросила она, раскладывая на две мисочки варёные бобы. Похоже, добыла всё-таки нормальной еды со служебной кухни. – Поговаривают так, да. Без позволения главы ни сюда не войти, ни отсюда не выйти.

Я присела к столу, осмысляя услышанное. Но на охоты же они как-то ходят! Хотя это, конечно, с позволения главы.

– И тебе не страшно было сюда отправляться? – спросила я служанку, которая наконец закончила возиться и села напротив.

– К махарьятам-то? – вздохнула она и как-то странно на меня покосилась. – Я в жизни всякого повидала. Вы вон сами махарьятта, и ничего вроде.

Я запоздало сообразила, что для Буппы, всю жизнь прожившей среди обывателей, махарьяты не сильно-то отличаются от демонов, с которыми сражаются.

– А взаперти сидеть? – напомнила я.

Буппа фыркнула.

– А то можно подумать, в имении Адульядежа я была вольной пташкой! Это вы, пранья, привыкли по миру бегать, как захотите, а мы люди подневольные.

Я прикусила губу. Действительно, я ведь даже не спросила, какое у Буппы было положение в доме Кессарин. Служанка и служанка, а она же наверняка невольница. Канан не стал бы держать в доме людей, которые могут когда угодно взять и уволиться, а то и перейти к какому-нибудь его врагу и всё рассказать ему о том, что у Адульядежей дома творится.

Ну ладно, но с разрешения главы-то с горы уйти можно, и вряд ли Арунотай мне откажет, если я попрошу его выпустить Буппу, так?

– Послушай, если хочешь, я получу разрешение тебе уйти отсюда, – предложила я.

Буппа уставилась на меня, как на морское чудище.

– Небеса вас храни, пранья, куда же я пойду?!

Я потёрла лоб, сковырнув надоевший прилепленный камень. И правда, Буппа ведь жила в имении Адульядежа. Туда она вернуться не сможет – слишком много вопросов. Да и вообще в городе появляться рисковано – вдруг её кто узнает? Значит, надо идти куда-то ещё и там обзаводиться жильём…

– Я дам тебе денег, чтобы купить дом, – додумалась я.

– Пранья, – Буппа состроила сердобольную гримасу, будто заподозрила у меня душевное расстройство. – Меня повяжут как воровку у первой же заставы. Хватит выдумывать, ужин стынет. А здесь ничем не хуже, чем в любом другом месте.

Я сникла и уткнулась в миску. Наверное, она права. Это мне оказаться запертой на горе вражеского клана – страх и пытка, а ей привычно всю жизнь со двора не выходить… Зря я только её напугала своими идеями.

– Вы, пранья, добрая слишком, – заметила она, когда от ужина осталась половина. – За одним столом со мной сидите, разговариваете, как с подругой. Праату Нирану так легко навстречу пошли… Вы бы осторожнее, а то на вашей доброте кто-нибудь и поживиться захочет. Попробовали бы лучше с мужем познакомиться да понравиться ему, а то случись что – к кому бежать?

Я только покачала головой. Нравиться Вачиравиту в мои планы точно не входило. А входило в них подняться на пик и потыкать палочкой в здешнего амарда. Если уж вниз не пускаете, то не обессудьте, пойду наверх. И Буппа скоро разочаруется в моей доброте. Мне ещё предстоит придумать, что с ней делать, если я всё-таки отравлю всю гору, а Буппе просто так не выйти, да и пойти некуда…

– Иди спать, – сказала я ей. – Сегодня уже ничего интересного не будет.

Буппа покосилась на меня так, будто подозревала, что я вру, но послушно собрала посуду и ушла к себе наверх.

Я достала из тумбочки припрятанную туда днём сумку с моими вселенскими мешками. Меча, конечно, не хватало, но по крайней мере, там у меня была удобная одежда для лазания по кустам. Вероятно, где-то была аллея, ведущая до самого пика – как-то же глава клана ходил к своему амарду хоть раз в год, но этот путь, скорее всего, начинался от дома Арунотая, а я вовсе не хотела светиться в самом сердце резиденции, так что подниматься придётся по целине. Порывшись в одном из мешков, я прихватила ещё и свисток.

В махарьятских кланах к вопросу отбоя относились очень серьёзно. Конечно, людей не заставишь всех лечь спать по указке, но вот запретить выходить из дома после захода солнца – обычное дело. В темноте не видно, друг перед тобой, враг или демон, накинувший смутную человекоподобную личину, и ночным стражам вовсе ни к чему тратить время на разбирательства. Пока он присматривается и переспрашивает, могут и сожрать.

Дома я регулярно сама дежурила по ночам, так что знала эту работу не понаслышке. И у нас, и у всех других махарьятов, о которых я хоть что-то слышала, в ходу были особые свистки. Дежурные, обходя резиденцию клана, регулярно в них свистели, а если замечали вдалеке другого дежурного, пересвистывались с ним, чтобы убедиться, что это не кто-то посторонний. Свистки издавали звук, недоступный человеческому уху без специального заговора, так что он не мешал спать остальным обитателям резиденции.

Я на скорую руку сплела заговор, облачилась в тёмные штаны, узкие от колена вниз, короткую тунику и плотный тёмный нэр, повесила свисток на шею и завязала волосы в пучок, а потом замотала голову тонким мунду, оставив открытыми только глаза. Конечно, я надеялась никому не попасться, но предосторожность лишней не будет.