Правда, «Брут», при всех своих несомненных достоинствах, был не единственным. В «нужных местах» у Гелена имелись и другие люди. Геленовским «коллекционерам» удалось заманить в свои сети даже личную секретаршу премьер-министра ГДР Отто Гротеволя. Звали ее Элла Бартшатис. Это была старая дева сорока двух лет, то есть дама давно не первой молодости. От «Брута» Гелену стало известно, что она по уши влюблена в некоего юриста Карла Лауренца, который какое-то время являлся сотрудником центрального министерского аппарата.

Вскоре «доверенные люди» Гелена выяснили, что Лауренц, в прошлом член социал-демократической партии, разочаровался в своих новых начальниках. С ним осторожно установили контакт, предложив ему солидное вознаграждение. И как результат его «невеста», фрейлейн Бартшатис, согласилась работать на Пуллах. На протяжении нескольких месяцев копии сверхсекретных документов со стола самого премьер-министра ГДР проделывали путь из Берлина в Пуллах. Фрейлейн Бартшатис, высококлассная стенографистка, которую Господь к тому же наградил отличной памятью, составила практически дословный отчет о переговорах Гротеволя с советским генералом Владимиром Семеновым, а также восстановила по памяти содержание протоколов заседаний кабинета министров ГДР.

Был у Гелена и другой нужный человек на нужном месте — собственно говоря, в коридорах власти ГДР работала целая команда агентов и информаторов. Звали этого другого «нужного человека» профессор Герман Кастнер. Он возглавлял Либерально-демократическую партию. Придя к власти в 1948 году, коммунисты великодушно не стали ее запрещать. Более того, Москва поддержала идею сохранения партий некоммунистической ориентации — в «независимой» Восточной Германии это создавало иллюзию демократии. Помимо Либерально-демократической партии, существовала также Христианско-демократическая партия — по идее, двойник партии Аденауэра в ФРГ. На самом же деле обе они являли собой типичные «карманные» партии. Их лидеры, которые стремились играть хоть какую-то роль в политической жизни и, разумеется, хоть что-то благодаря этому иметь для себя, во всем следовали за коммунистами. Их партии входили фракциями в так называемый Национальный фронт, который по сути дела находился под пятой Социалистической единой партии Германии (СЕПГ) Гротеволя и Ульбрихта. Кандидаты в Национальный фронт избирались голосованием, и коммунисты затем «делились» местами со своими раболепствующими «политическими попутчиками». Так, например, имелось даже несколько министров из числа «либералов» и «христианских демократов» — они занимали наименее ответственные посты и пребывали под бдительным оком госсекретарей из числа коммунистов.

Одним из таких политиков, обеспечивавших демократический фасад тоталитарному режиму, и был Кастнер. Сначала он занимал пост министра юстиции, а затем был заместителем премьер-министра «без портфеля». Отлично понимая всю двусмысленность своего положения, Кастнер рискнул пойти на контакт с Геленом. В геленовских архивах он значится под довольно неуважительным кодовым именем «S» — «Источник Хельвиг». Правда, следует добавить, что «S» означает «Spitze», то есть источник высшей степени важности.

Гелен решил, что передаваемую Кастнером информацию нельзя доверить даже самым надежным курьерам. «Хельвиг» не только сам по себе представлял великую ценность и им нельзя было рисковать: если дело окончится его разоблачением, спецслужбы ГДР наверняка усилят бдительность во всех правительственных учреждениях, а это, в свою очередь, грозит провалом и других внедренных в них агентов. Вот почему Кастнер посвятил в это деликатное дело супругу, и из нее получился первоклассный курьер.

Как и другие представители правящей элиты ГДР, Кастнер пользовался немалыми привилегиями, недоступными его простым товарищам по партии. Фрау Кастнер, которая либо действительно страдала какими-то хворями, либо только делала вид, высказала пожела-ниє пройти курс лечения в одной из клиник Западного Берлина. Безусловно, ей не составило труда получить необходимое разрешение, и раз в неделю служебный автомобиль супруга отвозил ее в Западный Берлин в клинику св. Франциска. «Народные полицейские» браво салютовали «фрау министерше», а она даже не пыталась прятать листки бумаг, которые везла с собой. В клинике ее поджидал один из помощников Гелена из отдела III/F — разумеется, в белом халате и со стетоскопом на шее. Этому мнимому доктору фрау Кастнер и вручала привезенные ею бумаги — копии протоколов заседания кабинета министров, деловой корреспонденции между Восточным Берлином и Москвой и другими коммунистическими столицами.

