Ларс сделал шаг вперед. С ухмылкой, застывшей на его лице, еще раз махнул ножом. Сейчас этот щенок наложит в штаны. Так всегда бывает. Все сначала строят из себя героев. Но стоит лезвию ножа застыть у глаза, вся смелость тут же лоскутами сходит. И этот сопляк не исключение.

— Ножик? Ха-ха-ха-ха, — пацан вдруг засмеялся во весь голос. — Ножик… Ха-ха-ха-ха!

Одними губами ржал. Рот неестественно раскрыт, зубы наружу, а глаза мертвые, ничего не выражающие. Совсем пустые. Ничего там не было — ни страха, ни боли. Просто ничего. Странные глаза, которых просто не могло быть у человека.

— Я сказал, открой дверь и уйди с дороги, — еще раз повторил Ларс, перехватывая нож ножик. — Быстро…

Глубоко внутри него поселился непонятный, и главное, необъяснимый холодок. Это было плохое чувство, редко обманывающее его. Оно всегда появлялось в такие моменты, когда назревало что-то плохое, опасное, от которого было лучше бежать без оглядки. Только почему это чувство появилось именно сейчас? Какая угроза может исходить от этого пацана? Он скорее всего уже в штанишки напрудил от страха и лишь делает вид, что ему не страшно. Надо лишь еще немного надавить. Совсем немного…

— Знаешь, как я могу резать этим ножичком, — Ларс еще хорохорился, не желая верить в свое предчувствие. — Он очень остр… Что это?

Парнишка, по-прежнему, молчал. Не угрожал, не сыпал оскорблениями, не звал на помощь. Просто молчал и буравил его «мертвым» взглядом, пробирающим до самых печенок.

Однако, все закончилось в один момент. Каждый из запертых в лаборатории тут же почувствовал это. Подросток начал спускаться по ступенькам.

В помещении начал сгущаться воздух. Становился плотным, словно вода. Вдыхаешь, а идет тяжело. Воздух густой, натуральный кисель. Не принимают его легкие.

— Стой… Ст…, - неуверенно бормотал Ларс, отступая назад. — Я говорю, стой на месте.

Со всех сторон нарастал странный звук. Лежавшие на полках и стеллажах вещи дребезжали, мелко раскачиваясь из стороны в сторону. Ходили ходуном стоявшие на полу короба, из которых начали выпрыгивать необычные разноцветные гругляши-таблетки. Похожие на детские игрушки, они падали на пол, бились о стенки, подпрыгивали и летели дальше.

Только никакие это были не игрушки. Это были простейшие амулеты, с заключенными в них стихиями. Обычная рабочая заготовка для артефакторщика, который использовал их либо для создания более сложных артефактов, либо для их проверки.

Раз! Первый амулет раскрылся, выдав плотное облако раскаленного пламени. Два! Хлопнул второй амулет, оставляя вместо себя раскручивающийся вихревой поток! Три! Следующий амулет тоже скрывал в себе огонь! Четыре! Еще вихрь! Спрессованные в единое целое, ветер и огонь превратились раскаленную плазму, доходившую до тысяч градусов!

… Стена мягко ушла в сторону. Из лаборатории дохнуло адским жаром и смесью страшных запахов сгоревшей человеческой плоти, пластика и резины. В гостиную поднялся парень. Абсолютно целый. От него лишь немного пахло дымом.

— Сынок, сыночек, миленькой, — едва увидев сына живым, женщина зарыдала и начала подниматься с пола. — Маленький мой, хороший мой…, - не сдерживаясь, плакала она. — Они тебя не трогали? Покажись…, - заливая его слезами, женщина внимательно всматривалась в лицо подростка. — Сыночек… Надо звонить в полицию, с безопасность…, - вдруг она оторвалась от парня и, вскинув голову, начала осматриваться. — Быстрее. Они ведь сейчас придут. Мой коммуникатор где-то здесь. Сынок, надо его срочно найти.

Парнишка ее крепко обнял. Гладя по спутанным волосам, успокаивающе зашептал:

— Не надо никуда звонить. Слышишь меня, мама? Все хорошо. Все нормально. Их больше нет, — тихо-тихо говорил он, глядя в ее ничего не понимающие глаза. — Слышишь? Никого из них больше нет. Совсем нет. Вообще, нет. Понимаешь меня?

Та неуверенно кивнула. Конечно, она ничего не понимала. Грабители ведь только что были здесь. Они зашли в лабораторию и оттуда не вышли. Значит, они там остались. Только сын говорит, что их больше нет.

