Вскоре на них наткнулся капитан Фокс. Не говоря ни слова, он вернулся на прогалину и привел сэра Генри. Отец опустился на колени возле дочери, погладил ее спутанные локоны и заплакал слезами горестной утраты и облегчения страданий. Затем с помощью Роберта он осторожно поднял Эмили и понес к дороге: туда, где уже лежало холодное и безжизненное тело его жены.

Рана на голове Эмили оказалась неглубокой, и девочка быстро поправлялась. Но она почти ничего не смогла сообщить капитану Фоксу. Ей лишь удалось вспомнить, что они с матерью вошли в лес и услыхали топот ног догонявших их милиционеров. Потом она почувствовала удар по голове и… больше ничего не видела.

Не смогли ничем помочь и сами милиционеры. Они не пожелали говорить; однако капитану Фоксу казалось, что оба солдата потеряли дар речи. Они бессловесно и почти неподвижно сидели в камерах, лишь принюхиваясь к тюремщикам, словно волки, почуявшие запах крови. Когда перед ними появился сам капитан Фокс, на лицах заключенных не было заметно ни малейшего следа того, что они узнают своего командира, хотя оба прослужили под его началом не один год. Лишь глаза солдат загорались голодным блеском, а губы становились влажными и причмокивали. Одно это превращение убеждало капитана Фокса в том, что его людей околдовали. К тому же со временем их плоть начала разлагаться так, что от носов ничего не осталось, а кожа сделалась мертвенно-бледной и странно поблескивала. Тюремщики заговорили о проказе, но капитан Фокс помнил о созданиях в доме Уолвертонов, которые извивались словно черви в глубине подвалов, и теперь знал, глядя на своих солдат, кто перед ним. Они были обвинены в убийстве и, несомненно, будут повешены. Совсем недавно это были хорошие и добрые люди, капитан Фокс просто не мог заставить себя поверить в их виновность. Более того, чем быстрее они превращались в гниющие развалины, тем более он считал жертвами случившегося их самих, причем судьба этих солдат казалась капитану еще ужаснее, чем судьба леди Воэн.

Приговор был вынесен. Солдат повесили на базарной площади Солсбери, а их трупы бросили в ямы для падали. Полковник Секстон был доволен. В день казни солдат колокольный звон разливался по городу и всюду горели костры, потому что разнесся слух, будто Парламент встречает возвращающегося на престол короля. Уже появились портреты Карла Стюарта, на улицах открыто провозглашались тосты в его честь. Задержание двух злобных убийц в такое смутное время было для полковника Секстона триумфом, умалять который ему не хотелось. Когда капитан Фокс попытался возразить, что истинный убийца не найден, полковник не пожелал прислушаться к его мнению; просьба же капитана о разрешении продолжить расследование на свой страх и риск была встречена категорическим отказом. Однако капитан Фокс, который во время войны сражался за право руководствоваться собственным разумением, и сейчас не считал нужным игнорировать свой взгляд на дело. Он не мог отдать солдатам приказ помогать ему в поисках убийцы, но у него самого было достаточно времени, а мистер Уэбб соглашался помочь. Они вместе стали искать свидетелей, которые видели всадника в черном плаще, скакавшего по дороге на Олд-Сарум в день убийства леди Воэн. Тем, кому удалось разглядеть лицо всадника, капитан Фокс показывал портрет сэра Чарльза; все до одного соглашались, что сходство очень большое. Только в самом Вудтоне расследование не давало никакого результата. Как капитан Фокс ни бился, ему не удалось найти ни одного человека, который бы вспомнил, что видел незнакомца в черном. Он пытался допросить каждого, кто мог быть в тот день неподалеку от имения Уолвертонов, но жители деревни угрюмо хмурились и отмалчивались, словно его вопросы их обижали. В конце концов ему не осталось ничего другого, как отказаться от поисков.

Капитан Фокс сидел с женой или наблюдал за игрой Роберта и Эмили во дворе, но это не могло помочь ему избавиться от ощущения, близкого к отчаянию. Он был более чем уверен, что источник зла, за которым охотился, находился в поместье Уолвертонов, всего в полумиле от того, что он любил больше всего на свете; и все же ему никак не удавалось ни обнаружить, ни оценить угрозу, исходившую из этого поместья. По мере того как зима отступала под натиском весны, а светлое время суток становилось все более продолжительным, нарастал и страх капитана Фокса, окрашиваясь с каждым прошедшим днем еще более зловещими красками. Уже совершено три убийства, но на карте мистера Обри было четыре древних сооружения. Капитан Фокс просыпался среди ночи и ловил себя на том, что бормочет их названия: Кольцо Клирбюри, Кафедральный собор, Олд-Сарум и… Стонхендж. Надо ждать по крайней мере еще одного убийства, если ему не удастся предотвратить его.