Но был и другой важный «Источник — С», удобно устроившийся в восточногерманском Министерстве госбезопасности. Между прочим, это была элегантная дама, чье сотрудничество с Геленом началась в начале 1950 года. Звали ее фрау Хильда Хальм. Родилась она в 1923 году в Обер-Барниме, к северу от Берлина. Во время войны служила секретаршей в штабе генерал-квартирмейстера вермахта. В 1945 году, когда Берлин стал жертвой советских бомбардировок, она вынесла несколько папок с важными документами из горящего здания и, по всей видимости, стала последней из немногих немецких женщин, кто удостоился за проявленное мужество награды — Железного креста. Но даже если она и была истинной нацисткой, это не помешало ей вскорости стать столь же ревностной коммунисткой. В 1946 году фрау уже сидела за столом в кабинете «Пятого комиссариата», штаб-квартиры советско-восточногерманского шпионского ведомства в берлинском районе Карлсхорст.

В 1950 году она отправилась в Западный Берлин — навестить свою старую школьную учительницу. Там судьба свела ее с фрау Тум, которая состояла в армии геленовских «коллекционеров», и ей как раз требовалась для работы барышня с мозгами. Обратить фрейлейн Хальм в очередной раз в новую веру заняло не так уж много времени. Так она превратилась в «фрау Квек», или же «Элизабет Шпан», и получила задание устроиться на работу в незадолго до этого созданное Министерство госбезопасности ГДР. Удалось ей это далеко не сразу, и какое-то время Гелену пришлось довольствоваться тем, что ее приняли в штат Министерства финансов. На протяжении четырех лет Хальм передавала на Запад ценнейшую информацию. На пользу пошел и опыт ее предыдущей работы в качестве секретарши в полицейском ведомстве. Во время июньского восстания 1953 года Хальм регулярно поставляла сведения об арестах повстанцев и агентов, об их допросах и тайных над ними судилищах.

В 1954 году она добилась перевода в Министерство госбезопасности, которое к тому времени уже возглавил Волльвебер. К величайшей досаде Гелена, Хальм проработала там всего полтора года. Она наверняка совершила какую-то оплошность — в апреле 1956 года ее арестовали по обвинению в шпионаже и государственной измене. Суд приговорил ее к пожизненному заключению. Правда, Хальм завербовала еще двоих служащих министерства — они продолжали снабжать Пуллах информацией еще долгое время после того, как за спиной Хальм закрылись тюремные двери.

И если у Гелена имелись основания быть довольным работой нужных людей, которых он поставил на нужное место, Волльвебер тоже не сидел сложа руки. Он делал то же самое, что и ненавистный ему противник: сумел внедрить двух своих лучших агентов в самое сердце геленовской «Организации» — в ее штаб-квартиру в Пуллахе и в ее западноберлинский филиал. Потребовались годы, чтобы Гелен сделал для себя пренеприятнейшее открытие: кто бы мог ожидать, что один из тех, кто пользовался его безграничным доверием, на самом деле работает на коммунистов.

В своих мемуарах Гелен пишет, что только теперь, осенью 1971 года, он «наконец-то может нарушить обет молчания и пролить свет на один из самых загадочных случаев нынешнего века». Сделав столь громкое заявление, он далее говорит о том, что адмирал Канарис якобы как-то раз признался ему во время войны, что давно уже подозревает Мартина Бормана в сотрудничестве с Москвой. По всей видимости, заместитель фюрера тайком поддерживает с русскими радиосвязь. Гелен умалчивает, где и когда Канарис поделился с ним своими’подозрениями, ограничившись лишь следующими словами: «Канарис поведал мне, что именно является причиной его подозрений или предположений, а также привел доказательства мотивов предательства Бормана».