— Мама, слушай меня внимательно. Их, по-настоящему, больше нет, — парень все это сомнение читал в ее глазах. — Я маг, мама! Понимаешь меня? Я, Маг! Теперь все будет иначе. Я со всех спрошу, мама. Верь мне. За каждую твою слезинку спрошу. За каждый синяк… За папу…

Женщина снова кивнула, смотря на сына уже совершенно иными глазами.

— Пусть они за все заплатят, сынок…

Еще стояла глубокая ночь. В гостиной уже ничего не напоминало о том страшном происшествии, что происходило здесь каких-то несколько часов назад. Мебель стояла на своих привычных местах. Кровавые пятна с пола исчезли, ковер тщательно вычищен. Рваные лоскуты от одежды оказались в бытовом утилизаторе. Казалось, ничего и не было, ничего не случилось. Только внешний вид сидевших рядом сына и матери говорил совершенно о другом. Ее лицо покрывали синяки, проступавшие через слой пудры. На руках виднелись глубокие царапины. Не лучше выглядел и он, то и дело морщась и осторожно касаясь багрово-синей шеи.

— Ты уверен, сынок? Может вызовем безопасность и расскажем про этих грабителей? — Бельская вопросительно посмотрела на сына. — Пусть проведут расследование…

Она уже почти успокоилась. По крайней мере, руки уже не дрожали и перестала срываться на плачь. Хотя истерические нотки в ее голове еще звучали.

— Не надо, мама, — твердо ответил Алексей, медленно наклонив голову. — Не надо никого звать. Их больше нет. Ничего от них не осталось. Вообще, никому не надо знать, что они были у нас. Понимаешь, меня? Никто ничего не должен знать.

Он взял ее ладони и с нежностью сжал их.

— Пойми меня, мама. Эти люди не сами пришли к нам. Они искали папину лабораторию. Значит, их послал тот, кому очень нужны папины изобретения. Пусть они думают, что их люди пропали. Никто не должен знать, что здесь случилось. Ни малейшего подозрения не должно быть, — усмешка чуть тронула его губы. — Мне нужно немного времени, чтобы во всем разобраться. Надо понять, что нам теперь делать. Только с этим делом нельзя спешить. Один неверный шаг, и нас раздавят. Обождем… Не волнуйся, мам. Я все сделаю…

Бельская кивнула. Произошедшее едва не сломало ее и сейчас она была готова поверить во что угодно и слушаться кого-угодно. Тем более Алексей в этот момент ей так сильно напомнил мужа, что у нее ком вставал в горле и слезы появлялись на глазах. Тот тоже старался оградить ее от всех опасностей и трудностей. Редко, почти никогда, не рассказывал ей о своих проблемах, о которых она, конечно, догадывалась. Все старался решить сам, ни во что не посвящая ее. Вот и сын вырос точно таким же, один в один.

— … С долгом тоже надо что-то делать, — после некоторого молчания протянул Алексей, задумчиво потягивая из фарфоровой чашки обжигающе горячий чай. — Вяземский не прекратит свои попытки все у нас забрать. С таким уродом вряд ли удастся договориться… Думаю, надо идти на прием к императору и подавать жалобу на Вяземских. Пусть расторгнет договор о вассалитете, как ничтожный. Они же его все равно не соблюдают. Ведут себя с нами, как со своими слугами. Вот пусть и ответ держат перед императором, который нас и рассудит.

Алексей подмигнул матери заплывшим глазом. Мол, не все еще кончено и они немного побарахтаются. Может из этого что-то и выгорит.

Женщина, чуть успокоенная его тоном, и, главное, уверенным видом, встала с дивана и медленно подошла к большому зеркалу, где стала вглядываться в отражение. Осторожно коснулась синяков на лбу, провела пальцами по глубокой царапине на щеке.

— Ой, мы ведь совсем забыли про гимназию! — вдруг вскрикнула она. — Ты же теперь маг! Тебе нужны самые лучшие педагоги! Директор должен составить специальную программу для тебя… Подожди! У меня есть одна знакомая, которая замужем за одним известным специалистом. Это практик-маг огромного опыта, — загорелись ее глаза. — Нужно позвонить ей и договориться о встречи. Мы заплатим любые деньги. Сколько попросит, столько и дадим, — Бельская взмахнула руками. — Еще тебя нужно в внести в губернский список магов. Что морщишься? После этого можно будет уже о достойной тебя партии думать…. Слышала, у Юрьевых дочка на выданье растет. Красавица, умница, — он мечтательно улыбнулась.