— Первое мая, — сказал мистер Обри, когда капитан спросил его о празднике, следующем за Сретением, — Праздник костров, как называли его древние кельты, в который громадными кострами приветствовали появление нового из старого, возрождение жизненных соков, скованных зимними холодами.

— Иными словами, возрождение жизни из смерти? — переспросил капитан Фокс и нахмурился. — В этом наверняка не может быть никакого зла.

Но мистер Обри пожал плечами и ответил вопросом на вопрос:

— Не зависит ли это от природы того, что может или не может подняться из своей могилы?

Капитан Фокс промолчал, но этот вопрос продолжал преследовать его, заставляя возвращаться к мысли о том, каким бы мог быть ответ. С приближением мая число ответов в его мозгу множилось, и каждый новый был мрачнее предыдущего; во снах они обретали образность. В одном из таких снов к его постели приблизилась темная фигура; лицо мужчины было очень бледным, глаза сияли ледяным лунным светом.

— Сэмюель? — прошептал капитан Фокс, но сержант Иверард не ответил. — Сэмюель? — повторил капитан. — Мы давно разыскиваем вас, Сэмюель, но так и не нашли. Куда вы подевались?

Ответом снова было молчание. Когда же сержант Иверард в конце концов заговорил, его голос звучал, казалось, откуда-то издалека и был таким слабым, будто вместе с ним из его обладателя уходили последние жизненные соки.

— Я лежал в земле, — прошептал сержант, — где черви находят себе приют, питаясь погребенными людьми.

— Кто вы?

— Мертвец, сэр, но не совсем.

— Зачем вы выманили леди Воэн из дома?

— Это должно было произойти, — послышался в ответ тот же голос, звучавший как затихающий ветер. — Все из крови и все снова должно стать кровью. Никто не избегнет этой участи, сэр.

Сержант склонился к груди капитана Фокса и тем же голосом повторил:

— Никто не избегнет.

Он положил одну руку на лоб капитана, а другой взял его за горло и провел по коже ногтем.

Капитан Фокс почувствовал побежавшую из раны теплую влагу. Его бросило в дрожь, и… он проснулся. Он осторожно прикоснулся пальцем к тому месту, где ощутил боль от ногтей сержанта Иверарда. Никакой влаги не было. Но миссис Фокс, тоже разбуженная его ночным кошмаром, пристально посмотрела на мужа и попросила его убрать с горла руку.

— На коже видна линия, — сказала она, — тонкая царапина. Что ты с собой сделал? Что произошло среди ночи?

Капитан Фокс посмотрел на жену, но не ответил и поднялся с постели. Входная дверь была открыта. Он подошел к ней и выглянул наружу. Ничего. Схватив плащ, капитан торопливо зашагал по проходившей через деревню дороге. Впереди по обочине ехал всадник в милицейской форме. Он обернулся и посмотрел на капитана Фокса. Капитану показалось, что это был Иверард, что он узнал его лицо… но полной уверенности не было. Прокукарекал петух, и всадник сразу же стал таять, словно плавился в занимавшемся рассвете. И в это же время послышались смех и громкие голоса; неуклюже пошатываясь, из дома у дороги вышел Ионас Брокман, а следом за ним его сын Илия и двое других мужчин. Илия согнулся вдвое, его тошнило; все четверо выглядели изрядно пьяными. Тем не менее капитан Фокс поздоровался с ними, как принято у односельчан. Хотя они услышали его приветствие, вся подвыпившая компания уставилась на капитана с нескрываемой недоброжелательностью и не удостоила ответом. Затем один из них споткнулся и уронил кошелек. Золотые монеты рассыпались по дороге. Его собутыльники разразились безудержным смехом. Они даже не сделали попытки подобрать монеты, хотя капитану Фоксу никогда прежде не приходилось видеть такого богатства, поблескивавшего перед ним в пыли. Он вздрогнул и бросил взгляд через плечо на холм, за которым лежало поместье Уолвертонов. Пьяницы, должно быть, заметили его беспокойство и стали насмехаться над ним, а Ионас Брокман поднял монетку и бросил ее в голову капитана. Монета попала в цель и до крови рассекла кожу. Но капитан не подал виду, что ему больно. Он повернулся к ним спиной и медленно пошел к дому. Вслед ему посыпались оскорбления от людей, которых он знал многие годы. Капитан почти не слышал слов, которые они говорили, потому что их перекрывал крик голосистого петуха. Он мог думать лишь о том, каким будет следующее утро, когда таким же криком петух возвестит рассвет Праздника костров, наступление первого дня мая.